Жития новомучеников и исповедников российских ХХ века - Коллектив авторов - Страница 53

2 июня 1938 года тройка НКВД приговорила отца Александра к расстрелу. В это время он находился в Таганской тюрьме в Москве. Здесь 5 июня его, по установленному порядку, сфотографировали для палача, чтобы при множестве осужденных был казнен именно приговоренный к казни. Протоиерей Александр Парусников был расстрелян 27 июня 1938 и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.

ИСТОЧНИКИ:

ГАРФ. Ф. 10035, д. 23976. Монастыри и храмы Московской епархии. М., 1999.

Июня 14 (27) Священномученик Николай (Запольский)

Составитель игумен Дамаскин (Орловский)

Священномученик Николай родился в 1889 году в селе Сивково Можайского уезда Московской губернии в семье священника Александра Запольского. В 1907 году Николай окончил духовное училище и в 1910 году поступил псаломщиком в храм села Лисицино неподалеку от Наро–Фоминска. Тогда же он женился на Марии, дочери священника; впоследствии у них родилось шестеро детей. В 1920 году Николай Александрович был рукоположен во диакона к тому же храму. В 1925 году он был переведен в Преображенскую церковь села Большие Вяземы Звенигородского района Московской области.

В 1929 году диакон Николай был обвинен в порубке леса и приговорен судом к двум годам ссылки, но приговор был заменен на штраф в триста рублей. В 1930 году диакон Николай был арестован за невыполнение государственных древозаготовок и приговорен к шести месяцам принудительных работ.

В феврале 1938 года следователи допросили «дежурных свидетелей», которые подписали нужные следствию показания. 21 марта 1938 года диакон Николай был арестован и заключен в одну из тюрем в Москве. Допросы длились полтора месяца, и на последнем допросе, 8 мая, следователь заявил диакону:

—Вы обвиняетесь в клевете на советскую власть, которую вы высказывали в феврале 1938 года.

—Виновным себя в высказывании клеветы в отношении советской власти в феврале 1938 года я не признаю, — ответил диакон Николай.

— Вы обвиняетесь в контрреволюционных высказываниях в отношении советской власти в декабре 1937 года.

— Виновным себя в контрреволюционных высказываниях в отношении советской власти я не признаю.

В тот же день диакону Николаю была устроена очная ставка со лжесвидетелями. Один из них, Степанов, показал, будто диакон говорил, что «советская власть всех попов арестовала, но скоро будет конец советской власти; скоро из Италии придет папа Римский, он установит свою власть и всех коммунистов в ад загонит».

На эти «показания» диакон Николай ответил:

— Со Степановым я никаких антисоветских разговоров не вел, он лжет.

Лжесвидетельница Панова на очной ставке показала, будто она в феврале 1938 года была в церкви и просила у диакона разрешения взять золу на удобрение для колхоза, на что тот ей ответил: «Что власти помогаешь, хотите выполнить восемь миллиардов пудов хлеба? В 1938 году это вам не удастся, скоро советской власти не будет, скоро придет папа Римский, он покажет, как крестьян мучить. Хотя вы и взяли попов, но скоро царь будет и коммунистов скоро вешать будем за этих попов».

Диакон Николай решительно отверг эти обвинения и сказал: «В феврале 1938 года с Пановой я не встречался в церкви и ничего ей не говорил. И в церкви Панова никогда не была».

2 июня тройка НКВД приговорила диакона к расстрелу. Диакон Николай Запольский был расстрелян 27 июня 1938 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.

В 1939 году все работники Звенигородского управления НКВД были арестованы и решением Военного Трибунала войск НКВД приговорены к разным срокам лишения свободы за фальсификацию следственных дел. Дело диакона Николая Запольского было приобщено как вещественное доказательство такой фальсификации, и на основании решения Военного Трибунала требовался пересмотр постановления тройки НКВД. Однако, «учитывая социальное лицо осужденного», то есть то, что он служил в храме диаконом, решение тройки было сочтено тогда правильным.

ИСТОЧНИКИ:

ГАРФ. Ф. 10035, д. 23981.

