Падение Света (ЛП) - Эриксон Стивен - Страница 108

Худ пожал плечами у холодного очага. — Сделай одоление, Спингеле, разнеси весть. Теперь уже скоро.

— Хорошо. Варандас, не нужно было спать с тобой.

— Верно. До сих пор все болит.

— В тебе есть что-то жалкое и потому очень непривлекательное.

— Таково проклятие неудачников. Но засей поле меж нами надеждой и увидишь, как я расцвету заново, неся сладкие запахи восторга и предвкушения.

— Варандас, мы готовимся воевать с мертвецами.

— Ну да, плохой расчет времени — второе мое проклятие, но от него так просто не избавиться.

Она кивнула обоим и ушла.

Варандас поглядел вслед и вздохнул. — Новые гости непременно будут, Худ. Их ведет никто иной, как братец Готоса.

— Не смешн… ах да, это было возможно и вот… Интересно, чего он хочет от меня?

— Подозреваю, дать кулаком в нос.

Худ крякнул. — Спорим, разговор будет долгий. Но ведь то была не моя вина.

— Да, — кивнул Варандас, — не забудь ему сказать.

* * *

Аратан понял, что снова и снова украдкой смотрит на Тел Акаю. Та ходила вдоль стенки, ограждающей Дом Азата. Меч был еще мокрым от крови убитого Серегала, двигалась она с грацией, не соответствовавшей воинственному обличью. Он никак не мог решить, нравятся ли ему воины. Они были частью жизни, насколько он себя помнил. В детстве он боялся их, звенящих оружием и лязгающих латами. Мир не так опасен, чтобы оправдать подобное поведение… о да, это было лишь заблуждением ребенка. У него было время понять, что мир суров.

Кория спорила с Отом, но они отошли далеко, чтобы разговаривать втайне. Выжившие Серегалы ушли, хромая и стеная. Возможно, они научились смирению. Смерть умеет избавлять наглецов от претензий. Но вряд ли решил он, смирения хватит надолго.

Воздух стал необычайно тихим, словно затаил эхо недавнего хаоса и насилия. Пыль повисла в воздухе, не желая оседать и улетать. Если бездушная природа умеет задерживать дыхание, это и произошло сейчас. Аратан гадал, почему.

Что-то прорычав, Кория вихрем развернулась и пошла к Аратану. — И всё, — бросила она. — Идем.

— Куда?

— Куда угодно, лишь бы отсюда!

Они двинулись прочь от Тел Акаи, Ота и женщины, что подошла к капитану с кувшином вина в руке.

— Это, — сказал Аратан, торопясь за Корией, — не имеет никакого смысла.

— О чем ты?

— Мертвая цивилизация. Омтозе Феллак, брошенный город. Погляди на Джагуту с Отом. Вино. Откуда? Кто его делает? Ты видела виноградники?

— Санад, — ответила Кория, глянув через плечо. — Кажется, его старая любовница. Они снова напьются. Не люблю Джагут.

— Почему?

— Слишком много знают, слишком мало говорят.

— Да, вижу, как это тебя злит.

— Осторожнее, Аратан, я не в духе. Да ты не имеешь понятия, что меня ждет. Видишь пред собой молодую женщину, ничью заложницу. Но я много большее.

— Ты уже говорила.

— Скоро увидишь.

— Не знаю как. Ладно. Не хочу новых споров. Мне нужно кое-кого найти, и они, наверно, мертвы. Нужно кое-что им сказать. И не только им. Полагаю, за Пологом есть много, много воинов. Хочу спросить: оно того стоило?

— Какое оно?

— Война. Убийства.

— Сомневаюсь, что тебе ответят. Более того: сомневаюсь, что им есть что сказать. Умерев, они проиграли, так? Ты ищешь жалкую компанию, Аратан. Тебе не будут рады, но и назад не отпустят. Хотя ты туда не попадешь. Похоже, быть тебе моим охранником.

— Чего?

— Оту нужно передать меня. Кому? Ты ведь из Дома Драконс? Да, доставишь меня отцу, а пока я буду твоей заложницей.

— Не будешь. Я не соглашусь.

— Ты не сын своего отца?

— Незаконный.

— Однако он признал тебя. Ты от Дома Драконс. У тебя есть обязанности. Нельзя оставаться ребенком.

— Вот, значит, что вы придумали? Чую за всем руку Готоса.

