Закон подлости (СИ) - Риз Екатерина - Страница 40

- Света, что ты говоришь? – Галина Ивановна в дочь вцепилась, попробовала её тихонько встряхнуть. – Успокойся немедленно, тебе нельзя нервничать, ты понимаешь или нет?

Маша же руками развела.

- А я крайняя, - проговорила она себе под нос.

Галина Ивановна младшую дочь, заходившуюся в рыданиях, из кухни увела, а Маша осталась наедине с отцом. Если честно, она впервые видела его таким озабоченным и расстроенным. И он курил одну сигарету за другой. Маша даже попросила:

- Папа, перестань курить. Сердце посадишь.

- Я его другим посажу, вот такими подарками от родной дочери.

- Да что теперь уже говорить?

- Маша, она ребёнок! У меня в голове не укладывается…

Маша поднялась, к отцу подошла и обняла его. Прижалась щекой к его плечу, как в детстве. Посмотрела за окно, на знакомый с детства двор, от которого давно отвыкла.

- Я завтра схожу в милицию и всё узнаю.

- У меня единственное желание – удавить его.

- С ума сошёл? Чтобы тебя посадили?

- Не посадят, - вздохнул он и едва заметно усмехнулся. – У меня дочь адвокат.

- Не гениальный, - посетовала она.

Павел Викторович на неё взглянул с любопытством.

- А ты гениального знаешь?

Маша смотрела мимо него, губу кусала. Потом кивнула.

- Знаю.

9.

С утра кошмар продолжился. Ругань, слёзы, споры. Ко всему этому Света плохо себя чувствовала, её тошнило, и от этого она лишь больше нервничала. Маша сидела на кухне, пила кофе из большой отцовской кружки, слушала, как мама уговаривает через дверь туалета младшую дочь не нервничать. Бывают ситуации, когда утро вечера совсем не мудренее. Не приходит на утро решение проблемы, и ощущение, что узел только затягивается. Вот, например, как решить проблему с беременностью несовершеннолетней сестры? Сама она точно никак не разрешится, и Света её решать не станет, просто потому, что не знает как, и, судя по всему, проблемой не считает, у неё любовь.

Помнится, когда Маше было семнадцать, у неё любви не было. У неё даже парня не было, потому что она всё свободное и несвободное время проводила за учебниками. Она собиралась поступать в институт. И родители, помнится, её ругали, за неё беспокоились, и говорили, что она задумала не дело. И вместо того, чтобы жить полной жизнью, ведь молодость у человека одна, она корпит над учебниками. Нет, это, без сомнения, хорошо, стремление к учёбе, к самостоятельности, планы на будущее, но к чему перебарщивать? Мама ещё сватала ей в кавалеры соседского мальчишку, Олега Рыжикова, уговаривала сходить с ним в кино и убеждала, что Олежка смотрит на неё как-то по-особенному. Маша тогда смеялась, а мама расстраивалась. А сейчас вот мама в ещё большем расстройстве стоит под дверью туалета и выговаривает Свете про то, что та, вместо того, чтобы учиться, забила голову глупой влюблённостью. И вот к чему всё привело.

Странная штука жизнь.

Павел Викторович на кухню вошёл, присел у окна, сигарету из пачки достал и покрутил её между пальцев.

- Нужно сходить в отделение милиции и узнать, дали ли ход заявлению. И если дали, то где Глеб.

Отец всё-таки закурил.

- Знаешь, я ночью думал… Если его посадят, это тоже мало что решит.

- Я понимаю, папа. Но факт остаётся фактом – это статья. И достаточно серьёзная. А он сам не малолетка, должен был соображать, что делает.

- Да что он соображает? Он по району, как король разгуливает. Приструнить некому.

Маша заинтересовалась.

- Я чего-то не знаю?

- Да чего ты не знаешь? Участковый поменялся, Сергеича на пенсию отправили, хотя пора уже, пора, а на его место молодой пришёл. Весь из себя деловой. К нему на кривой козе не подъедешь, и по дворам он ходить не привык. – Павел Викторович только рукой махнул. – Сидит в кабинете, заявления принимает. Интересно только, где они после оказываются, заявления эти.

- Так мама ему заявление писала, участковому?

