Закон подлости гласит... (СИ) - Юраш Кристина - Страница 34

— Если я сказал — нельзя, значит, нельзя. Нельзя ни сейчас, ни завтра, ни послезавтра, ни когда я отвернусь, — его рука в перчатке лежала поверх моей внезапно похолодевшей руки, слегка сжимая мои пальцы. — Ты меня поняла?

«Кайся, Магдалена, со страшной силой!» — хором заорали ангел и демон мне в уши.

— «Путь к сердцу инквизитора лежит через покаяние!». «А путь к сердцу журналиста лежит через «возьми, милая, перепиши, что тебе надо!»» — парировала я, глядя на свою прижатую к папке "маленькую преступницу", поверх которой лежала большая "рука правосудия".

— Я ведь только одним глазком посмотрю… — я всячески изображала несвойственное мне смирение, не сводя глаз со стола и чувствуя, как он ме-е-едленно проводит большим пальцем по моей руке. — Мне тоже кушать хочется… И долги выплачивать надо. Чужие, между прочим…

— И это все, что ты хочешь сказать в свое оправдание? — спросил канцлер таким «прокурорским» голосом, от которого мне захотелось научиться телепортироваться. — Я спрашиваю, это все, что ты готова сказать в свое оправдание, мисс Несовершенство?

У меня такое чувство, что мистер Совершенство разглядывает стройные ряды потенциальных любовниц и жен. «Эм… Эта слишком костлявая, меня уже давно не тянет на холодец. Эта слишком полная, мне жирное нельзя… Это (задирает голову), слишком высокая, эта (опускает голову) слишком низкая. У этой глаза близко посажены, у этой нос подкачал… А есть у вас (вытаскивая первую попавшуюся) точно такая же, только с голубыми глазами, большой грудью и губками-бантиками, только воспитанная-превоспитанная? Нет? Жа-а-аль. Будем искать…» Наш герой с нескрываемым злорадством отмечает, что не родилась еще дама, которая удовлетворит взыскательному вкусу того, кто «слишком хорош для этого мира».

«Держи абонемент на перевоспитание!» — гаденько усмехнулся демон, протягивая мне в мохнатой лапке красивый сертификат. — «Ты только посмотри в его глаза! Там же черным по белому написано: «Не все потерянно! Я тебе перевоспитаю! Через год ты будешь образцом для подражания! Эталоном!». Я мысленно скривилась. «Не вижу в этом ничего плохого. К совершенству надо стремиться, с каждым днем становясь все лучше и лучше!» — возликовал ангел. «Ну да, конечно!» — мерзко усмехнулся демон, почесываясь калькулятором. — «Где же он раньше-то был, пока нас жизнь насиловала?». «Но…» — ангел протянул ко мне руку. «Не ведись!» — прошептал демон. — «Понимаю, искушение велико, но ты подумай сама. Ты — взрослый человек, у тебя есть свои принципы, у тебя есть опыт. Пусть ищет себе какую-нибудь наивную малолетку, и лепит из нее свой идеал! Все, закругляйся, пока не поздно!».

— Я сегодня красноречива, как никогда. Мне не нравится, когда ВЫ называете меня мисс Несовершенством. И скажу сразу, меня уже поздно перевоспитывать, — холодно заметила я, гордо убирая руку. — Даже на правах родственника. Пойду я дальше ковырять свой замок. Всего хорошего. Кушайте печенье или подождите до завтра, когда им можно будет не просто перевоспитывать, но даже пытать особо несговорчивых преступников.

Я встала и вышла. Меня попытались сопроводить, но я категорически отказалась, пытаясь проглотить комочек в горле. Несмотря на мои протесты, меня довели до самой двери дома, открыли этот чертов замок и молча удалились.

В коридоре я прослушала радиопьесу под названием «Я тебя люблю, дорогая моя внучка, только открой мне дверь!», катарсисом которой была имитация «призрачного инфаркта». Увидев, что пьеса не тронула меня до слез, призрак поменял концепцию и стал угрожать мне всеми небесными карами, обещая настолько мрачное будущее, что Альфред Хичкок подавился, а Стивен Кинг расплакался.

Повалявшись немного на кровати, я услышала стук в дверь. Нехотя надевая ботинки и наскоро застегивая платье, я выглянула в окно. На пороге стояла фигура в черном.

«Ути-бозецьки ты мой! Кто к нам пришел?» — умилился демон, пока ангел всхлипывал и разглядывал полысевшие крылья, похожие на куриные.

Я спустилась, поинтересовалась, кому не спится и не работается в ночь глухую, прислушиваясь к ответу. Ответа не последовало. В дверь снова постучали. Стучали уверенно и очень настойчиво.

«Открой!» — затрепетал ангел, растирая заплаканные глазки.

И я открыла. На пороге стоял инквизитор в маске и плаще.

