Манул (СИ) - Македонский Ляксандр Олегович - Страница 48

Манул смирился со своей участью, но максимально попытался отстраниться от коллектива. Остальные наймиты не решались его беспокоить, оставив наедине со своими мыслями и переживаниями.

Глядя на его ссутуленную спину, девушка невольно освежила в памяти утреннее происшествие. Она впервые задумалась о том, что она, собственно, знает о своём спутнике. Оказывается, она не ведает ни откуда он родом, ни кто его родители. Она даже не уверена, назвался ли он своим настоящим именем.

— Май, можно задать вопрос? — решившись, спросила она, соскочив с телеги, поравнявшись с оборотнем.

— Задавай, — неожиданно милостиво откликнулся он, не поднимая головы.

— Кто такой Самаель?

Манул вздрогнул, его спина резко распрямилась, а янтарные глаза оборотня обратились в сторону моментально стушевавшейся девушки. Она уже была и не рада, что вообще решилась говорить об этом.

— Охотник на нечисть. Глава цеха охотников на нечисть. Он убил мою семью.

— А как же…

— По глупому стечению обстоятельств меня тогда не было рядом… — перебив ее, закончил оборотень. — Просто запомни: если увидишь охотника — беги. Они не жалеют никого, в ком увидят хоть каплю сверхъестественного.

— Но…

— Ладно, уговорила. Я расскажу кое-что о себе. Кажется, этот вопрос тебя сейчас тоже гложет. В качестве извинения я тебе это расскажу, но впредь попрошу не разглашать эту информацию, — вновь перебил девушку оборотень. — Добрик, мы отойдем ненадолго, хорошо?

Купец лишь рукой махнул, отлично поняв, что его разрешение тут, скорее, для галочки. Впрочем, своим купечьим чутьем он чуял, что этим двоим нужно поговорить. А потому он решил в этот раз закрыть глаза на такое вопиющее неуважение к своим обязанностям.

Дождавшись, когда обоз отъедет достаточно далеко манул заговорил:

— Наверное, сначала нужно начать с моего имени и положения. Имя, данное мне при рождении, принадлежало наследнику очень влиятельного рода, но в силу кое-каких обстоятельств носить я его оказался недостоин.

— Ты бастард! — осенило Солоху в тот же миг. Девушка охнула, тут же прикрыв рот рукой. Манул лишь кивнул в ответ. С виду было не понять, обидела ли его такая догадливость, или же нет.

— Верно, но обнаружить это смогли не скоро. А потому до семи лет я носил имя Раамона Даксталь. Когда же обман вскрыли меня стали называть по месяцу рождения. Я родился в мае и стал Маем. Имя это приросло ко мне гораздо крепче, нежели Раамон. А потому я предпочитаю использовать его.

И если до этой фразы девушка еще не особо понимала, как может быть связан охотник на нечисть с уважаемым родом, то имя Даксталь тут же расставило все кусочки пазла на свои места. Да, в Приграничье имя Даксталь имело вес. Баронство, через земли которого пролегал весь северный тракт, семья, контролирующая все северное Приграничье, единственный аристократический род, состоящий в дружбе с северными варварами. Подробностей Солоха не знала, но слышала в Маковце, что именно барона Лендларха Даксталь считали негласным королем севера. Правда, как говорили они, барон не имел бастардов…

— Неужели барон Лендларх — твой отец? — испуганно прошептала она, тут же вспомнив первый день путешествия и того веселого мужичка, треплющего о том как казнили уважаемого человека, оказавшегося оборотнем-волком. — Но как, же тогда…?

