Молитвенное приношение старца Софрония - Сахаров Софроний - Страница 3

Он произносил слова медлительно, напряженно, как смиренный стон из сердца, и в благоговейном чувстве того, что это — Имя Того, Имже вся быша и без Него ничтоже бысть, еже бысть. Он всегда советовал читать молитвы медленно, повторяя слова, делая паузы, для того, чтобы дух молитвы проникал вглубь и касался сердца: «Если твой ум и сердце испытывают молитвенное настроение при чтении Св. Писания, то ты оставайся в этом, доколе не прекратится это молитвенное настроение. Правило такое: всякое слово, всякое положение, при котором ум и сердце соединяются в единой жизни памяти Божией, не должно изменять, пока не утомится ум или сердце или тело».^[5]

На прочтение одной молитвы у старца уходило весьма долгое время. Он вообще предпочитал краткие молитвы, как отчаянные сердечные вопли, а длинные, которых, впрочем, немало среди его собственных молитв, он советовал разделять на части, так как внимание наше не выдерживает чрезмерного напряжения, и нам нужны перерывы. «Кто может чисто молиться два часа, — говорил он, — у того непрестанная молитва. Два часа — это мера совершенных».

Драгоценным и необходимым условием для молитвы и для христианской жизни вообще старец считал вдохновение, к которому он часто возвращался в беседах. Он имел в виду то состояние, когда молящемуся человеку открывается в Духе Святом непостижимый Образ Христа-Бога, Который святою красотою Своею и непорочным совершенством Своим пламенно влечет душу уподобиться Ему. В молитве, как и в прочих аспектах жизни, принцип подвижника состоял в том, чтобы возвести ум и сердце человека именно к этой последней цели, к тому совершенству, к которому все призваны во Христе и которое выражено, по словам преп. Серафима, в «стяжании Святого Духа». Поэтому критерием того или другого молитвенного делания отец Софроний считал умножение в нас познания путей спасения и смиренного духа Христовой любви. «Когда вы говорите с людьми, не останавливайтесь на маленьких вещах. Надо их поставить перед глубокими вопросами. Так надо лечить людей: показать им вечный свет Слова Христова».

«Весь смысл жизни в том, чтобы ум наш и сердце жили Богом; чтобы Бог стал нашей жизнью. Этого Он только и ищет. Для этого мы и созданы, чтобы жить Его жизнью, и при том во всей ее беспредельности... Это слово может нас пугать, когда мы видим наше настоящее жалкое состояние, но это так, и веру эту не надо терять. Одна из наибольших опасностей — снизить и умалить замысел Божий о человеке. Всякое наше страдание, даже неправое, знает Бог. Знает, и сострадает нам. С Ним необходимо установить “личные” отношения; почти “человеческие”... Я надеюсь, что ты меня понимаешь. Понимаешь, что под этим я разумею внутреннюю, интимную связь с Богом. Ибо к жизни в Нем призван весь человек, то есть не только его высшая способность созерцания — “дух”, но и чувства — “душа”, и даже тело».^[6]

Вдохновенный таким видением, человек не замечает мелочей, говорил старец, ведь все его внимание молитвенно устремлено ко Христу, и он не может грешить. Тогда жизнь течет просто, естественно, но из-за молитвенного напряжения одновременно и безгрешно, и свято, а без вдохновения — все скучно, уныло, мертво, и греха не избежать. Старец говорил: «Сердце христианина-монаха должно быть подобно вулкану. Чуть затронешь, и польется горячая лава». Так и было со старцем. Он, бывало, начнет читать: «Отче наш», а дальше — не может, потому что его душат слезы.

Как и вся его жизнь, молитвенный облик старца был прост, естественен, в нем не было ничего «театрального», ибо он более всего любил и ценил святую монашескую строгость во всем и ту царственную свободу духа, ни от каких внешних обстоятельств или принуждения не зависящую. Жизнь его духа была действительно «сокровенна со Христом в Боге», и проходила в «тайной клети» сердца. Лишь в последние его месяцы приоткрылась она, и нам дано было видеть, лишь отчасти, как он плакал поистине Гефсиманским плачем.

