Жили-были
(Русские народные сказки о боге, черте, и попе, и хитроватом мужике) - Круглов Юрий - Страница 10

Приходит Иван-кучер к барину: «Нестерка говорит: „Я не брал; барин не дурак, в соломенную крышу не поверит такие деньги! А я не брал!“».

Барин кричит: «Я его на суд! В тюрьму забрякаю!»

Приходит Иван опять к Нестерке: «Тебя на суд зовут. В восемь утра приходи!»

Хорошо. Опоясался утром Нестерка. Лапотки надел. Мужик как мужик. Приходит на кухню. «Доложите барину, что я пришел!» Вышел барин: «На суд едем, собирайся!» — «Что же, — говорит Нестерка, — мне пешком не дойти. Одели бы меня. Кто поверит, что вы мне дали такую сумму — тридцать фунтов золота и сорок фунтов серебра?»

Стали его одевать господином. Цилиндр дали, зонтик. Настоящим помещиком одели. А Нестерка говорит: «Дай мне, барин, кучера». — «Василий-работник поедет». — «Барин, Василий — мой кучер?» — «Твой, твой!» — «Ты слышишь, Василий? Чей ты кучер?» — «Твой, Нестерка!»

Василию дали лошадей с рабочей конюшни; поехали. Барин говорит: «Не отставай от меня, Нестерка!» Барин вперед поскакал, Нестерка сзади догоняет — не догнать.

Приехали. Барин к прокурору пошел. Пустили его — барин! Со всеми за ручку здоровается. А Нестерка сзади ходит. Стал у порога. Подает барин записку: «Так и так, — говорит прокурору, — а куда он деньги дел? Ни стремян, ни денег».

Прокурор прочитал: «Тридцать фунтов золота, сорок фунтов серебра взято от такого-то помещика, такого-то месяца». Прокурор и говорит: «Нестерка, ты брал?» — «Никак нет, господин прокурор! Он скажет, что и пальто на мне его!» — «Мое!» — барин кричит. «И сапоги его?»— «Мои!» — «И кони его?» — «Мои!» — «И цилиндр его?» — «Мой!» — «Он скажет — и кучер его!» — «Мой!»

Прокурор — в окно: «Нестеркин кучер, сюда! Ты чей кучер?» — «Нестеркин».

И постановили: барин в разуме помешался!

А Нестерку оправдали, лошадей за ним оставили. На тех лошадях он и домой приехал.

Спрашивает муж жену: «Что ты, баба, прядево не прядешь?» А она говорит: «Что ты, нынче праздник!» — «Какой?» — «Саввы-преосвященного».

Ну, мужик оставил ее в покое, не стал ее неволить.

Прошло несколько времени, опять ее муж спрашивает: «Что ты, баба, холсты не ткешь? Вот и Савва прошел». А она ему опять и говорит: «Нельзя нынче работать: нынче святая Варвара».

И вдруг его жена захворала, через три дня померла. Мужику покрыть-то ее оказалось и нечем. Взял он непряденую пряжу и обмотал ею жену.

Вот поп пришел отпевать и спрашивает мужика: «Что это она у тебя вся пряжей обмотана?» А муж и говорит: «Батюшка, она на этом свете вся просаввилась да проварварилась. Вот голая на тот свет и отправилась!»

Пустил мужик петуха в подвал; петух там нашел горошинку и стал кур скликать. Мужик услыхал про находку, прогнал петуха, а горошинку полил водою. Вот она и начала расти; росла, росла — выросла до полу. Мужик пол прорубил, горошинка опять начала расти; росла, росла — доросла до крыши. Мужик и крышу разобрал, стала горошинка еще выше расти; росла, росла — доросла до небушка. Вот мужик и говорит жене: «Жена, а жена! Полезу я на небушко, посмотрю, что там деется? Там и сахару и меду — всего вдоволь!» — «Полезай, коли хочешь!»

Мужик и полез на небушко; лез, лез, насилу влез. Входит в хоромы: везде такое загляденье, что он чуть глаза не проглядел! Середи хором стоит печка, в печке и гусятины, и поросятины, и пирогов — видимо-невидимо! Одно слово сказать — чего только душа хочет, все есть! А сторожит ту печку коза о семи глазах. Мужик догадался, что надобно делать, и стал про себя приговаривать: «Засни, глазок, засни, глазок!» Один глаз у козы заснул. Мужик стал приговаривать погромче: «Засни другой, засни другой!» И другой глаз заснул. Так шесть глаз у козы заснули, а седьмого глаза, который был у козы на спине, мужик не приметил и не заговорил. Недолго он думал, полез в печку, напился, наелся, насахарился; вылез оттуда и лег на лавочку отдохнуть. Пришел хозяин, а коза про все ему и рассказала: она все видела седьмым глазком. Хозяин осердился, кликнул своих слуг, и прогнали мужика взашей.