— Чем могу быть полезна? — поинтересовалась я, хмуро глядя на маску смерти.

— Здесь неподалеку нашли девушку. Жертву, — раздался незнакомый мне голос. — Нам нужен свидетель! Пройдёмте со мной.

Как человеку мне никуда не хотелось идти, а вот как журналисту… Через минуту я закрыла дверь, и вооружившись ручкой и бумагой, проследовала на место преступления. В переулке сидела девушка с плаката, вздрагивая и глядя полубезумными глазами куда-то в стену.

— А где остальные из патруля? — спросила я, глядя на бедняжку и мечтая ее расспросить до того, как ее возьмут в оборот.

— Пошли за свидетелями и целителями, — ответил инквизитор. Что-то меня настораживало. Где-то что-то противно засосало под ложечкой. Какой-то противный липкий холодок прокатился по спине, пока я пыталась прикинуть, успею ли я…

— Я, наверное, пойду. Если надо где-то расписаться, я распишусь! — бодро произнесла я, краем глаза следя за фигурой. — Просто мне завтра рано утром на работу… Тем более, я дома не одна. Меня ждут. Я отпросилась на пять минут, выполнить свой гражданский долг. Я пойду. Всего хорошего.

— Никуда ты не пойдешь! — в руках «инквизитора» я увидела искру.

— Пожар! — заорала я, вспоминая, что именно советовала всем дамам. — Горим!

Вы думаете, кто-то вышел? Думаете, что кто-то побежал меня спасать? А фигушки!

Через секунду я лежала на земле, отброшенная невидимой волной, ударившей меня в грудь и сбившей меня с ног. Я попыталась встать и отползти подальше, но тут на меня напала такая сонливость, словно я отработала три смены и еле доползла до кровати.

Дипломатия — это искусство говорить "хоро-о-ошая собачка",

пока не найдешь камень поувесистей.

Я открыла глаза, лежа на полу и пытаясь понять, когда это я успела взять ипотеку? Была у меня странная уверенность, что если бы жилищный вопрос решился с учетом моего текущего материального положения, то ссуды хватило бы только на «мечту клаустрофоба» общей площадью два на два метра. С нынешним уровнем цен за квадратный метр, древний философ Диоген подмигивает молодым семьям из своей бочки.

На моей левой руке был металлический браслет, цепь от которого вела в сторону массивного кольца, вмурованного в стену. Единственным источником света в моих апартаментах был какой-то мутноватый белый кристалл на потолке.

Маньяк явно по призванию был парикмахером и раньше работал в цирюльне, раз я проснулась с новой стрижкой. Волосы, которые раньше были ниже плеч, были срезаны по подбородок. Надо отдать должное, он подстриг меня куда лучше и профессиональней, чем «опытный» мастер в парикмахерской «Ля мур». Вместо моего платья на мне была какая-то светлая рубаха. Маленькая дверь не открывалась уже два часа, пока я лежала в абсолютной тишине и полумраке. Я начала переживать. Не сдох ли маньяк на радостях? Просто он нужен мне живым!

— Эй! Есть кто живой? — поинтересовалась я, со всей вежливостью, на которую была способна в данной ситуации.

Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь, и предо мной предстал маньяк. Маг молча бросил мне газету «Справедливость и закон», как бросают собаке объедки, и удалился. На главной странице красовалась статья и… мой портрет. Портрет чернобелым, но чертовски красивым. Я не знаю, кто его рисовал, но это было восхитительно. Я была прямо эталоном красоты, богиней, вышедшей из пены морской, девушкой с открытки и просто женщиной-мечтой. Художник! Я найду тебя! Поверь мне, я выберусь отсюда только для того, чтобы отыскать тебя! Ты будешь рисовать меня раз в неделю. Обещаю, как только я распетляюсь с долгами, весь дом будет увешан моими портретами. Ты только что спас меня от извечного комплекса, укоренившегося в моей душе еще с тех незапамятных времен, когда мои родители купили фотоаппарат. Пока меня фотографировали на фоне всего, чего только можно, от забора до ковра, дабы поплотнее набить семейные альбомы, я возненавидела этот процесс до тошноты в кулечек. «Стой ровно, смотри туда, не моргай, замри!» — вот слова, от которых у меня сразу же автоматически начинает все чесаться, зудеть и свербеть. Так что мою фотографию на паспорте вполне можно было назвать подвигом нервной системы. Не только пятнадцатиминутный процесс съемки, но и процесс извлечения этого убожества из фирменного конверта фотостудии под мелкую барабанную дробь. Я потом еще два часа утешала себя, что я на самом деле очень даже ничего, просто фотографу с руками из попы наверняка сидеть неудобно, ракурс — неудачный, настроения не было, свет неправильно падает и так далее. И эта противная тетка, смотрящая на всех с нескрываемой ненавистью, совсем не я.