И взошли сорняки - Каплан Виталий Маркович - Страница 25

— Ну, раз вы готовы, — проворчал Юрий Михайлович, — тогда отступать некуда. Ольга, — повернулся он ко мне. — Я сейчас начну считать вслух, от десяти до единицы. Когда будет единица, входите в Сеть, берете карту, но ни к какому каналу не подключаетесь. Просто висите. Потом, минут через десять, появится новый канал. Сперва будет очень тоненький. Попробуйте подключиться, сходу, скорее всего, не получится, поэтому пробуйте снова и снова. Если станет тяжело — срочно выходите.

Он перевел дыхание, чему-то улыбнулся.

— А вы, товарищ капитан, думайте о чем-нибудь приятном… например, о майорских звездочках. Все, поехали!

Он встал сзади Аркаши, положил ему ладони на затылок и медленно начал отсчет. Десять, девять… один!

Я нырнула в Сеть. Растаяла комната, исчезли звуки, изнутри, из самой моей скрытой глубины выползал серый туман, обволакивал пространство, и в нем, точно муха в меду, застывало время. Из тумана рождался холод — не то чтобы ледяной… не Северный Полюс. Скорее, как промозглым октябрьским вечером, когда, запахнувшись в плащ, торопишься домой, а под ногами лужи, лужи…

Здесь, в серости, луж не было — зато во все стороны разбежалась сложно сплетенная паутина каналов. Цвет их менялся от лилового до голубого, но большинство казались густо-синими — как небо перед восходом.

Помня наставление, я вызвала карту, перелистнула шершавые странички. Теперь оставалось только ждать.

Как же это противно — ждать! Сколько живу, а все не могу привыкнуть. По словам одной моей православной подруги, смирения мне не хватает. Возможно, возможно… хотя и у Таси с этим самым смирением большие проблемы.

Обидно, что здесь и книжку не почитаешь — нету. То есть если подключиться к Толмачу… иначе говоря, Сергею Андреевичу, переводчику с дюжины мертвых языков… тот наизусть помнит массу всякой античной классики, и в его ресурсе это лежит. Подключайся, читай… Гораций, Овидий, Гесиод… Только нельзя мне никуда подключаться — лишь к отважному капитану.

Как он, интересно? Босс правду сказал — это не больно. Но все равно противно — наизнанку выворачивает, и такое чувство, будто кто-то изнутри скребет твой череп желтым прокуренным ногтем. Омерзительно. Два года прошло — а как сейчас помню.

Я вгляделась в серость. Десять минут? Это по нормальному, внешнему времени десять. А в серости времени нет… вернее, оно тут вывернуто наизнанку, да столь хитро, что и топология пасует. Может, тамошние десять минут здесь обернутся часом… или парой секунд… а то и субъективной вечностью.

Никогда раньше я не висела в Сети бесцельно. Вошла, подключилась, скачала нужное — и на волю, в пампасы. Теперь же ощущала себя маленькой девочкой, заблудившейся в страшном лесу — в таком, какие бывают лишь во сне.

Впереди что-то мелькнуло. Что-то бледно-голубое, скорее даже белое. Смахивает на точку… вернее, на запятую. Очень вытянутую запятую.

Сомнений не оставалось — это Аркашин канал. То есть его зародыш. Эмбрион. Пока это еще не канал, а нечто вроде червяка. Извивается, пульсирует, меняет яркость.

Наверное, пока рано подключаться. Пускай подрастет.

…Рос он довольно быстро. Вот уже это не червячок, а струйка света… а вот уже не струйка, а мелкий ручеек… пока еще мелкий, в таком и ноги не замочишь… а вот теперь уже пришлось бы сушить обувь… Вот это уже не ручеек, а ручей. Тоньше остальных, но это дело наживное.

Я попробовала подключиться. Оказалась рядом (лететь незачем, здесь ведь и расстояний нет — надо просто захотеть). Потянулась к светящейся субстанции.

Отбросило! Не то что отбросило — отшвырнуло, точно ураганным ветром. Вот что имел в виду Босс, говоря, что сходу не получится. Ну что ж, переждем, пускай остынет…

Так… А это еще что? О таком не предупреждали!

Рядом с Аркашиным каналом появилась светящаяся точка — столь же мелкая и яркая, каким и он был совсем недавно. Белый, так сказать, карлик.

