Закон подлости гласит... (СИ) - Юраш Кристина - Страница 82

— Угадал! — оживился Джеральд. — Ладно, мы пошли… Там еще разбирать и разбирать завалы. Помнится, когда учился, думал, как здорово, было бы, если бы Академия сгорела… Занятия бы отменили…

По просьбе Альберта я уже неделю сидела дома и откровенно скучала. От шила отлегло, поэтому душа просила работы. Письма от редактора не приходили, поэтому я решила, что уволена «задним числом». С одной стороны меня это огорчило, а с другой стороны я понимаю, что сейчас не до свежей прессы.

Альберт вошел в комнату так, словно шел убивать. Он снял маску и плащ. Я напряглась. Альберт посмотрел на меня, а потом попросил встать. Я пожала плечами и встала с кресла.

— Расставь руки, — сглотнул Альберт. Господи, что могло взволновать и возмутить моего любимого «прокурора»?

— Зачем? — удивилась я. — Ладно, расставила. Я бы тебя и так обняла. Или это моя вина? Вот такой ширины? Или ты решил мне что-то подарить?

Судя по тому, как мне приходится держать руки, мне хотят подарить шкаф. С подарками у нас тяжело… Не в плане, что мне их не дарят. Альберт потребовал написать список подарков, которые я хотела бы получить. Ему, видите ли, так проще делать сюрпризы. Я принципиально ничего писать не стала, но пообещала радоваться любому подарку, как ребенок. И вот уже радуюсь криминальному кодексу, административному кодеку, трем одинаковым золотым брошкам, подаренным в один заход и дорогой, красивой, но абсолютно неудобной ручке. Подарочная логика Альберта способна убить кого угодно. Но в отличие от других мужчин, он подходит к выбору подарка со всей серьезностью, что меня веселит неимоверно. Однажды я спросила Альберта, почему он не дарит цветы? На меня посмотрели таким взглядом, словно я случайно кого-то убила, а следы замести не успела. «Лезть под покровом ночи на клумбу и рвать цветы?» — услышала я в ответ. «А как же магазины? Там же продают цветы!» — возразила я. «То есть я должен заплатить за то, что кто-то ночью вместо меня полез на городскую клумбу и совершил административное правонарушение? Я шесть лет с этим воюю!» — услышала я ответ, понимая, что за руку пока еще никого не поймали, но идентичность букета на витрине и растительности ближайшей клумбы давно уже смущает моего «прокурора». «А я думала, они сами выращивают…» — вздохнула я. Правда, позавчера мне Альберт принес мне цветок. В горшке. Что-то мелкое и непонятное из серии «вырастет, само определиться». Зато к цветку прилагались детальные и дотошные инструкции по уходу. Обеспечить уход цветка из жизни — для меня плевое дело!

— Шире, пожалуйста, — вздохнул Альберт, закусывая губу и выводя меня из состояния приятной задумчивости. На груди у Альберта под одеждой, застегнутой на все пуговицы, висит моя золотая цепочка с буквой «А». Об этом никто не знает. И я млею от мысли о нашем маленьком секрете.

— Ну? Расставила? — я, если честно, немного не понимаю, что он имеет в виду. — И долго мне еще так стоять?

«Поставьте ноги на ширину плеч, расставьте руки! Начинаем утреннюю зарядку для тех, кто нас смотрит вечером!» — вздохнул Опыт Всей Жизни, нежно поглаживая живот Любви Всей Жизни.

— Ладно, опускай. Одевайся и иди за мной, — вздохнул Альберт, ведя меня за руку на улицу. Если честно, то у меня не было горячего желания выходить на улицу лишний раз. Мне не хотелось смотреть на лица тех, кто еще недавно пригласил меня на шашлыки. Я шла в сопровождении инквизиции, оглядываясь по сторонам. Магазин сладостей был закрыт. Неподалеку от витрины стояла женщина в черном и несколько человек, снимающих вывеску. Мы поравнялись с ними, а я взглянула на лицо женщины. Жена продавца. При виде меня она опустила голову, делая вид, что очень занята рассматриванием пыли на подоконнике витрины… Я вопросительно посмотрела на Альберта. Он ответил мне холодным взглядом. Альберт не умеет не только выбирать подарки, но и прощать.

