Антитело (СИ) - "Sco" - Страница 18

– Переобуться надо, – Дан затормозил в коридоре, и Рытов вспомнил, какая была чистота в маленькой квартирке на Анадырском.

– Раз надо, значит, переобуемся, – согласился он.

Через какое-то время с непривычки в горле стало першить. Рытов говорил и говорил, а Дан слушал. Они помыли руки, общупав всё: мыло, вентили и полотенца. Изучили туалетный бачок, потрогали змеевик на стене. Затем переместились в комнату. Кровать, тумбочки, телевизор, компьютерный стол, кресло – всё было зафиксировано на оговорённых местах. Для снятия вопросов Рытов подчеркнул, что кроватей в комнате две. Дан кивнул молча. Включив на компьютере радио, Рытов собрался спуститься к машине за вещами. Перед уходом Дан попросил его набрать мамин телефон. Рытов подождал, когда та возьмёт трубку, и вышел из квартиры. В душе царило умиротворение. Самое страшное казалось позади.

Пашкины котлеты были пресноваты.

– Наверное, диетические, – предположил Рытов, пробуя кусок.

– Очень вкусные, – вежливо похвалил Дан.

Решив пока не рисковать с вилкой, котлету он откусывал так, завернув в лист салата.

– Как мама?

– Я ей не сказал пока.

– Да, пока не надо.

Рытов настругал себе бутеров с отрытыми в холодильнике ветчиной и сыром, налил кофе. Дан повёл носом, принюхиваясь к запрещённому для него пойлу. Рытову стало неудобно.

– Я тебе чай с лимоном, ага?

Дан кивнул, а Рытова вдруг осенило – когда-то, казалось, миллион лет назад, он представлял Дана на этом самом месте! Как что-то несбыточное и светлое, как мираж. Рытов даже опустил бутерброд на стол. Дан перестал жевать, что-то почувствовав. Хотелось сказать «как хорошо, что ты здесь». Или «теперь всё будет хорошо». Но это было бы идиотски неуместно. В кармане запиликал телефон новым сообщением, они оба вздрогнули.

– Точно. Я Янычу задание по авторизации обещал до вечера, – вспомнил он, глядя на дисплей.

Дан кивнул, закинул в рот остатки котлеты и, нащупав рядом салфетку, сказал:

– Читай, какие там требования.

В ванной Дан самонадеянно заявил, что он сам. Даже показательно отрегулировал воду и включил-выключил душ. Рытов приволок с балкона кем-то подаренный, но ещё не распакованный ворсистый прорезиненный коврик. Положил полотенце на стиральную машинку, чтобы не тянуться. Мыло и шампунь решил просто свалить в раковину, там точно нащупает. Извиняющимся тоном предупредил, что дверь оставит приоткрытой, чтобы слушать. Когда Дан позвал его по имени, рванул внутрь, будто спасатель. Тот стоял уже практически сухой, в полотенце вокруг бёдер.

– Мне бы побриться, – сказал он и, словно оправдываясь, пощупал порядком отросшую щетину. – Чешется.

Когда выяснилось, что электробритвы в доме нет, а только станок, Дан спросил почти с вызовом:

– А ты не поможешь?

Рытов сказал «о», потом «э», потом «оке-э-эй», а про себя подумал «да что ж ты со мной делаешь». Он зашёл в ванную, футболка от пара сразу потяжелела.

– Так… Ты, наверное, сядь, – и он аккуратно потянул Дана к закрытому унитазу, – сюда. Не холодно?

Дан промычал отрицательно, но шмыгнул носом. Рытов снял с гвоздя своё полотенце и набросил тому на плечи. Нетвёрдыми руками взял баллон с пеной для бритья, выдавил шарик. Чтобы не молчать, спросил, не кружится ли у Дана голова. Тот ответил «нет», а Рытов сказал «ну, после душа, мало ли», и они замолчали. Словно издеваясь, из радио в комнате заволвяжила «Color of the Night».

Идея с посадкой на унитаз была неудачная – лицо Дана было как раз на уровне рытовского… хм, живота. Он пытался и так и эдак и в результате встал перед Даном на колени, так они хотя бы более-менее сравнялись в росте. Рытов аккуратно вёл полоску за полоской, стараясь дышать потише. Струйка горячей воды в раковине казалась оглушительным водопадом. Слепота Дана позволяла ему не следить ни за своим взглядом, ни за выражением лица. Он облизывался и обмирал. От близости у него зудели губы. В штанах уже давно трещало. Он позволил себе на секунду прикрыть глаза и представить, каково это – поцеловать эти тонкие губы. Каково прижать его крепко, грудь к груди, живот к животу… Дан опять шмыгнул носом, и Рытов пробормотал «уже почти». Он поднялся с колен и потянул Дана к раковине. Пока тот умывался, Рытов отступил к двери и переводил дух. Желание из ненавязчивого, мечтательного, неуверенного разом превратилось в однозначное, бескомпромиссное. Проблемы, с которыми он носился всё это время, побледнели и отошли на второй план. Сейчас он хотел только удовлетворения, обладания. Он бесшумно запустил руку в штаны, погладил каменный член. Дан выпрямился перед раковиной, Рытов посмотрел на его лицо в зеркале. Трусы намокли, а он закусил губу, стараясь не выдать себя прерывистым дыханием. Дан выключил воду и повернул голову, как лошадь, ухом в сторону звука. Рытов, мысленно чертыхаясь, уложил член на живот, под резинку трусов.

