Падение Света (ЛП) - Эриксон Стивен - Страница 88

— Вы не понимаете, Тат Лорат. Легион стал хрупким после измены капитана Шаренас. Нельзя позволить вам плодить среди солдат фаворитизм, зависть и разгул порока. Хватает и того, что вы отдаете взаймы собственную дочь… кстати, этому тоже настает конец. Немедленно. Находите союзником мерами менее непристойными.

— Не вам определять поступки моей родни, Смертный Меч.

Наконец удалось разбудить ее, понял Раал. Интересно, откуда исходит пламенная ненависть Тат Лорат к дочери? Простой факт в том, что Лорат и Беханн представляют потенциальную проблему и где-то в будущем могут стать открытыми соперниками его дерзаний. Хотя сейчас они клянутся в верности, он будет дураком, если поверит, что ничего не изменится, когда Харкенас окажется в руках Легиона.

— Вы ныне Дочь Света, Тат Лорат, — сказал он. — Но, похоже, смысл этого от вас ускользает. Что ж, хорошо. Обдумайте вот это.

Волшебство сбило ее с ног. Капитан ударилась о стену шатра, прогнув парусину и накренив опоры. Скользнула на пол меж сломанных стульев и порванных коек. Снаружи донеслись вопли, лязг обнаженного оружия. В ответ Хунн Раал расширил сферу силы, создавая непроницаемый купол света вокруг командного шатра. Даже крики встревоженных солдат не проходили сквозь преграду.

Воображая Синтару в храме, пораженную столь внезапным выбросом силы, Хунн Раал усмехался. Наблюдал, как Тат Лорат с трудом встает на колени, волосы растрепаны и колышутся под незримыми потоками энергии. — Ну, — сказал он, — в вопросах семейных ты тоже моя. Все мы дети Света, не так ли? Семья наша растет, но твоим защитником остается один муж — тот, кого ты видишь пред собой. Отсюда и титул Смертного Меча. Меч, как ты знаешь, рубит в обе стороны.

Она встала на ноги, на лице теперь читался откровенный страх.

Хунн Раал кивнул: — Пошли Шелтату Лор в крепость. Посрамим Синтару и ее ворон, устроим трогательную сцену, передавая опеку над девицей в руки приемной дочери Урусандера.

— Как прикажете, Смертный Меч.

— Теперь, — продолжал он, отпустив магию (купол света немедленно исчез), — в путь. Сообщи страже, что все в порядке, хотя шатер требует починки.

Отдав честь, Тат Лорат ушла.

Вскоре Хунн Раад допил кубок и встал, радуясь легкости и изяществу движений. Волшебство внутри легко смешалось с алкоголем, даруя непривычную остроту чувствам. Иногда, разумеется, ясность его раздражала. Особенно в разгар ночи, когда душа жаждет забвения. Но как Священный Свет отвергает дар ночной темноты, Хунн Раал отвергал возможность бегства.

Было бы глупо думать, будто благословение магии не потребует платы. Он уже научился скрывать трезвость, когда это было выгодно. Тщательно следовал ожиданиям окружающих, видевших, как он ныряет в бутылку и веривших, будто мозги его затуманены.

Хунн Раал вышел из шатра. Рабочие уже спешили с новыми опорами, веревками, один тащил молот, чтобы вбивать колья. Раал остался равнодушным к порушенной мебели. Лучше, чтобы оставались напоминания о его силе. Страх добавится к репутации, подчеркивая новый титул, и это к лучшему.

Он шел по лагерю, не замечая солдат, походных костров, не слыша приглушенных разговоров. Холод воздуха едва ли мешал ему. В теле оставалось достаточно силы, чтобы согреть почву под всем лагерем. Поддаваясь некоей расслабленности, Раал позволил магии слиться со зрением, изменяя окрестный вид. Сверкающий свет стер подробности, костры показались разбросанными повсюду кулаками пламени. Ходящие по улицам приобрели нездешний облик — иные мерцали, другие яростно пылали. Его привлек один из костров, в буйном пламени почудилось что-то вызывающее. Едва он подошел, окружившие яму очага солдаты встали и разошлись. Не обращая внимания, Смертный Меч уставился в пламя.

«Там что-то… что-то есть. Я…»

Он не мог оторвать глаз от языков огня, а неведомая сила тянулась, играя с его волей, насмехаясь над волшебством внутри.

«Что это? Лицо? Женское лицо?»