Она пожала плечами. — Я твоя заложница. Ты обязан вернуть меня в Куральд Галайн, в имение отца.

— Отец не хочет меня видеть. Привез меня сюда, чтобы избавиться.

— Так отвези меня и вернись. Что будешь делать, покончив с обязанностью — твоя забота.

— Это же… манипулирование.

— И не думай, что я буду медлить. Хочу уехать. Поскорее.

— Если ты моя заложница, решать мне, а не тебе. — Он чуть поразмыслил. Нахмурился. — Я еще не перевел…

— Идиот. Ты никогда не закончишь, ведь Готос не остановится. Думала, ты уже успел сообразить.

— Я только подобрался к интересным местам.

— О чем ты?

— Ну, это более или менее автобиография, но сейчас история начинает… о, то есть он начал со дня, когда убил цивилизацию и стал Владыкой Ненависти, потом идет назад день заднем, год за годом, десятилетие за…

— Да, понятно. — Она помолчала. — Но это глупо.

— Суть в том, что должен быть конец. Когда он подойдет к первым воспоминаниям.

— И сколько ты уже перевел?

— Примерно шесть лет.

Она замолчала, уставившись на него.

Гримаса стала еще злее. — Что? Что не так?

— Далеко ли он зашел? В писаниях?

— На пару сотен лет.

— А сколь стар Готос?

Аратан пожал плечами: — Не уверен… Два, три.

— Столетия?

— Тысячелетия.

Она сжала кулак, словно желая его ударить, но тут же сдалась. Со вздохом потрясла головой. — Поистине Глупость Готоса.

— Мне нужно увидеть мертвецов.

— Лучше смотри на живых. Аратан, они хотя бы могут иногда сказать что-то стоящее. — Она двинулась дальше.

— Было бы безответственно, — сказал он, шагая сзади, — вести тебя назад, к гражданской войне.

— Ох, да провалился бы ты. — Она повернула. — Пойду поищу мужчину с веснушками на руках.

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ

Йедан Нарад встал лицом к лесу, отвернувшись от распадка. Снег на ветвях и земле заставил стволы деревьев казаться совсем черными; беспорядочная путаница веток пролегла на фоне белого неба, будто трещины на лике мира. Нетрудно было увидеть безнадежность будущего, нависшего над всеми будто разлом уходящей зимы.

Каждую ночь сны его разрывают покровы времени. Он бредет по берегу, которого никогда не видел, идет в чужое грядущее. Беседует с королевой, называющей его братом, но показывающей лишь гнилой череп, голову юной девицы в наряде невесты. И сладкое дыхание на щеке возмущает чувства, будто вонь гангрены.

С каждым днем, пока собираются охотники трясов, пока растет самозваная армия Глифа Побережника, Нарад все менее способен отличить воображение от реальности, момент будущего от мгновения прошлого. Иногда он поднимает взор и видит лес преобразившимся в стену яростного огня, бесконечные каскады серебряного, ртутного света. Видит драконов, вываливающихся из разрывов воздуха — они становятся ближе, будто он почему-то бежит в сторону этого ужаса.

Во снах его называют воином. О подвигах его говорят восторженным тоном, но толпа так смутна, что он не видит лиц, даже находясь в середине. Почему-то он ведет их всех, являет достоинства и качества командира, коими вовсе не наделен. Все кажется заемным или даже краденым. Ожидания начали просачиваться в реальный мир, и все чаще у него просят руководства. Но тем скорее кто-то — Глиф или полная злобы Лаханис — покажут, каков он на самом деле.

«Нарад, низкородный насильник, солгавший Первому Сыну Тьмы. Почему? Потому что обман живет в сердце, и он готов поднырнуть под руку правосудия. Трусость таится за любым желанием, и как он бежал от кары, так создал фальшивые воспоминания, громоздя нелепость на нелепость».

Но все же… трудно отрицать реальность того, что вскоре случится. Он обещал трясов Первому Сыну, но призыв — когда бы он ни пришел — заставит лорда Аномандера двигаться, искать встречи. И тогда, знал Нарад, он снова предаст этого мужа.

«Берег неприветлив к любому чужаку. Но этот берег мы готовы назвать домом. Найдя нас, ты ответишь на наши нужды. Не сумеешь — обретешь смерть. Но даже дав достойный ответ, береги спину — там стою я. Не тот, за кого ты меня счел. Я даю клятвы, но есть слабость, порок в самой сердцевине моего существа. Он проявится. Только дай время».