— Я не его сын, — усмехнувшись, ответил Май, окончательно сбив с толку селянку. Девушке оставалось только глупо хлопать глазами, пытаясь хоть как-то сложить все свои мысли в какое-то подобие логической цепочки. — Мой отец имел неосторожность влюбиться в темную холопку и возвысить ее до баронессы. Увы, волки так безрассудны, когда влюблены. Нацепив тряпки баронессы, моя мать так и осталась обычной девкой, которая и до знакомства с бароном не страдала целомудрием. Именно поэтому она моментально нашла себе любовника на стороне. Я даже не знаю, кто это был, — Май отвернулся, горько усмехнувшись. — Любовник, погостив неделю в фамильном замке Даксталь, вскоре уехал, а моя матушка оказалась обрюхачена. Увы, мать тоже не сразу поняла, что ребенок не от Лендларха, иначе бы убила меня еще в своей утробе. До семи лет я рос как будущий наследник, но ни разу не перекинулся в волка. Барон знал, что иногда дети, рожденные от союза человека и оборотня, не приобретают звериную суть. А так как я в детстве был похож на мать, ее измена осталась незамеченной. Время шло. Я рос и крепчал… Мне никогда не забыть глаза барона, когда я вошел в его кабинет, сжимая в руках убитую мышку. Это был как раз мой седьмой день рождения. Мои уши и хвост, позолотевшие кошачьи глаза моментально выдали измену и мое настоящее положение. В тот же день меня вычеркнули из наследства и бросили в темницу. Лендларх был так зол, что хотел убить меня, заморив от голода и жажды. Я сидел в полнейшей темноте, сырости и холоде. Вокруг меня пищали голодные крысы, только и ждущие того часа, когда я обессилев засну. И я заснул. Усталость взяла свое. И тогда они накинулись на меня. Все вместе. Именно благодаря им я смог осознанно перекинуться в кота, разодрать их и насытить свой голод. Таким меня и застал барон, когда пришел навестить. Окровавленного, сжимающего в зубах крысиный труп, среди горы умерших тварей. Вместе с ним зашла еще какая-то женщина. Женщина эта оказалась ведьмой, очень могущественной и опасной колдуньей, которой очень сильно задолжал Лендларх. В обмен на долг она заставила барона сохранить мне жизнь, и даже выбила право жить и работать на конюшне во дворце. После недели тьмы и голода я готов был целовать руки и ноги своей спасительницы и был по-настоящему счастлив. После этого уже я стал ее должником. И она еще пару лет обучала меня всему, что я должен знать о чернобожьем племени. Наверное, именно благодаря ей, я тогда не сломался, не уподобился плебсу, остался в душе бароном. Тогда, правда, я не знал, что же эта коварная ведьма потребует взамен спасения и обучения… — манул резко притих, словно бы пытаясь подобрать нужные слова. Солоха не посмела его перебивать, хотя вопросы по ходу повествования у нее возникли. — До пятнадцати лет я был помощником конюха, проводя все сутки напролет на заднем дворе. Меня оформили как крепостного. А после пятнадцати барон отдал меня в рекруты как одного из своих крепостных. Надеялся, что я там и издохну видимо. Увы, я выжил, и даже кое-чему обучился за десять-то лет! На мое счастье в армии очень любят молоденьких мальчиков. Я в своем полку был самым юным. Моя худоба, некоторая аристократичность манер и поведения привлекли внимание одного из наших командиров. Славился он не только как бесстрашный воин, но и как знатный извращенец. Как оказалось, он и впрямь очень любил мальчиков. В обмен на сносную армейскую жизнь я стал его «пажом». Меня перестали бить во время муштры и не морили голодом. У меня была сносная одежда и командир лично обучал меня искусству ведения боя. Он был очень искусен, этот командир Дорский. Обучал меня как своего любимца. Для него я был чем-то вроде экзотичной зверушки. Увы, но тогда я еще плохо контролировал себя и Дорский быстро распознал во мне оборотня. Он не стал меня убивать, хотя и должен был. Сказал лишь, что так ему со мной играть даже интереснее. Хах, он все же был знатный мерзавец, этот Жорих Дорский! И я ничуть не жалею, что убил его. Пришлось, конечно, подставить одного своего напарника, тоже его фаворита, но дело того стоило. Дорский мертв, его верный любовник тоже, а я все еще жив. Копчу это небо своим существованием, — Май зло рассмеялся. Солоха даже немного отодвинулась от него. Конечно, ей всегда было интересно, кто научил Мая так лихо драться, но она даже подумать не могла о том, что ее спутник был рекрутом. Провел десять лет в настоящей тюрьме. Удивительно, но она не осуждала его за убийство. Просто в какой-то момент поняла, что маленькому мальчику, закинутому в логово зверей не выжить, если самому не уподобиться зверю. А в том, что армия — место ничуть не уступающего по своей атмосфере тюрьме, селянка была отлично осведомлена. Ни один парубок, находясь в здравом уме, не спешил идти в рекруты, а потому набор состоял в основном из уголовников, крепостных и должников, Тех, кому уже было нечего терять. Тех, кто готов был на все, чтобы просто выжить, иметь кров над головой, и хоть какое-то подобие одежды и еды.