– Всё? Пошли в комнату? – просипел он, выходя в коридор.

Рытову пришлось вспоминать ухищрения старшеклассников. Он целенаправленно отвлекал себя, пару раз больно ущипнув за живот. Член ослаблял позиции, но до конца не сдавался. Рытов свинтил на кухню, остыть. Оттуда принёс блюдце с таблетками и чашку с водой, запить. Дан натянул врученные ему трусы типа «семейники» и сидел на кровати. Он уже откинул одеяло, взбил подушку. Рытовскую старую футболку со смайликами он ещё не надел, она лежала на коленях. Дан проглотил лекарства без вопросов и вдруг повернулся в сторону Рытова всем корпусом.

Если бы Дан мог, то смотрел бы прямо ему в глаза. Рытов замер рядом с кроватью с чашкой в руках. Дан, шаря по нему слепым взглядом, вдруг откинулся немного назад, опершись на руки, будто выставляя себя напоказ. В другой ситуации Рытов воспринял бы этот жест однозначно. Но сейчас он мучительно искал какое-то другое объяснение. И тут Дан начал ложиться, как-то заторможенно, вдумчиво. Можно было бы принять такие движения за осторожность, если бы он не продолжал смотреть в сторону притихшего Рытова. Он всё понял там, в ванной? Почувствовал, раскусил? Чашка с блюдцем звякнули друг об друга – руки подрагивали. Дан улёгся на спину, откинулся головой на подушку. Член снова задеревенел. Рытов сделал два шага к кровати, всё ещё не веря. В голове искрило, треклятая чашка норовила выскочить из пальцев. Он же не ошибся? Рытов посмотрел на побелевшие пальцы, сжимавшие футболку, на заходившую ходуном грудную клетку, на напряжённое выражение лица. И, наклонившись над Даном, накрыл его одеялом. Потому что в отличие от него Рытов не был слепым.

– Спокойной ночи.

Рытов стоял под душем, покачиваясь от усталости. Секундное удовольствие после снятия напряжения оставило чувство какой-то ущербности. Дан пытался собой расплатиться, вряд ли тут может быть другое объяснение. Срисовал Рытова ещё на работе – пару раз он палился совершенно откровенно. Последний – как раз перед всей этой лабудой на лестнице. Рытов закрыл глаза, привалился к стене. Силы закончились как-то внезапно. Ещё несколько часов назад он скакал козлом с Пашкиными кастрюльками, а теперь – хоть водку открывай.

Всё это время после падения в боулинге он чувствовал Дана каждую минуту. И чувствовал как второго себя, но в другой версии. Дан был словно мост между Рытовым и остальной жизнью. Это не поддавалось логике, всё было на ощущениях. Будто раньше был он и была жизнь, мир, другие люди. И они были отдельно. Рядом, но отдельно. А Дан, одним своим присутствием, активировал у него невостребованные доселе связи. К матери, к Пашке, к людям на улице, к ситуациям, к мыслям. Рытов стал видеть в них что-то понятное, своё, такое же. Отдельность исчезла. И он понимал это только сейчас, когда эта отдельность снова замаячила на горизонте.

Он никогда не спал за деньги. Никогда не поил блядей с прицелом на расплату. Не связывался с пидовками. Да ему самому сколько раз предлагали бабки за секс, когда он был помладше! Но он всегда заявлял, что для заработка у него голова, а жопа – для удовольствия. Это отличало их компанию от тех, других, штурмующих клубы и сайты знакомств. А Дан… Что он знал о его прошлом? Мальчик из Приднестровья, выживающий в перенаселённой богатой Москве. Рытову не было дела до чужих установок, тем более таких условных, как мораль. Но только не с Даном. В душЕ, той самой, которую Рытов ставил под вопрос, вот в этой душе бурлил страх. Подозрения, бьющие под дых. Фактов было мало, практически никаких. А интуицию Рытов считал лёгкой формой паранойи. С Пашкой обсуждать случившееся не хотелось.