Диалектический материализм - Энгельс Фридрих - Страница 67

Тут, однако, пришлось решать другой вопрос, который не имеет отношения к политической экономии как таковой. Какой метод научного исследования следовало избрать? С одной стороны, имелась гегелевская диалектика во всей ее абстрактной «спекулятивной» форме, какой ее оставил Гегель; с другой стороны, имелся обычный, ныне снова ставший модным, по преимуществу рационалистически-метафизический метод, которому и следовали буржуазные экономисты в своих толстых, лишенных системы книгах. Этот последний подвергся такой убийственной критике со стороны Канта и в особенности со стороны Гегеля, что только умственная лень и отсутствие другого простого метода делали возможным его дальнейшее практическое существование. С другой стороны, гегелевский метод в его конкретной форме был абсолютно непригоден. Он был по преимуществу идеалистическим, а тут речь шла о развитии миросозерцания, которое должно было быть более материалистическим, чем все предыдущие. В то время как первый исходил из чистого мышления, здесь надо было исходить из упрямых фактов. Метод, который по собственному признанию Гегеля «от ничего через ничто пришел к ничему», был в этой форме здесь абсолютно неуместен. Тем не менее из всего имеющегося в наличности логического материала это было единственное, что могло бы по крайней мере служить исходной точкой.

Против этого метода не было сделано серьезных возражений, он не был опровергнут: никто из противников великого диалектика не мог пробить бреши в его гордом здании. Он был забыт потому, что гегелевская школа не умела применять его. Прежде всего поэтому надо было подвергнуть гегелевский метод систематической критике.

Преимущество способа мышления Гегеля перед способом мышления всех других философов коренится в том огромном историческом чутье, которое лежало в основе первого. Несмотря на абстрактность и идеалистичность формы, ход его мыслей всегда развертывался параллельно ходу истории, и последний должен был служить только проверкой для первого.

Если действительное отношение между мышлением и действительностью было этим представлено в превратном виде и поставлено на голову, то все же таким путем проникло положительное содержание во все области философии, тем более что Гегель в отличие от своих учеников не делал добродетели из невежества, а был одним из образованнейших людей всех времен. Он первый пытался доказать внутреннюю связь в развитии исторического процесса. И как бы причудливыми ни казались нам теперь кое-какие мысли его философии истории, основная концепция этого произведения своей грандиозностью может вызвать удивление и ныне, особенно если сравним Гегеля с его предшественниками или с теми, которые после него позволяли себе общие размышления об истории. В его феноменологии, в эстетике, в истории, в философии — повсюду красной нитью проходит это величественное понимание, везде вопросы рассматриваются исторически, в определенной, хотя и абстрактно извращенной связи с исторической действительностью.

Это делающее эпоху понимание истории явилось непосредственной теоретической предпосылкой нового материалистического понимания истории, и уже благодаря этому была дана точка опоры для логического метода.

Если эта забытая диалектика уже на почве «чистого мышления» могла вести к таким результатам, если она к тому же как бы играючи разделалась со всей старой логикой и метафизикой, то она во всяком случае не могла представлять собой одну только софистику и буквоедство. Но критика этого метода была не легкой задачей, перед которой отступала и теперь еще отступает вся официальная философия.

Маркс был и остается единственным, который мог взять на себя задачу выделить из гегелевской логики то ядро, которое содержит в себе действительные открытия Гегеля в этой области, и выработать диалектический метод, освобожденный от его идеалистической оболочки, в той простой форме, в которой он только и является правильной формой развития мыслей. Выработку метода, лежащего в основе марксовой критики политической экономии, мы считаем результатом, имеющим едва ли меньшее значение, чем основное материалистическое воззрение. (Энгельс, Из рецензии на кн. Маркса, К критике политической экономии, стр. 9 — 12, Партиздат, 1932 г.)

Но около этого самого времени [Около 50-х годов XIX в. — Состав.] эмпирическое естествознание достигло такого подъема и добилось столь блестящих результатов, что не только стало возможным полное преодоление механической односторонности XVIII столетия, но и само естествознание благодаря доказательству существования в самой природе зависимостей и связей между различными областями исследования (механикой, физикой, химией, биологией и т. д.) превратилось из эмпирической науки в теоретическую, становясь благодаря обобщению полученных результатов системой материалистического познания природы. Механика газов... новосозданная органическая химия, научившаяся получать из неорганических веществ так называемые органические соединения и устранившая благодаря этому последний остаток загадочности этих органических соединений, датирующая с 1818 г. научная эмбриология, геология и палеонтология, сравнительная анатомия растений и животных, — все эти отрасли знания доставили новый материал в необъятном количестве. Но решающее значение имели здесь три великих открытия.

Первым из них было доказательство превращения энергии, вытекавшее из открытия механического эквивалента теплоты (Робертом Майером, Джоулем и Кольдингом). Теперь было доказано, что все бесчисленные действующие в природе причины, которые до сих пор вели какое-то непонятное и таинственное существование в виде так называемых сил — механическая сила, теплота, излучение (свет и лучистая теплота), электричество, магнетизм, химическая сила соединения и разложения — являются особыми видами, формами существования одной и той же энергии, т. е. движения. Мы не только можем показать происходящие постоянно в природе превращения энергии из одной формы в другую, но мы можем даже воспроизвести их в лаборатории и в индустрии так, что некоторому количеству энергии в одной форме соответствует всегда определенное количество энергии в той или иной форме. Таким образом, мы можем выразить единицу теплоты в килограммах и т. д. и единицы любых количеств электрической или химической энергии выразить в единицах теплоты, и наоборот; мы можем точно так же измерить количество энергии, полученной и потребленной каким-нибудь живым организмом, и выразить его в любой единице, — например в единицах теплоты. Единство всех форм движения в природе теперь уже не просто философское утверждение, а естественнонаучный факт.

Вторым, хотя по времени и более ранним, открытием является открытие Шванном и Шлейденом органической клетки как той единицы, из размножения и дифференцирования которой возникают и вырастают все организмы, за исключением низших. Только вместе с этим открытием стало твердо на ноги исследование органических, живых продуктов природы — как сравнительная анатомия и физиология, так и эмбриология. Покров тайны, окутывавший процесс возникновения и роста и структуру организмов, был сорван. Непонятное до сих пор чудо предстало в виде процесса, происходящего согласно тождественному по существу для всех многоклеточных организмов закону.

Но при всем том оставался еще один существенный пробел. Если все многоклеточные организмы — как растения, так и животные со включением человека — выросли каждый из одной клетки по закону клеточного деления, то чем же объясняется бесконечное разнообразие этих организмов? На этот вопрос дало ответ третье великое открытие: теория развития, впервые систематизированная и обоснованная Дарвином. Какие превращения ни предстоят в будущем этой теории в частностях, но в целом она уже и теперь решает рассматриваемую проблему более чем удовлетворительным образом. В основных чертах указан ряд развития организмов от немногих простых форм до все более разнообразных и сложных, как мы наблюдаем их в наше время, кончая человеком; этим дано было не только объяснение существующих представителей органической жизни, но и заложена основа для предыстории человеческого духа, для изучения различных ступеней его развития, начиная от простой бесструктурной, но испытывающей раздражение протоплазмы низших организмов, и кончая мыслящим человеческим мозгом. Без этой предыстории существование мыслящего человеческого мозга остается чудом.