Побрел он к тому самому месту, где была горошинка: глянул — нет горошинки. Что будешь делать? Начал собирать паутину, что летает летом по воздуху; собрал паутину и свил веревочку; зацепил эту веревочку за край неба и стал спускаться. Спускался, спускался, хвать — веревочка вся, а до земли еще далеко-далеко; он перекрестился— и бух!.. Летел, летел и упал в болото. Долго ли, коротко ли сидел он в болоте (а сидел он в болоте по самую шею), только вздумалось утке на его голове гнездо свить; свила гнездо и положила яйца. А мужик ухитрился, подкараулил утку и поймал ее за хвост. Утка билась, билась и вытащила-таки мужика из болота! Он взял и утку, и яйца, принес домой и рассказал про все жене.

Как у нас на селе подралась попадья с дьяконицей; маленько поноровя, черт треснул пономаря; поп затужил и обедни не служил. Собирались сельские, деревенские, городские, посадские, собралось семьдесят семь нищих, плели они лычной колокол о сто пудов, повесили на крапивный сук, ударили в соборе не рано, услыхало людей не мало: Филька да Илька, Савка да Ванька. Приносили они нищим пищу: куричьи сливки, свиные рожки, бараньи крылья. Пошел Ванька в кладь, взял кусок железа, сковал себе топор: ни мал, ни велик — с комарье плечо. Пошел он с ним во чистое поле пресвятое дерево — рябину рубить. Впервые тюкнул — пошатнулася, вдругорядь тюкнул— повалилась. Он рубил, рубил, ничего не срубил, только у себя ногу отсек. День лежал и ночь лежал, никто не спознал; спознали комар да муха, зеленое брюхо; посадили его на колёски — повезли на небёски.

На небёсках стоит церковь— из пирогов складена, шаньгой покрыта, калачом заложена. Ванька хитер бывал: взял калач, переломил да и двери отворил. А в церкви-то все не по-нашему: паникадило репяное, свечи морковные, образа — пряничные; стоит поп железный, пономарь оловянный, жестяная просвирня. Он у них спросил: «Когда у вас бывает репное заговенье?»

Они ничего ему на то не сказали, он осерчал, по щелчку им дал да с неба упал.

Служил солдат богу и великому государю целых двадцать пять лет, выслужил три сухаря и пошел домой на родину. Шел-шел и крепко задумался: «Служил я царю двадцать пять лет, был сыт и одет; а теперь до чего дожил? И голоден, и холоден; только и есть что три сухаря». А навстречу ему убогий нищий и просит милостинку. Солдат отдал нищему один сухарь, а себе оставил два. Пошел дальше; немного погодя попадается ему другой нищий, кланяется и просит милостинку. Солдат и этому сухарь, и остался у него один. Пошел дальше своей дорогою и повстречал третьего нищего; кланяется ему старец и просит милостинку. Вынул солдат последний сухарь и думает: «Целый дать — самому не останется, половину дать — пожалуй, сойдется этот старец с прежними нищими, увидит у них по целому сухарю и обидится; лучше отдам ему весь, а сам обойдусь кое- как!»

Отдал последний сухарь и остался ни при чем. Вот старец и спрашивает его: «Скажи, добрый человек, чего желаешь, в чем нуждаешься? Я тебе помогу». — «Бог с тобой! — отвечает солдат, — с тебя, старичок, взять нечего: ты сам человек убогий». — «Да ты не смотри на мое убожество, только скажи, чего желаешь, а я уж награжу тебя за твою добродетель». — «Мне ничего не надо, а коли есть у тебя карты, так подари на память». Старец вынул из-за пазухи карты и дает солдату: «Возьми, — говорит, — с кем ни станешь играть в эти карты — всякого обыграешь; да вот на тебе и торбу: что ни встретишь на дороге, зверя ли, птицу ли, и захочешь поймать, только распахни торбу и скажи: „Полезай сюда, зверь али птица!“ — и все сделается по-твоему». — «Спасибо», — сказал солдат, взял карты и торбу и поплелся в путь-дорогу.