- Ну да.

- Понятно. – Маша из-за стола поднялась, огляделась, отыскивая взглядом свой телефон.

- Маша. – Она обернулась в дверях на отца. – Мать говорит, ты замуж собралась.

В первый момент застыла от неожиданности, после чего слабо улыбнулась.

- Не переживай, пап. Кажется, я поторопилась с выводами. Обо мне сейчас точно волноваться не стоит.

- О тебе я никогда и не волнуюсь. Только жду новостей. Порой они меня всерьёз удивляют.

Маша улыбнулась, ничего отцу не ответила.

Оставаться дома и пытаться разговаривать с сестрой по душам, было бессмысленно. Света ничего не слышала, и понимать не желала. Впрочем, мама поступала точно также. У каждой из них была своя правда и своя цель. Родители пытались осознать и смириться с тем, что их младшая дочь совсем скоро станет молодой мамой, а вот будет ли у ребёнка отец, у этого вопроса ответа пока не было. Маша старалась не судить и не принимать решений за сестру, а уж тем более за Глеба, она его практически не знала. Что-то помнила из дворовой юности, но каким он вырос, каким стал человеком, понятия не имела, а на отцовский гнев решила не полагаться. Единственное, что могла сделать на данный момент, это попытаться выяснить судьбу заявления, что мама написала на имя участкового, и поэтому, не смотря на воскресное утро, отправилась в районный отдел милиции. До него было не так уж и далеко, три автобусные остановки, и Маша решила пройтись пешком, прогуляться по району, возможно, увидеть произошедшие за время её отсутствия перемены. И просто отдышаться, после домашнего кошмара и не прекращающегося скандала.

Как и ожидалось, ничего толкового добиться в полиции не удалось. Воскресенье, на месте только дежурные оперативники, у участкового законный выходной, а дежурный лейтенант ни про какие заявления, к нему не относящиеся, ничего не знал. Но с Машей поговорили, со всей терпеливостью, которая появилась в представителях власти после того, как она предъявила удостоверение адвоката, и посоветовали вернуться завтра утром. И если будет необходимость, обратиться сразу к начальнику отделения.

- Хотя, что он сделает? – хмыкнули оперативники и между собой переглянулись. Они оказались неплохими мужиками, и отнеслись к ситуации с пониманием. Но только руками развели.

Маша провела в их кабинете больше получаса, сидела на неудобном стуле, слушала их, говорила сама, но это ни к чему не вело, и все это понимали.

- По крайней мере, его нужно найти, - сказала она в ответ на скептические рассуждения. – Заявление есть, факт преступления на лицо. А он спокойно гуляет по району.

- Во-первых, где он гуляет ещё непонятно. Может, его и в городе давно нет. И к тому же, факт преступления, на который вы, Мария, намекаете, ещё доказать надо.

Маша недовольно поджала губы, но не согласиться с доводом не могла. А оперативник помоложе ещё и масла в огонь подлил.

- Как сейчас докажешь, что он отец? Он откажется и всё. Скажет: не было меня рядом с этой малолеткой.

Маша выразительно глянула, и молодой мужчина лет тридцати, рыжий и улыбчивый, скроил виноватую физиономию.

- Извини. Но сама посуди, это она говорит, что он отец. А его нет. На основании чего мы должны его разыскивать?

- Да и надо ли оно тебе? Точнее, твоей сестре.

- Ей-то как раз надо, - с печалью в голосе проговорила Маша. И повторила мамины слова: - Не знаю что делать. А если заявлению уже дали ход?

- Может быть. Хотя, вряд ли. Денисов не слишком любит такие разборки. Потом ведь реально не придумаешь, куда это дело заткнуть.

- Бывают, знаешь, какие персонажи? Приходят, заявление подают, через два дня забирают, а через неделю с проломленной башкой возвращаются и опять пишут. И так по кругу.

- Я знаю, - сказала Маша. – Я в городской адвокатуре работаю.

- Тогда что тебе объяснять. Чаю хочешь?

Она головой покачала. Поднялась.

- Спасибо. Хотя бы не выгнали.

- Толку тебя выгонять. Ты завтра вернёшься, по глазам вижу.

Маша улыбнулась.