Пантера (СИ) - Махавкин Анатолий - Страница 21

Обогнув здание, полицейские поняли, что взламывать заднюю дверь им не придётся: кто-то постарался за них. Да ещё и так основательно, что остались одни деревянные щепки. Похоже, дело действительно серьёзно. Егор ощутил, как ледяные мураши зашевелились на его спине.

— Диспетчер, — Андрей зажал кнопку передатчика, — Диспетчер. Катя, ответь, мать твою!

Только шипение. Полицейские переглянулись. Егор поморщился. Такая фигня постоянно происходила в окрестностях Лисичанска и кое-кто утверждал, будто видел мощную глушилку на заднем дворе института. Байки, скорее всего, но связь тут работала реально безобразно. И мобильная и радио.

Третьяков посветил внутрь и луч света тут же наткнулся на поваленный холодильный шкаф, лежащий под остатками двери. Судя по всему, Селезнёв пытался подпереть им дверь и видимо, неудачно. В металлической панели осталась глубокая вмятина, точно туда ступил кто-то очень тяжёлый. Третьяков принялся материться, что выглядело весьма непривычно и от этого, Егор ощутил ещё больший страх.

Из прохода несло каким-то смрадом. И если животную вонь Фёдоров разобрал, то второй запах — чуть сладковатый, вызывающий дурноту, заставлял его напрягать память. Где-то он такое уже нюхал. В армии, что ли…

— Держи проход, — сипло сказал он, вглядываясь во мрак, — Как у негра…

— Всюду вы были, — нервно хихикнул напарник, выцеливая автоматом непонятные тени.

Фёдоров ступил на лежащий шкаф, ощущая, как тот слегка прогнулся под его немаленьким весом и задумался, сколько же весил тот, кто разбил дверь. Бег мурашек по спине значительно ускорился. Андрей осторожно последовал за товарищем и похлопал его по плечу.

— Чувствуешь? — он потянул носом, — Порохом воняет. Порохом и кровью. Катя, слышишь меня? Твою мать!

— У этого придурка было ружьё, — протянул Егор, спускаясь со шкафа на пол.

Теперь он вспомнил: точно, в армии. Один из новобранцев неудачно кинул гранату и она упала в окоп. Парню разворотило живот. К счастью придурка успели спасти, но этот запах вывороченных внутренностей…

Луч фонаря пробежался по полу и остановился на чьих-то босых ногах, торчащих из-за угла. Ноги лежали абсолютно неподвижно и вокруг них расплывалась лужа, чёрная, в свете фонаря. Запах крови, свежего дерьма и мокро шерсти в этом месте казался абсолютно непереносимым, точно люди угодили в вольер какого-то хищника.

— Твою мать, — проворчал Андрей, ощущая, как тошнота подступает к горлу, — Катя, отзовись, дура штампованная! Вот мля…

Если они надеялись увидеть за углом остальное тело, то их ожидало разочарование. Ноги да ещё какие-то жалкие остатки, — вот и всё, что неизвестная тварь оставила от Дмитрия Селезнёва. Потом свет выхватил оторванную голову и Третьяков не смог сдержать рвотных позывов. А выражение дикого ужаса на физиономии мёртвого человека пробирало до глубины души.

— Всё в порядке. — Андрей отстранил руку партнёра и сплюнул, — Хотя, какое там, в порядке! Егор, шлёпай к машине, попробуй докричаться оттуда, а я тут немного осмотрюсь. Вот дерьмо то!

— Не было печали, — согласился Фёдоров и потёр нос, — Ну и вонища.

Судорожно сглатывая слюну и сдерживая спазмы бурлящего желудка, он торопливо выбрался наружу и глубоко вдохнул неосквернённый воздух ночи. «Как свинью! — мелькнуло в голове полицейского. — Разделали, как долбаную свинью!»

Пока Егор шёл к урчащему автомобилю, ему немного полегчало, однако воспоминание о кусках изуродованного тела не оставляло его, вынуждая руки дрожать, точно от глубокого похмелья. Впрочем, за руль Фёдоров сел почти спокойным. Однако не успел он взять передатчик, как тишину ночи разорвал дикий рёв взбешённого зверя. Потом ударила автоматная очередь. Следом ещё одна — короче. И вновь оглушительный рёв.

