Не оставляй меня, любимый! - Рой Олег - Страница 8

Что значит быть программистом?

Это когда ты делаешь что-то такое эпическое, что голова идет кругом от собственной крутизны, а для всех окружающих ты просто сгорбленная фигурка перед монитором.

Можно, конечно, позаламывать руки, причитая: ах, как нас не ценят! Но зачем? Когда человек делает свое дело, и делает его хорошо, оценка окружающих для него имеет весьма второстепенное значение. Не скрою, мне приятно, когда меня сравнивают с Джобсом или Цукербергом. Приятно читать статьи о себе, особенно если статьи написаны грамотно. Но работаю я вовсе не для этого, не это приносит мне наибольшее удовлетворение.

Вы спросите – а что тогда? Пожалуй, мой ответ вас удивит. У меня есть собственный интерфейс для контроля «Мы». Выглядит он непрезентабельно – куча таблиц, графиков и диаграмм плюс командная строка. Но когда я разворачиваю его на экране и вижу движение этих графиков, изменения цифр, я чувствую себя счастливым. Цифры – это обращения пользователей, их посты, комментарии, лайки, загрузки. Диаграммы – это статистика всего этого, распределение потоков, нагрузка. Неискушенный не поймет красоты, отражаемой этой невзрачной инфографикой; я же вижу, как огромное количество обращений занимает ограниченные ресурсы, без задержек и потерь, как колоссальные массивы информации – фото, видео в том числе – за доли секунд обрабатываются системой.

Эти доли секунд, отображающиеся у меня на экране, для вас, конечных потребителей, не видны. Но вы знаете, что в моей системе вы не будете ждать, пока что-то подгрузится, и не начнете ругаться оттого, что что-то потерялось по дороге; в моей системе вы не подхватите вирус или шпионскую программу, у вас не уведут личные данные и не взломают вашу переписку.

Объективно говоря, «Мы» – лучшая в мире соцсеть. Это знаю я, это уже знают и другие специалисты, но пока об этом не говорят во всеуслышанье – такие правила игры.

Последний день лета выдался теплым и солнечным. Проснулся я довольно поздно, потому что поздно лег. С тех пор как сеть «Мы» стала активно продвигаться за океаном, нагрузка на серверах стала более-менее равномерная в любое время суток… но поздно. За то время, пока моя сеточка ходила в коротких штанишках, я привык не спать по ночам и ложиться под утро, чтобы проснуться где-то после обеда. Как ни странно, нагрузка минимальна как раз в утренние часы, с шести и где-то до обеденного перерыва – конечно, пока ты работаешь только с Россией.

Во всяком случае, если вдруг происходит что-то неожиданное, например ДДоС-атака (иногда такое случается, хотя я ни с кем не конфликтую; наверно, мою сетку дидосят из принципа, ну, или чтобы мне жизнь малиной не казалась), у меня срабатывает тревожная кнопка и начинает звонить телефон.

Вот, собственно, в последний день лета я и проснулся как раз от звонка. К счастью, это не было связано с какими-то проблемами в Сети, да и время уже близилось к обеденному перерыву, в который служащие многочисленных офисов, до обеда прилежно имитирующие невероятную занятость, расслабляются и выходят в Интернет по личным делам. Правда, как я уже сказал, последнее время нагрузка на сеть стала более-менее равномерной, ведь у «Мы» есть свои почитатели даже в Токио, Шанхае и Рангуне. Плюс к тому я нанял небольшую когорту операторов, тоже фрилансеров, так что сеть теперь была под надзором круглосуточно… что вовсе не означало, что я могу поехать куда-нибудь в Майями, чтобы там махать руками: – любая система без присмотра создателя довольно быстро сползает в хаос, вполне в соответствии со вторым законом термодинамики.

Одним глазом пробежав по графикам активности на моем компьютере и на автомате проконтролировав, на месте ли мои операторы, я залез в карман джинсов и извлек оттуда телефон. Пользуюсь я, кстати, «Самсунгом-семеркой», несмотря на его «пожароопасность» – во-первых, телефон надо покупать в авторизированных точках, а не в ларьке торгового центра; во-вторых, айфоны тоже горят, особенно склепанные в трущобах какого-то Сянгана, а в-третьих, терпеть не могу продукцию огрызка, да простит меня покойный Джобс, с которым меня постоянно сравнивают, уж не знаю почему.

