Случайность (СИ) - "Dru M" - Страница 4

Я смотрю сквозь панорамное окно торгового центра, как Женя, помявшись немного у кондитерской, украдкой оглядывается и суетливо толкает дверь, пропадая внутри хлебопекарного ада.

— Итого… — тяну с грустью, заглядывая в потрепанный жизнью блокнот. Я его на прошлой неделе нечаянно постирал вместе с ветровкой, поэтому страницы посинели от чернил, а нацарапанные на них цифры слегка поплыли. — Всего неделя воздержания!

— Удручающая статистика. Скоро Винни Пух не сможет вылезти без последствий из дома Кролика, — подхватывает Машка, убирая бинокль в сумку. — Какой слой пыли на коврике для йоги?

— Половина миллиметра, — жалуюсь я.

— Никуда не годится, — выносит вердикт Маша. Она подходит и перелистывает страницы моего блокнота до той, что изрисована вдоль и поперек красным и черным маркерами. — Пора тебе, Пахан, переходить к плану «Б».

*

Я приступаю на следующий же день.

С самым невинным видом лезу к Жене на колени, когда он за завтраком читает «Атлант расправил плечи», сухо целую в скулу и тихо вкрадчиво мурлычу, начиная покусывать мочку его уха:

— Какие щечки кто-то отъел.

— Отстань, Паш… — Женя кобенится, пытаясь поверх моего плеча продолжить чтение, но я не ослабляю напор. Задираю его домашнюю майку и прохожусь холодными ладонями по его бокам. Женя вздрагивает, замирает на минуту, застигнутый врасплох моими жаркими губами, производящими захват его голого плеча под сползшим воротом, и медленно откладывает книгу.

Я внутренне ликую, чувствуя, как притупляется от ласк его бдительность, и способность мыслить трезво постепенно сходит на нет. Глажу руками под майкой и произношу самым удивленным тоном, на какой способен:

— Ого! У нас и животик появился.

— Какой еще животик? — тупо переспрашивает Женя, напрягаясь.

Приходится заткнуть его рот глубоким чувственным поцелуем, чтобы загасить проскочившие в тон нотки подозрительности. Когда Женя послушно расслабляется и вовсю участвует в поцелуе, вжимая меня своим телом в край столешницы, я отстраняюсь и облизываю губы, чтобы беззаботно заметить:

— Ну, ты не волнуйся. Ты мне и с животиком нравишься.

— Да каким еще животиком! — сердится Женя, хмуря светлые брови. — Ты же меня просто пытаешься развести?

Ага.

Чувствую по неуверенности прозвучавшей фразы, что рыбка попалась на крючок. Теперь можно давать и заднюю.

— Конечно, Жень, — склаблюсь, слезая с его колен и скучливо хмыкая. — Это я так, пошутил просто.

— Шутник хренов, — бурчит Женя, тянется к оставшемуся на тарелке пирожку, но в последний момент одергивает руку и задумчиво прищуривается.

*

Благодарю небеса за то, что батя в рейде, а мама на неделю улетела в Сочи, потому что сыновнее одиночество дает мне возможность оставлять Женю на ночь у себя и лицезреть теперь поразительные картины жизни. Серьезно, даже телевизор не нужен, достаточно притвориться спящим и подглядывать тайком за тем, как Женя в панике носится по коридору в поисках своего коврика для йоги.

Тащит его в комнату, приглушенно чихает от взметнувшегося облачка пыли и падает на несчастный коврик спиной, сходу принимаясь яростно качать пресс. Пыхтит, обливается потом, в неуверенности замирает и тут же переворачивается на живот, чтобы перейти к отжиманиям. Получается у него так паршиво, что пыхтение плавно перетекает в приглушенное шипение.

В какой-то момент мне становится нестерпимо его жалко, но, к счастью, Женя занял очень выгодную позицию для того, чтобы заметить спрятанные под моим столом журналы. Разумеется, я не случайно сунул туда предоставленные Машкой стратегические запасы, содержащие фотки стройных парней из реклам нижнего белья.

Женя достает журналы, пролистывает парочку и изменяется в лице.

Мне становится страшно. Не понимаю, что пошло не так, но где-то мой идеальный план дал сбой и в мгновение ока превратил Женю в ходячую иллюстрацию американского триллера. «Техасская резня бензопилой» называется.

