Жили-были
(Русские народные сказки о боге, черте, и попе, и хитроватом мужике) - Круглов Юрий - Страница 28

Обе они и сгорели.

В одном селе жил-был бобыль. Домишко у него был плохонький, лошаденки у него не было, коровки и в помине нет, и дров у него не было.

Зима пришла, а в нетопленной избе холодно. Бобыль взял топор и пошел в лес. И попалось ему на глаза заколдованное дерево липка. Он стук по ней топором и ну ее рубить. А липка заговорила по-человечески: «Что хочешь, всего тебе дам! Богатства ли у тебя нет, жены ли у тебя нет — всего тебе дам!» Мужик и говорит: «А хорошо, если б ты, матушка, сделала меня богаче всех мужиков, а то у меня и коровки нет, и лошаденки нет, и домишко плох!» Липка сказала: «Ступай себе домой! Все у тебя будет!» Мужик идет: дом у него новый, заборы бревенчаты, кони такие, что лететь хотят, а амбары хлебом насыпаны. Но не радуется бобыль: нет у него жены. «Что делать? Дай пойду к матушке липке!» Взял топор и пошел в лес.

Приходит в лес к липке и стук ее топором. «Что тебе надо?» — «Матушка липка! У людей жены, а у меня нет. Сослужи мне службу, дай мне хорошую жену». Липка сказала: «Ступай себе домой!» Бобыль идет: жена его встречает, такая хорошая, кровь с молоком, и полны чуланы всяким добром!

Вот стал жить бобыль с молодой женой и думает: «Хорошо нам жить богатым, а все мы под начальством! Нельзя ли как мне быть самому начальником?» Подумал с женой, пошел опять к липке.

Приходит в лес, стук ее топором. Липка спрашивает: «Что тебе, мужичок, надобно?» — «А вот что, матушка липка! Хорошо нам жить богатым, а все мы под властью, нельзя ли мне самому быть старостой?» — «Хорошо, ступай домой: все у тебя будет!» Не успел бобыль прийти домой — к бобылю бумага: «Быть бобылю старостой».

Привык бобыль жить старостой и думает себе: «Хорошо быть старостой, а все у господина под властью. Нельзя ли быть самому господином?» Подумали с женой, посоветовались, и пошел он опять к липке.

Приходит и стук ее топором. Деревцо спрашивает: «Что тебе надо?» — «Спасибо тебе, матушка, за все, а как бы мне перед господином шапки не ломать, самому бы быть господином?» — «Что с тобой делать? Ступай себе домой, будет у тебя все!» Не успел прийти домой, как приехал губернатор, привез от короля бумагу: «Быть бобылю дворянином».

Привольно быть дворянином, начал пиры да банкеты задавать. Хорошо быть дворянином, а все же бесчиновный! Нельзя ли быть чиновным? Подумали, посоветовались, пошел он к липке, стук ее топором. «Что тебе, мужичок, надо?» — «За все тебе, матушка, спасибо! А нельзя ли мне быть чиновным?» — «Ну, ступай себе домой!» Не успел прийти домой, как приходит королевская бумага: пожалован чинами.

Хорошо быть чиновным, а все у губернатора под властью. Нельзя ли самому быть губернатором? Подумал с женой, пошел в лес к липке.

Приходит к липке, стук ее топором. Она и говорит: «Что тебе, мужичок, надо? Чем недоволен?» — «Спасибо тебе, матушка, за все, да нельзя ли как быть мне самому губернатором и иметь богатую вотчину?» — «Трудно это сделать, да что с тобой делать? Ступай себе домой». Не успел бобыль домой прийти, как пришла бумага: «Быть бобылю губернатором!» И подарен вотчиной.

Привык бобыль жить губернатором, точно отроду мужиком не был. «Хорошо мне жить губернатором, а все у короля под властью». Подумал, пошел в лес к липке.

Приходит, стук ее топором. Деревцо спрашивает: «Что тебе надо?» — «Все хорошо, благодарю тебя за все, да нельзя ли мне быть самому королем?» Липка стала его уговаривать: «Безумный, чего ты просишь? Подумай, что ты был и что стал? Из бобыля стал знатен и все, а король богом избран». Липка его уговаривала всячески, чтоб он больше не просил, а то все потеряет. Бобыль не отступал, приставал, чтобы она сделала его королем. А липка ему сказала: «Этого нельзя сделать и не будет и последнее потеряешь!» А бобыль все пристает. Липка и говорит: «Будь же ты медведем, а жена медведицей!»