Но пришелец развивался куда быстрее Аркаши. Только что был точкой с тенденцией к запятой — и вот уже это быстрая, хотя и тонюсенькая, струйка. Ослепительно-белая, скорее даже розовая… как вчерашние молнии… Струйка, ручеек, ручей…

Наверное, надо было вынырнуть в реальность и предупредить Босса. Вдруг он в отключке, вдруг не видит того, что здесь творится? Но я застыла. Что-то плотное, тяжелое сковало мою волю, и мне не оставалось ничего другого, как наблюдать.

Новый канал струился параллельно с Аркашиным, но заметно превосходил его яркостью. Скоро превзошел и размерами. Точно повторяя все его изгибы, он понемногу сокращал разделявшее их расстояние. Вернее, просто сжирал серый туман между ними.

Я замерла, поняв, что последует дальше.

И не ошиблась — спустя мучительно долгое мгновенье каналы слились. Ослепительная вспышка — и вот уже на их месте река. Самая настоящая река, вроде горных — столь же злобная, буйная.

Река не стояла на месте — стремительно неслась вдаль, туда, где раскинулись во все стороны синие каналы. Среди которых и мой личный ресурсик. Ой, что будет!

Собрав в комок оставшуюся волю, я попыталась выскользнуть во внешний мир. Без толку. Точно над головой — прозрачный, но крепкий лед. Да, Нонова, сказала я себе, ты попала.

Все ближе подбиралась река к нашим каналам. Остановить? Чем, как говорил Жванецкий, стоп? Происходило нечто невозможное — хотя, сказать по совести, откуда мне знать, что здесь невозможное, а что неизбежное?

И вот оно случилось. Река достигла каналов, с оглушительным треском — оказывается, и в серости возможны звуки! — вобрала их в себя, закружилась бешеным водоворотом. Секунда — и там, где еще недавно так уютно располагались синие ручейки, сияло огненное нечто. Даже не поймешь, сияло или зияло. То ли озеро, то ли гейзер, то ли извержение вулкана.

А потом озеро, расползаясь сразу по всем направлениям, двинулось ко мне. Жаркое, ослепительное, страшное. И куда мне от него деться? Снова и снова я колотилась в реальность, но та или навсегда отвергла меня, или вообще перестала быть.

Захотелось плакать, точно в пять лет, разбив банку с малиновым вареньем и порезавшись осколками. Но бесполезно — никто не умоет мордочку. Надеяться можно лишь на себя… Чуть ли не сорок лет я твердила себе это. Почти поверила… а где-то в самых внутренних закоулках таилась детская мечта: вот сейчас придут, спасут, выручат… Уж не потому ли я и Сетью соблазнилась? Тяжко это и тоскливо — надеяться лишь на свои силы.

Ну что же, надейся, Нонова, надейся. Висишь бестелесная, внутри себя, и подбирается беспощадный огонь… Что с того, что нереальный? Накатит — мало не покажется. У кого защиты просить? Всадники на гнедых? Не смешите мою селезенку. Бог?

У меня с Богом отношения довольно сложные. Пыталась как-то в Нем разобраться, но не вышло. Сложная штука. Как у этих теологов всё закручено хитро! Вот я и положила себе за истину, что Бог — коллективная иллюзия, но временами весьма полезная. Однако сейчас все эти мои построения разлетелись точно избушка на курьих ножках под прицельным минометным огнем. И я не нашла ничего лучшего, кроме как шептать в безразличную серость:

— Господи! Ну Ты же видишь, какая фигня творится. Ну помоги!

Я твердила это продолговатое слово «помоги» до тех пор, пока волна бледно-синего огня не подползла ко мне вплотную. Карта каналов, которую я, оказывается, до сих пор мусолила в руке, вспыхнула и рассыпалась серым пеплом. Серое мгновенно растворилось в сером. А потом ослепительный вал — миллиард слитых воедино молний — нахлынул на меня. Я вспыхнула точно факел — и кончилась. Последняя мысль почему-то была об Орлеанской Деве. Наверное, Жанна вот так же, стоя у столба, тоскливо смотрела на разгоравшийся костер.

Оказалось, лежу на полу. На затылке, видимо, шишка. Всё лучше, чем синее пламя.

Со скрипом поднявшись, я огляделась. Комната. Солнышко. Мухи летают и жужжат. Где все это? Ага. Бабкин дом. Зал. Варнавин.

Я вспомнила все — и тревожно огляделась.

Оба они были тут — и Босс, и Аркаша. Первый валялся на полу лицом вниз, очки отлетели в сторону, отломилась дужка. Второй пребывал в кресле — неподвижный, бесстрастный.