Видимо, на несколько мгновений мозг Егора просто отключился, потому что пришёл в себя в движущейся машине. Ударив по тормозам, Фёдоров высунулся в открытую дверь и крикнул:

— Андрюха, с тобой всё в порядке? Ты жив? Чёрт…Что случилось?

Мрак ожил, зашевелился и обратился огромной тварью, которая вскочила на капот машины. Видя перед собой только два светящихся глаза, горящих жаждой убийства, Фёдоров утопил педаль газа в пол и схватил автомат. Вести автомобиль и стрелять оказалось весьма неудобно, поэтому грохочущее оружие едва не выбило конечность из сустава. Лобовое стекло покрылось густой сетью трещин.

Не видя ничего впереди, полицейский выкрутил баранку руля и ударил стволом автомата по стеклу. В ослепительном свете фар и дожде, из осыпающихся осколков, огромное дерево, растопырив лапы-ветки, метнулось ему навстречу. Руль, точно живой, вывернулся из рук и вонзился в грудь Егора. Жуткая боль пронзила тело и терзала оставшиеся секунды.

«Чёртовы растения всё-таки добрались до меня. — подумал Фёдоров, превозмогая наступающую тьму, — А Ксюша ждёт дома…Вечер и свечи. Свечи так мигают. Свечи…»

Обезумевшие тени неслись вскачь, перепрыгивая с одного дерева на другое, пожирая листья бездонными чёрными глотками. Потом уносились прочь, поднимались в небо и соединялись в единый сумасшедший хоровод мрака.

— Больно! — рычал он и слизывал кровавые капли, выступившие на коже, — Больно! Больно!

Один из выстрелов угодил в цель, скользнул по полосатой шкуре и опалил короткую шерсть, оставив длинную красную царапину. Она оказалась неглубокой, но всё же болезненной и это приводило его в бешенство. Это проклятый свет, который может причинить боль! У хилых двуногих имелся свет, причиняющий страдание. Свет, который вылетал из их мерзких палок.

Когда-то он знал, что это такое (умел пользоваться?), но сейчас это было неважно. Главное — ему удалось хорошо поесть! Больше не требуется бегать среди царапающихся сучьев и тратить силы на мелкую дрянь с жёстким мясом. Сегодня ему досталось очень много мягкого вкусного мяса. Досталось достаточно легко. А если бы у двуногих ещё и не имелось проклятых палок, плюющихся светом!

Двуногих есть очень приятно, приятно, приятно! Ведь они так долго причиняли ему боль. Эта боль до сих пор живёт в его голове и особенно, когда пылающий кругляк лезет вверх. Он злобно зарычал, когда вспомнил двуногих. Не тех, которых убил сегодня, а других, из прошлой жизни.

— Шок! — прорычал он ненавистное слово, вспоминая и другие непонятные звуки, после которых приходила невыносимая боль, — Увеличьте напряжение. Измените частоту.

Язык теперь всё меньше слушался его, когда он пытался говорить, потому что стал непривычно длинным. Те немногие слова, которые ещё оставались в памяти, с трудом покидали его глотку. Но зато легче стало вылизывать себя и лакать воду. Это хорошо. А слова…Пусть уходят и пусть боль в голове уходит вместе с ними. Тогда всё успокоится.

А сейчас ему больно.

— Больно! — рыкнул он и ещё раз провёл шершавым языком по кровоточащей царапине. Кожу запекло и он зарычал, что есть мочи. Эхо понеслось во мрак и ещё долго блуждало между тёмных деревьев.

В лаборатории сегодня было необычайно многолюдно. Помимо обычных сотрудников присутствовали ещё шесть человек и если двое работали в институте, то остальные четверо прибыли неизвестно откуда. Сергей Александрович Малов скромно сел в углу, точно пытаясь превратиться в человека-невидимку. Пётр Лимонов, курирующий безопасность лаборатории напротив, выволок стул едва ли не в центр помещения. Теперь его огромная туша занимала проход, мешая всем передвигаться. Оставшиеся четверо предпочли стоять.

Один из незнакомцев перекинулся парой фраз со Станиславским, причём обращался к доктору на английском языке. Чагов немедленно шепнул Северцеву, что узнал человека. По мнению Леонида, их навестил известный биолог-космонавт, имеющий отношение к программе НАСА по колонизации Марса. Константин, бросив единственный взгляд на мужчину, возразил, что судя по выправке тот скорее напоминает военного офицера. Чагов тут же парировал, дескать это ни фига не значит и почему бы космонавту не иметь воинского звания?