Женя подскакивает как ужаленный, включает в комнате свет, заставляя меня, привыкшего к темноте, часто удивленно заморгать. Он становится у кровати и резким рывком сдергивает с меня одеяло.

— Подъем! — рычит это чудовище, захватившее разум и тело Женьки, и вдруг больно огревает меня скрученным в трубочку глянцем по ягодице. Я возмущенно вскрикиваю, натягивая ткань пижамных шорт на ушибленное место, чтобы не получить по нему еще раз. — Я не понял, это еще что за нафиг?

Женя трясет раскрытым журналом у меня перед носом, и я с ужасом вижу, что напротив каждой модели корявым почерком, тщательно подделанным под мой, написаны комментарии — «ничего так», «секс», «огонь», «я бы трахнул». Я утыкаюсь горящим от стыда лицом в подушку и издаю жалобный стон. Вот это Машка перестаралась. Надо было всего лишь подстегнуть Женю заняться спортом на постоянной основе и перестать злоупотреблять мучным, а не будить в нем бешеную ревность. И как я не догадался заглянуть в журналы?

— «Я бы трахнул»? — кривится Женька.

— Да это не я писал… Это просто был такой прикол… — пытаюсь оправдаться, отползая поближе к металлическому изголовью кровати.

— Я тебя сейчас так по приколу трахну, шутить разучишься! — обещает Женя вкрадчиво и тянет меня за ногу ближе к себе.

— Женя-а-а! — меня переворачивают одним слитным движением — откуда ж столько сил? — и снимают с меня шорты с трусами. Женя замахивается и шлепает меня журналом по ягодицам несколько раз, заставляя вскрикнуть и завертеться в попытке избавиться от щекочущего жжения, которое действует на меня как-то неправильно: я не только до смерти перепуган реакцией Жени, но и начинаю медленно, но верно возбуждаться.

— Иди сюда, стендапер несчастный, — шипит Женя и откидывает журнал в сторону, чтобы смачно шлепнуть меня по ягодице ладонью.

— Аа-ах! — вырывается у меня протяжный вскрик, звучащий так томно, что это заставляет на секунду изумленно замешкаться и Женьку.

Когда он понимает по моим горящим от смущения щекам, что шлепок напрямую связан с тем, что я пытаюсь потереться стояком о сбитую простынь, его дыхание тяжелеет, а зрачки расширяются.

- Ну, держись.

Он ерзает, снимая боксеры, и толкает меня лицом в подушку, а сам пристраивается сзади, приставив открывшуюся головку к разработанному колечку мышц. Женя слегка подается вперед, и стенки моего ануса гостеприимно растягиваются и обхватывают ее.

Перед глазами у меня проносится сноп ослепительных искр. Я впиваюсь руками в края матраса, тяжело дыша, и понимаю, что если сейчас не позволю себя трахнуть, то взорвусь от неудовлетворенного желания.

— Еще раз такое у тебя найду, — произносит Женя предупреждающе, но я сбивчиво его прерываю:

— Не найдешь. Не найдешь, Жень, только пожалуйста…

Женя смачивает большие пальцы в слюне, надавливает ими на края ануса, помогая себе, толкается глубже и загоняет в меня член до самого основания. Я схожу с ума от чувства наполненности, от пульсирующей горячей плоти внутри, которая распирает, заставляет стенки тянуться с непривычки. С таким звериным напором он еще меня не брал.

И все же, ничто не дарит такого удовольствия, как Женька, с силой вколачивающий меня в матрас. Как наши смешавшиеся воедино стоны, как его пальцы, впивающиеся в бедра.

Как собственные крики и волнующее понимание того, что нас слышат, наверное, все соседи. Как чувство подъема и эйфории, которые скручиваются в тугой узел внизу живота. Ощущение наслаждения и сладостного томительного предчувствия кульминации, которое застилает взор и заставляет дышать через раз.

— Женька… — всхлипываю громко.

Его имя звенит мелодией страсти и нежности, набравшей силу кинетической энергией. Оно становится спусковым механизмом, тем, что позволяет Жене напрячься и с гортанным стоном излиться в меня так сильно, что я чувствую его горячее семя глубоко внутри и, глухо застонав, кончаю следом.

Я пытаюсь отдышаться, а Женька выходит из меня, наклоняется, чтобы убрать прядь, от пота прилипшую к моему виску, и нежно целует в краешек блаженно улыбающихся губ.