Ты не знаешь меня (ЛП) - Ле Карр Джорджия - Страница 28

Кто-то зашел ко мне в комнату и убил моего ребенка!

Отрубив ему голову.

Его голова отделена от тела, лежит рядом с его хвостом, такое мог проделать только, однозначно, больной монстр. Это самое ужасное зрелище, которое я когда-либо видела за свою жизнь. Медленно я подползаю к обездвиженному телу Сергея.

— Прости, — шепчу я. — Мне очень жаль. Я не хотела оставлять тебя, но не могла... Я так тебя люблю.

Я подползаю к его лежанке и глажу его шерсть. На ощупь шерсть стала жесткой и холодной. Я вздрагиваю от этого ощущения. Сергей мертв уже давно.

Должно быть он страдал.

Может он даже испугался.

Обращаю внимание на что-то завернутое в бумагу А4 формата, лежащую у него на теле. Я беру это в руки. Внутри одна из тех крошечных магнитофонных кассет, которую используют боссы, чтобы на диктовать своим секретарям задания. Я читаю записку. Всего лишь три коротких слова, которые превращают мое сердце в кусок льда:

«Один за другим»

В оцепенении я нажимаю кнопку воспроизведения на кассете и слышу детскую песню «Десять зеленых бутылок» [5] .  На самом деле, песня невинная, но сейчас она мне кажется жуткой, словно предупреждение. Это самое большое оскорбление — слушать песню, глядя на изувеченное тело Сергея. Я хватаю кассету и со всей силы бросаю ее об стену, она рассыпается на кусочки, из нее вылетает магнитная лента, упав совсем близко к вкусняшкам, которые я оставила.

Он так и не съел их.

Руки сами собой сжимаются в кулаки от беспомощности.

Я подхожу к кровати на полусогнутых ногах и стаскиваю одеяло. Складываю его в четверо и кладу рядом с неподвижным не маленьким телом Сергея. Встав на колени, я пытаюсь перенести его на новое место. В первую очередь его отрубленную голову с запекшейся кровью. Мои руки тут же окрашиваются в темно-красный.

Аккуратно я укладываю его голову, затем приподнимаю тело. Мертвый он стал гораздо тяжелее, и я кряхтя, приподнимаю его. После того как я его переместила, мне стало легче, я ложусь рядом с ним, соединив две его половинки.

— Прости. Прости меня. Прости, — снова и снова шепчу я, обнимая его холодное, окоченевшее тело. Чувство вины — ужасно. Меня не было здесь, и я не смогла защитить его. В это время я занималась своим делами, хотя мне следовала быть с ним рядом. Если бы я оставила его с бабой. Я даже не думала об этом, вернее я подумала, что он может залаять, когда я позвоню или поднимет шум и разбудит папу.

Поэтому я оставила его у себя в спальне.

Должно быть, он предчувствовал. Неудивительно, что он скулил и плакал, когда я уходила. Но я все-таки оставила его. Я закрываю глаза, от сожаления и от горечи сжимаю зубы.

Я целую его в макушку. Я целую его закрытые веки, я хватаюсь за его изящные окровавленные, маленькие лапки. Подушечки всегда были такими мягкими и теплыми. А сейчас жесткие, грубые и холодные. Его нос касается моих губ, он сухой, не мокрый, в нем нет жизни.

Я сажусь и смотрю на него сверху вниз. Я не верю, что такое могло случиться. Этого просто не может быть. Моя голова совершенно пустая, словно вакуумная. Это моя вина. Бедный Сергей. Я накрываю его труп простыней и открываю окно.

Свежий утренний воздух врывается в комнату.

Я вспоминаю, как гуляла с ним по парку, как он лизал мне лицо. Я вспоминаю, как он, будучи щенком прятался под кровать, когда первый раз услышал раскат грома, и как я взяла его на руки и подошла к окну, показывая, что это всего лишь гроза. У меня нет слез. Я слишком потрясена, наверное, поэтому чувствую себя оцепеневшей, все эмоции куда-то пропали. Даже гнев на моего отца.

Я думаю об отце. Как он мог? Ведь это он купил мне Сергея и принес его домой. Несмотря на то, что Сергей всегда не любил его.