Номер мне был не знаком, и я, почувствовав странное движение в области между соском и ключицей, поспешил свериться со вчерашней визиткой, благо она лежала у меня под рукой и даже пахла по-прежнему, ее духами (хоть и слабее, чем вчера).

Увы, номер принадлежал не ей. Черт, ну и кто это? Я снял трубку и сказал хриплым ото сна голосом:

– Ну аллё.

– Спал, что ли? – раздался жизнерадостный голос Матвея, в миру Сашки Матвеева, моего кореша. Друзей у меня немного. В школе я ни с кем особо не сходился, считался зубрилой и заучкой, а таких не любят; так что первые друзья у меня появились только в армии, куда я ушел, когда первый раз провалил экзамен в институт. Отслужил в ПВО, о чем ничуть не жалею: после дембеля без всякого труда поступил и учился тоже без напряжения.

Может, армия раскрыла мою коммуникабельность, может, в институте просто подобрались люди, более подходящие мне по характеру, трудно сказать, но с большинством одногруппников я общаюсь до сих пор. Соармейцев же разбросало по стране, и на связь они выходили спорадически; одним из немногих, кто вырисовывался у меня на горизонте с завидной регулярностью, был как раз Матвей.

Кстати, он единственный, кто ни на йоту не изменил свое отношение ко мне после того, как «Мы» начала свое триумфальное шествие. Поздравил только и пожелал семь футов под килем.

Остальные же… одни практически моментально поспешили у меня одолжиться – и немедленно растворились в неведомых восвоясях. Другие пытаются использовать меня как походный кошелек, постоянно вытягивая на какие-то не интересные мне мероприятия, от которых я открещиваюсь, ссылаясь на занятость; третьи вообще заявили, что знать меня не желают, внятно не объяснив мне причин подобного решения. Мне почему-то кажется, что здесь замешана банальная зависть, и дай бог, чтобы я ошибался в их адрес.

– Угу, спал, – ответил я, свободной рукой протирая глаза. – Я ж по ночам работаю.

– Сторожем устроился? – уточнил Матвей. – Или, не дай ктулху, ублажаешь после театра пожилых дам?

– Да пошел ты, – ответил я, добавив, конечно, конкретный адрес. – Народ по сетям по ночам шарится в основном, я ж говорил уже.

– Ага, говорил, – подтвердил Матвей. – Ты, это, приводи, себя в порядок, ежели у тебя других планов нет, можем часа через два пересечься, посидеть где-нибудь, пивка холодного попить.

– Нет у меня никаких планов, – ответил я. – А по поводу встретиться, что-то случилось или просто соскучился?

– Не дождутся они, чтобы у меня что-то случилось, – сказал Матвей. – Так, увидеться захотелось, да и время есть.

– Лады, – ответил я. – Встречаемся где?

– Да где обычно, на набережке, – предложил Матвей. – Посидим, потом пройдемся вдоль реки, потом опять посидим. Шашлычка поедим…

– Лады, – подтвердил я и дал отбой.

В августе солнце светит и греет совершенно не так, как в мае, но и не так, как, скажем, в сентябре. Свет весеннего солнца мягкий, бархатный; августовское солнце более яркое, блестящее, его свет резок. С наступлением осени он тускнеет.

Я шел по улице, глядя по сторонам и удивляясь тому, как много я раньше не замечал. Действительно, мы живем, по макушку погрузившись в дела, и у нас никогда не бывает достаточно свободного времени, чтобы просто полюбоваться миром, в котором мы живем. Хотя он, право слово, достоин того, чтобы им любовались.

Как все-таки хорошо никуда не спешить! А ведь мы почти утратили эту способность, мы спешим даже тогда, когда не надо. Мы живем суматошно и взбалмошно даже тогда, когда этого не требуется. Живем, словно убегаем, но от кого? От себя, что ли? А ведь так приятно никуда не спешить, не идти, словно торпеда к цели, а просто плыть по течению. Куда-то все равно отнесет. И может быть, в этом куда-то будет лучше, чем в нигде, в привычной, но совершенно некомфортной суете.