Миновав несколько секторалей, мы вышли к Академии, все еще сохранившей на стенах следы пожара. Я сглотнула, глядя на новую брусчатку и на ухоженные клумбы, засаженные цветами, на месте костров. Шаг замедлялся, я стала отставать, чувствуя приступ дурноты… Вот на этом самом месте я лежала, закрывая голову руками, а вот здесь лежала девушка-маг… А здесь стоял Альберт… А вот тут валялась окровавленная маска… Я точно помню…

— Остановиться! — приказал Альберт патрулю, подходя ко мне и осторожно проводя рукой по моему лицу. А вот здесь лежало тело белого инквизитора…

— Посмотри на меня… — услышала я голос. — Посмотри на меня, пожалуйста.

Я с усилием оторвалась от пейзажей, навевающих целый сонм воспоминаний, которые я вряд ли бы занесла в альбомчик «Избранное».

— Посмотри на меня, — вздохнул Альберт, беря меня за подбородок и поднимая мою голову — Смотри мне в глаза и слушай… Я не хочу, чтобы ты навсегда осталась в том дне. Не отводи глаза. Смотри на меня внимательно. Анна! Я кому говорю! Тот день прошел. Мы его пережили. Мы живем дальше. И не надо каждый раз думать о нем. Не прячь глаза. Смотри людям в глаза. Смотри пристально. И жди, когда они сами отведут взгляд. Я десять лет так делаю.

Я вздохнула и простонала, глядя в светло-карие, почти желтые глаза. «Привычка свыше нам дана. Замена счастию она!». А я-то гадала, почему он так на всех смотрит. Еще бы!.. Ой! А что это стоит перед Академией? Статуя? Это что еще за…

Прямо перед входом в Академию стояла статуя, от которой мне стало слегка дурно…

«Кхе-е-е-е!» — подавился Опыт. «Мамочки!» — простонала Любовь, закрывая глаза. «Это все ты!» — вздохнул Опыт. — «Народная Любовь!». «Что? Я — Народная? С каких это пор? Ты не путай! Я Любовь Всей Жизни!» — возмутилась Любовь.

Перед нами стояла я. В камне и в мой полный рост. С широко раздвинутыми… нет, слава богу, не ногами… Руками. Ноги были просто расставлены. «Удар! Поймала!»

— заорал Опыт, прыгая на диване в протертых штанах. Рядом стояла округлившаяся Любовь, в домашнем халате, сложив крылья с тарелкой и ложечкой. — «Ты видела, Любимая! Видела! Ничего себе! Думал, что выше ворот пройдет! Вратарь — вообще молодца!». «Включи сериал! Или мелодраму какую- нибудь!» — вздохнула Любовь, доедая содержимое тарелки.

— А…А…Альберт… — я повернула голову и так и эдак, чтобы понять, за что меня так изувечили…тьфу ты, простите, увековечили! Мой взгляд был решителен и суров, лицо было преисполнено отваги и мужества.

«Посторонним «В»!» — икнул Опыт, ведя свою Любовь на выставку современного искусства. — «Решили сэкономить на вахтерше! Слабонервным вход воспрещен! Враг не пройдет!». «Обнимашки?» — предположила Любовь, разглядывая экспонат.

— «Милости просим, ждем вас с распростертыми объятиями!». «Приходите к нам учиться, только, чур, не материться!» — предположил Опыт. «А очень хочется!» — всхлипнула я.

Я сглотнула… Ладно, этот момент мы выясним. Смутило меня платье! Одета я была по последней магической моде. Причем, настолько последней, что моя оголенная и почему-то кривая нога торчала из выреза, доходившего аж до выпирающей бедренной косточки. Декольте доходило аж до пупка, обнажая соблазнительные формы. Сверившись взглядом с оригиналом, я немного загордилась.

На всякий случай я рискнула обойти статую. Оголенная спина и… простите, трусов и панталон скульптор не предусмотрел, в целях экономии материала. Вырез на спине доходил до того, места, где у меня гипотетически торчит шило, слегка приоткрывая завесу между двумя округлыми тайнами. Безвестный, очень отважный… я взглянула на Альберта… и бессмертный скульптор воплотил все свои эротические фантазии. Я даже заглянула себе под юбку.

— Ты что делаешь! — простонал Альберт, оглядываясь по сторонам.

— Проверяю, все ли там не месте! — простонала я. — Альберт… За что?

— Внизу написано, — произнес Альберт. Это было сказано таким голосом, что мне вдруг стало понятно, что в списках пострадавших специально оставят местечко для еще одной фамилии. У творца этого монумента есть все шансы заскочить в последний вагон репрессий.

Я наклонилась к постаменту, на котором был установлен памятник, и прочитала меленькую надпись: «Миссис Краммер (Анабель Эрланс), защищающая Академию. Статуя установлена за особые заслуги перед Академией и магией в целом». Короче. Помним, любим, бдим!