Я сижу в своей комнате, сгорбившись от шока и ужаса, а потом слышу, как ба поднимается вверх по лестнице ко мне в комнату. Я бегу к лестничной площадке, она останавливается, занеся ногу на следующую ступеньку.

— Что с тобой? — спрашивает она, видя мою окровавленную одежду и руки.

— Сергей мертв, — отвечаю я.

Ее реакция мгновенная от шока. Она побледнела, сделалась белой как полотно, и видно у нее подогнулись колени, потому что она с силой ухватилась за перила, чтобы не упасть. Она с болью прикрывает глаза. Я несусь вниз по ступенькам и хватаю ее за руку.

— Все хорошо, ба. Все хорошо, — постоянно повторяю я, когда кладу голову ей на грудь, но она хватает меня за руку и спрашивает:

— Как это произошло?

Я отрицательно качаю головой.

— Покажи мне его, — внезапно настойчиво требует она.

Я энергично опять отрицательно качаю головой.

— Нет, не смотри на него, баба.

— Он у тебя в комнате?

Я киваю, потому что чувствую, будто меня душат, я не могу произнести ни единого слова. Странно, но пока я стою, прижавшись к ба, часть меня не верит, что Сергей, на самом деле, мертв. Мне кажется, будто это кошмарный сон, и я вот-вот должна проснуться, и эта ошибка будет исправлена. Моя голова отказывается понимать, что все это реально. Он не может оставить меня и умереть. Я до конца не верю, мне кажется, что если я сейчас отведу бабу в свою спальню, то не увижу свою любимую собаку, расчлененную на две части и завернутую в простыню.

Ба поднимается вверх по лестнице, ее лицо — маска, я следую за ней.

Я отступаю в сторону, как только она открывает дверь, и несколько секунд она просто стоит в дверях. Затем подходит к покрытому тканью телу, я вхожу и закрываю дверь. В комнате очень холодно, потому что я забыла закрыть окно. Я опускаю взгляд на простынь, на которой проступают пятна крови.

Это не мой Сергей под ней. Он ушел.

Я вижу, как ба с трудом присаживается на корточки и приподнимает простынь. Она молча глубоко вздыхает и опускает ее. А потом переводит на меня глаза. Ее глаза совершенно пустые, лицо по-прежнему каменная маска. Я никогда раньше не видела у своей бабушки такого взгляда.

— Мой сын — монстр.

Я молчу. У меня начинает щипать глаза от слез, першит горло, будто насыпали в него песка.

— Скажи мне, если я смогу тебе чем-то помочь, — говорит она.

Я с трудом сглатываю. У меня словно в живот падают камни.

— Давай, похороним его.

https://www.youtube.com/watch?v=RgKAFK5djSk

До скорой встречи

Боюсь, окончательно раскваситься после того, как предложила бабушке устроить похороны Сергея. Но я оказалась в кровати, рыдая, как ребенок. Ба все устроила. В течение часа доставили белый гроб для ее питомца, которого она хотела похоронить. У гроба на крышке выгравированный крест и атласная подкладка. Она положила к Сергею его любимые игрушки и одеяло. Она заказала цветы — белые розы. Она пригласила наш обслуживающий персонал присутствовать на похоронах.

Мы все встретились под яблоней. Небо постепенно становится черным, как уголь, видно приближается сильная гроза. Садовник Джон вырыл яму. Честно, я не могу на нее смотреть, до сих пор не веря, пребывая в шоке. Миниатюрная полька горничная, помогающая шеф-повару у нас в доме, выглядит напуганной. Она нервно все время озирается по сторонам.

Баба и я одеваемся во все черное. Я держу в руке платочек, прикрывая мой готовый разразиться рыданиями рот, когда ба произносит небольшую молитву. Я более или менее прихожу в себя, когда все бросают на крышку гроба по кому земли.

Поэтому наклоняюсь и бросаю первый ком земли на его гроб.

— Мой дорогой, Сергей, прошу тебя прости меня. Прости. Прости меня, что я не смогла защитить тебя, — тихо шепчу я. — Знаю, я обещала, что не буду плакать и воспряну духом, всеми фибрами души я стараюсь взять себя в руки, но не могу вынести свое горе. — Не переживай, мы обязательно встретимся снова, — говорю я, поднимаясь и отступая назад. Я чувствую, как кто-то обнимает меня за спину.