Незадолго до смерти старец часто повторял: «У меня нет больше слов; я все сказал Богу». И на самом деле, в то время его молитва шла дальше всяких слов, которые, как и всякое человеческое явление, ограничены, и претворялась в «неизглаголанные воздыхания» сердца, в безмолвное предстояние его духа, плененного видением Христа, молящегося в Гефсимании и восходящего на Голгофу. В таком-то состоянии он достигал подлинного созерцания, «когда небесные реальности становятся очевидными для нашего духа». И когда умиление переходило некую грань, тогда его немощное, престарелое тело едва выдерживало напор плача. В те моменты он мог умереть от чрезвычайной боли.

В такой молитве, повторяя со слезами слова: «Господи, приими душу мою...», старец Софроний перешел от смерти в жизнь нестареемую во Свете возлюбленного им Христа. Мы же ныне с твердым упованием о том, что старец в неизреченном смирении предстоит Святой Троице и, по обещанию своему, ходатайствует о мире, о котором он так долго и глубоко болезновал, благодарные за все «моления же и молитвы, которые он с воплем крепким и многими слезами» принес Богу о каждом из нас в жизни сей, всеблагоговейно возносим свою молитву о нем:

Со святыми упокой, Христе, преподобнаго раба Твоего, и молитвами его помилуй нас и мир Твой.

Аминь.

Схиигумен Серафим (Барадель)

О, Ты, Единый подлинно Сый,

Творец Благой и Вседержавный,

Твоею волею в мир сей

Все сущее из тьмы воззвавый;

В любви Твоей внемли мольбам

Твоих созданий, палимых жаждой

Тебя во истине познать, Тебя любить,

С Тобою быть — Тобою жить.

Склонись смиренно к нашему зову:

Тебе мы служим — Святому Богу;

В сияньи света откройся нам,

Твоим, хоть падшим, но все ж сынам.

Архимандрит Софроний

МОЛИТВЫ КАЖДОДНЕВНЫЕ

Утренняя молитва^[7]

БОЖЕ ВЕЧНЫЙ, Царю Святый, Творче небу и земли, Иисусе Христе, Отца безначальнаго собезначальный Сыне, неизследованною благостию призвавый мя от небытия в жизнь сию, даровавый ми благодать крещения и Свышняго пакирождения, положивый печать Духа Твоего Святаго на уды тела моего; Ты бо вложил еси в сердце мое желание взыскати Тя, Единаго истиннаго Бога, услыши и ныне молитву мою.

Ни жизни, ни света, ни радости не имам, разве Тебе, Боже. Несмь достоин воззрети на Тя, от множества грехов моих, но, якоже рекл еси учеником Твоим, яко вся елика аще воспросите в молитве, верующе, приимете и еже аще что просите во имя Мое, то сотворю, дерзая призываю Тебе: очисти мя от всякия скверны плоти и духа и научи мя како достоит молити Тя.

БЛАГОСЛОВИ день сей, егоже дал еси ми, недостойному рабу Твоему, и силою благословения Твоего сподоби мя, на всякое время и во всяком месте, сердцем чистым глаголати и делати во славу Твою, с терпением, смиренномудрием и любовию, в духе мира, кротости, великодушия и премудрости, и предзрети Тя предо мною выну.

СКАЖИ МНЕ, ГОСПОДИ, путь воли Твоея, по безмерной благости Твоей, и даруй мне непорочно ходити пред Лицем Твоим. Ты, мирный Царю, испытуяй сердца и утробы, веси всю нищету мою и безумие; Ты веси ослепление мое и неведение, но и желание сердца моего зриши, и болезни и скорби души моея не скрыты пред Тобою.

ВОНМИ убо молению моему, и Духом Твоим Святым настави мя на землю праву. Елижды аще растленная воля моя поведет мя на чуждыя стези, тогда молю Тя, не щади мене, но нуждею возврати мя паки на путь святых Твоих заповедей. Силою любве Твоея даждь ми последовати стопам Твоим аможе аще пойдеши. Сохрани мя от всякаго дела и слова душетленнаго, от всякаго движения сердца и ума моего, могущаго печалити Духа Твоего Святаго или брата моего огорчати. Научи мя, что ми подобает глаголати и како подобает глаголати. Аще же есть воля Твоя, да умолкну, вразуми мя молчати в духе мира, никакоже оскорбляющи, ниже смущающи ближняго моего.