Июня 18 (1 июля) Священномученик Сергий (Кротков)

Составитель игумен Дамаскин (Орловский)

Священномученик Сергий родился в 1876 году в селе Подлесная слобода Луховицкого уезда Рязанской губернии в семье священника Михаила Кроткова. Отец его умер, когда мальчику исполнилось три года, и с этого времени Сергей стал жить у родственников. И хотя они были людьми материально состоятельными, годы детства, проведенные у них, остались в его памяти как время тяжелое и безрадостное. Как сирота Сергей был отдан в Рязанскую Духовную семинарию для обучения на казенный счет. По окончании семинарии Сергей Михайлович был определен преподавателем Закона Божия в церковноприходской школе. Сочетавшись браком с девицей Марией, дочерью протоиерея Палладия Афанасьевича Орлова, служившего в городе Луховицы в Рязанской епархии, он был назначен на его место и рукоположен в сан священника в 1903 году.

Когда началась Первая мировая война, отец Сергий был направлен полковым священником в 139–й Моршанский полк, который воевал на Австрийском фронте; он прошел всю войну вместе с частью, занимавшей позиции на передовой. За безупречное пастырское служение во время военных действий отец Сергий был награжден орденом Анны 3–й степени, Георгиевским крестом и возведен в сан протоиерея. Отец Сергий прослужил полковым священником до большевистского переворота в 1917 году, и лишь после того, как полк был расформирован, он уехал в Воронежскую губернию, где получил место настоятеля в храме в селе Валуйчики. Перед его отъездом с фронта епископ Кременецкий Дионисий (Валединский) предложил священнику не возвращаться в Россию, где в то время начинала бушевать революция, и поселиться в Западной Европе, но тот отказался.

В 1922 году протоиерей Сергий был назначен настоятелем Никольской церкви в селе Царево Пушкинского района Московской области, где прослужил до 1930 года. Это было тяжелое время для православных, но священник был непоколебим в своем пастырском служении, которое было в те времена исповедничеством. Даже внешняя бытовая сторона жизни была нелегка. Чтобы истопить, например, печь, нужно было искать дрова, а их не было. Отец Сергий шел на реку Талицу, нырял в холодную воду и вылавливал тяжелое мокрое бревно. И ныряя, бывало, говорил: «Благодать‑то какая!»

Прихожане любили пастыря за благочестие, за серьезное отношение к богослужению, которое и всех присутствующих в храме настраивало на сосредоточенную молитву. Ко всем, и верующим и неверующим, отец Сергий относился ровно, с христианской любовью и приветливостью встречая каждого приходящего к нему. По мере своих небольших возможностей он старался помочь всем нуждающимся, иногда отдавая свои последние деньги. Кто не имел средств, с тех отец Сергий денег за требы не брал.

Храм святителя Николая был одним из самых посещаемых в округе, здесь всегда было много молящихся, что и послужило причиной возникновения для отца Сергия неприятностей. Неподалеку в селе Нагорном служил священник Николай Веселовский; он, преследуя свои цели, часто бывал у гостеприимного отца Сергия, и в конце концов решил попытаться занять его место. Ему удалось склонить на свою сторону двух певчих из Никольского храма и выхлопотать себе назначение в этот храм. Однажды из окна своего дома отец Сергий увидел сани, в которых рядом с купелью сидел отец Николай, получивший назначение на его место^[17].

В 1930 году отец Сергий был назначен в храм Покрова Божией Матери в село Покровское Московской епархии рядом с Царицыном, находящемся ныне в черте Москвы. Отец Сергий с семьей жить остался в своем доме в селе Царево, и добираться до нового места служения ему было крайне неудобно. Нужно было доехать по железной дороге от Красноармейска до станции Софрино, от Софрино до Москвы, от Москвы до станции Царицыно, а затем пешком до села Покровского. От Красноармейска до станции Софрино в те годы ходил паровоз — «кукушка», к нему прицеплялся небольшой состав, на котором возили хлопок для Красноармейской текстильной фабрики. Состав состоял из маленьких голубых вагончиков и таких же маленьких открытых платформ; на них перевозили пассажиров, которые задолго до подхода «кукушки» старались занять себе места. Отец Сергий вместе с другими ехал на такой открытой платформе, нахлобучив изрядно изношенную шапку–ушанку, прижав к груди сплетенную из камыша сумку.