И стал он медведем, а она медведицей.

Вот откуда пошли медведи.

Жил-был царь, у него был сын Иван-царевич, и был у него дядька Торопыга. И женился Иван- царевич на Марье Премудрой. А у нее была мачеха, да такая злая! Вот Иван-царевич с Марьей Премудрой спит, прилетает птица-вещунья и говорит: «Иван-царевич спит, и Марья Премудрая спит, а того горя не ведают, что пришлет к ним мачеха коней на перемену: как сядут, так и умрут, а кто это слышит да скажет, тот по колена окаменеет». Торопыга услыхал, ничего не сказал, а как мачеха прислала коней, он их и порезал. Иван-царевич посердился, однако ничего.

Вот на другую ночь прилетает опять птица-вещунья и вещует: «Иван-царевич спит, и Марья Премудрая спит, а того горя не ведают, что пришлет им злая мачеха платье на перемену: как наденут, так и умрут, а кто это слышит да скажет, окаменеет по пояс». Торопыга все слышал, ничего не сказал, а как прислала мачеха платье, он его в печи сжег. Опять рассердился Иван-царевич, но ничего.

На третью ночь прилетает опять птица-вещунья и вещует: «Иван-царевич спит, и Марья Премудрая спит, а того не ведают, что приползет к ним ночью сама мачеха лютой змеей и съест их, а кто это слышит да скажет, тот весь окаменеет». Торопыга слышал, взял саблю, пошел, стал ночью у спальни. Приползает змея, он и ну ее рубить; изрубил да ненароком задел Ивана-царевича и порезал ему руку.

Иван-царевич проснулся, видит: на полу кровь, у него рука порезана, а Торопыга с саблей. Иван-царевич и говорит: «Ну, теперь я вижу, что ты и коней зарезал, и платье сжег, и нас убить хотел! Скажи, зачем ты это делал?» Торопыга и стал ему рассказывать: «В первую ночь, — говорит, — прилетела птица-вещунья и вещует: „Пришлет злая мачеха коней на перемену, как сядут, так и умрут. А кто это слышит да скажет, тот по колена окаменеет“». Торопыга и окаменел по колени. «На вторую ночь, — говорит, — прилетела опять птица-вещунья и говорит: „Пришлет злая мачеха платье на перемену, как наденут, так и умрут. А кто это слышит да скажет, тот окаменеет по пояс“»… Торопыга и окаменел по пояс. «На третью ночь, — говорит, — опять прилетела птица-вещунья и говорит: „Иван-царевич спит и Марья Премудрая спит, а того горя не ведают, что приползет к ним ночью сама мачеха лютой змеей и съест их. А кто это слышит да скажет, тот весь окаменеет“». Торопыга весь и окаменел. Иван-царевич узнал, как дядька их любил, заплакал, велел положить в церкви в гробу.

Вот родился у Ивана-царевича сын, было ему уже три года, пошли они в церковь, отец и говорит ему: «Вот тут лежит наш дядька Торопыга, поцелуй его; он нас три раза от смерти спас, а сам окаменел». Царевич хотел поцеловать Торопыгу, да ударился ноготком, разбил его, кровь капнула на Торопыгу, он и ожил.

И стали они все вместе жить да поживать да добра наживать.

Жили-были брат с сестрой. Брат был уж великонек, эдак лет десяти, а сестра была маленькая, в люльке. Она такая была крикливая, никто не мог ее закачать, только один брат закачивал. Сядет он, станет люльку качать, качает да припевает:

Она слушает, слушает да и заснет; так она и выросла и стала такой красавицей, что ни в сказке сказать, ни пером написать. Один раз и говорит она брату: «Братец, а помнишь, как ты меня обещал отдать за рыцаря-царя?» Что ему делать? Он написал ее портрет (а на ту пору царю невесту искали), и повез к рыцарю-царю.

Царь как увидел, так и влюбился в этот портрет, говорит: «На этой хочу жениться, вот моя невеста!» Царь велел к свадьбе все готовить, а сам снарядил поезд и послал за невестой. Она стала собираться и взяла с собой свою старую няньку да ее дочь — девчонку Шелудивочку. Сели они втроем в золотую карету и поехали. Ехали они два дня, и приезжают на третий день к морю: надо ехать через мост. Нянька и говорит невесте: «Выглянь из окошечка, посмотри, как на море волны бьют». Невеста высунулась побольше, она ее в море и пихнула. Невеста утонула, сделалась золотой рыбкой и поплыла.