Он слышал не свой смех — будто осенние листья зашелестели в черепе. Потом в уме раздался женский голос, и сила голоса была такова, что он ощутил себя беспомощным новорожденным щенком, когда кто-то склоняется к земле, к нему, чтобы погладить или ущипнуть. Мысль сделала его еще слабее, он ощутил, как душа пытается съежиться и уползти.

«Тюрлан ита сетараллан. Новое дитя, сын пламени, чую твою беспомощность. Беток т» релан Драконус, понимает ли он? Гляди же на измерения любви, где каждая сажень отмечена отчаянием. Она шагает по вечному простору Сущностной Ночи, ища чего? Сила не родится от любви, разве что среди мудрых, для коих капитуляция означает мощь. Увы, мудрость — редчайшее из вин, и даже среди причастившихся мало кому удалось понять вкус. Но ты, Смертный Меч Света, ходишь, раздувшись от гордыни и опьяненный самоудовлетворением — невежество сделало твою силу смертельно опасной и несдержанной. Я ощутила тебя и была притянута.

Покоряй подданных, как сможешь, но знай: сила влечет силу, крайность процветает среди крайностей. Наслаждайся глупыми демонстрациями — и появятся те, что превосходят тебя в силе, но мудрее ею правят, и они сокрушат тебя в пыль. Нежелание быть умеренным — общий порок. Негодование при виде злоупотреблений встретим куда реже, но оно дает власть».

— Кто… кто говорит? Назовись!

«Жалкие требования жалкого ума. Слушай же, ибо я не часто даю бесплатные советы. Его первым даром был скипетр. Кроводрево и хастово железо. Ты должен выковать ответ. Найди самого доверенного кузнеца, мастера металла. Короны подождут, а вот державы… все это для иного места, иного времени. Ночью разожги мне огонь, вдали от цивилизации. Сложи большой костер и питай заботливо. Тогда я вернусь и провожу тебя и кузнеца к Первой Кузнице.

Равновесие, Смертный Меч. На каждый поступок есть ответ. Каждое деяние порождает…»

— Если бесплатно, — прервал ее Хунн Раал, — то зачем ты это делаешь для меня?

«Для тебя? Думаешь, наглость способна очаровать? Я женщина, не малолетняя девица, оставившая на траве свежую кровь. Мне нет дела до тебя, Раал. Но ты выучишься терпеливости. Придется, и потому я не требую платы за дар. Свет должен встретить Тьму как равный…»

— Он не равный, — бросил Хунн Раал. — Темнота склоняется перед светом. Пасует, слабеет, бежит.

Снова вернулся дребезжащий смех. «Ты плохо прислушиваешься к моим словам. Склоняется? Бежит? Взгляни в ночное небо, глупец, и оцени: кто стал победителем в споре Света и Тьмы? Напейся до бесчувствия и проверь, чем встретит тебя забвение — светом или мраком. В вечности Свет всегда должен проигрывать. Гаснуть, мерцать, умирать. А Тьма процветает по обе стороны Жизни.

Передай это своей верховной жрице. Проткни ее дутые заблуждения, Смертный Меч. Желая победы в этой нелепой войне, вы проиграете».

— Мать Тьма уже сдалась нашим требованиям. Если случится битва, враг падет. Ничто не помешает походу на Харкенас. Так что, женщина, мне плевать на свет и тьму. Я одержу победу ради Легиона, завоюю служилым заслуженную справедливость, и если знати придется ползать на коленях, я посмотрю на их унижения с удовольствием.

«Разожги мне огонь».

Кривясь, Раал ответил: — Посмотрим.

«Разожги мне огонь».

— Ты не слышала? Я подумаю.

«Тюрлан ита сетараллан». Казалось, она влезла в него, схватив не сердце, не горло, но член. Внезапный жар обуял тело и через миг он яростно выбросил семя, видя, как его сожрало пламя. Женщина смеялась. «Разожги мне огонь».

Она отпустила Раала. Он пошатнулся, моргая, снова увидев обыденность лагеря, одинокий костер и дюжину свидетелей-солдат.

Хунн Раал опустил глаза. Все время разговора с демоницей он стоял посреди костровой ямы. Сапоги сгорели, кожаные брюки наездника стали черными и тесными, местами лопнули, показывая белую безволосую кожу. Член свисал над остатками пояса, с конца капало.

«Ай, Бездна побери…»

И все же. Ее хватка была крепкой. Ему хотелось ощутить это снова.