И.С.Т. (СИ) - "Laise" - Страница 63

— Просто ты мне нравился, — вернул ему улыбку Будда. — А с моими проблемами показать тебе, что ты мне нравился, было не то чтоб глупо… проблематично скорей. Даже не знаю, как вообще можно строить какие бы то ни было отношения с недотрогой и истеричкой.

— С такой же недотрогой и истеричкой? — Матей тепло усмехнулся. — Ты поначалу даже не понял, что происходит, наверное, тебе казалось, что ты все еще спишь.

— За несколько лет я просто забыл, что такое прикосновения и объятия, — кивнул Сан. — Дай угадаю, ты меня в плед завернул? Так что проснулся я в коконе и в твоих руках. Но поскольку руки были укрыты, я не смог зарядить тебе кулаком, а потом разглядел, что это ты и передумал истерить? И ты… ты не недотрога. И не истеричка.

— Это ты меня пять лет назад не видел. У каждого из нас свой скелет в шкафу, любимый, и мне казалось, что мне знаком твой. Так что да, это был плед. Кажется, я нес такую чушь, чтобы тебя успокоить. И обнимал. Вот как сейчас.

— Спасибо тебе, — Санада с нежностью поцеловал его и кончиком носа потерся о щеку. — Жаль, что я каждое утро все это время этого тебе не говорил. Спасибо, Тей. Ты мое спасение.

— Не надо, — Матей накрыл ладонью его рот. — Это того не стоит. Не я, так кто-нибудь другой. Или ты сам бы выбрался из своей клетки. Ты ведь помнишь, что по-настоящему наш первый раз был позже. Ты долго привыкал к тому, что чужие касания могут приносить не только боль.

— Ты потрясающий любовник, ты в курсе? — Сан приподнялся на локте, разглядывая его лицо, точно пытаясь проникнуть в мысли. — Я не представляю, как тебе хватило терпения. А тебе хватило. На все мои «нет» На каждый всплеск страха. Ты убедил меня, что близость естественна. Даже такая, которая дозволена нам. Что это не плохо. Что без нее можно сойти с ума. Я… запечатлен на тебя.

В глазах Матея полыхнуло. Он облизнул вдруг пересохшие губы:

— Почему ты никогда не говорил мне об этом? — глухо, как-то потеряно спросил он.

— Потому что я не был твоим «якорем» еще месяц назад, потому что не хотел, чтобы ты чувствовал за меня больше ответственности. Потому что ты и без того очень трепетно ко мне относился, — Санада поочередно губами коснулся его век, лба, кончика носа, губ.

Тот выдохнул, поджал подрагивающие губы и уткнулся лбом в его лоб.

— Ты всегда был моим якорем. Я мог смотреть на кого угодно, хотеть кого угодно, но ты всегда был единственным. Единственным моим, — он коротко усмехнулся. — Вот не знаю, как теперь смогу отдать тебя в чужие руки, даже если это будет Ваня или Анж.

— Ну… ты любишь Ваню, так что я знаю, что ты его хочешь, хоть и не признаешься в этом. И ты хочешь Анжа. Я же помню как тебя плющило, когда вы с Айвеном брали его вдвоем. Безумное зрелище. Но я думал что кончу по второму кругу, когда за ним наблюдал… И я знаю что тебе нравится смотреть как я занимаюсь любовью с кем-то из них… Это почти ревность, Матей. И мне она безумно нравится, — Сан осторожно вывернулся из его объятий и сел на постели. — Моя очередь топать в душ.

— Как скажешь, — тот как-то беспомощно улыбнулся и встал, зарываясь в шкаф в поисках одежды. — Через полчаса можно сходить на ужин, так что собирайся, а я прогуляюсь. Может, мне тоже повезет, и я наконец пообщаюсь с мелким оракулом. Если, разумеется, он будет один.

— Освободи свой вечер для меня, — Санада так же поднялся на ноги и с силой провел ладонями по его обнаженной спине. Губами коснулся чувствительной ложбинки между лопатками и, подхватив со своей полочки полотенце, выскользнул за дверь. — Я хочу продолжить, — донеслось из коридора до того, как дверь закрылась.

Конец 2 части

====== Часть 3. “Глубокое погружение”. Глава 1. ======

Рому маяло предчувствие. Хотя не то, чтобы предчувствие, просто ощущение было странным. То ли правильности, то ли неправильности происходящего. И это если еще не касаться обычных эмоций и чувств, которые у него странным образом находились в диссонансе друг с другом и одновременно в гармонии. Он не привык врать себе, считая это делом безнадежным и неправильным. Можно усиленно о чем-то не думать, но вот лгать…

Ему нравился Аян. Не то, чтобы тот кому-то мог в принципе не нравиться, просто… Просто рядом с японцем ему было тепло и хорошо. А еще нравилось о нем заботиться. И ревность тоже имела место быть, хотя ни о каком физическом желании речь не шла.

Совсем другие эмоции вызывал Фрей. Очень сложные, местами еще более непонятные. К нему хотелось прикасаться. Смотреть. Подкалывать, дразнить и играть на грани фола. Он чувствовал его взгляды, ловил их и хотел этого внимания еще и еще. Это почти пугало. Это возбуждало. Он никогда не имел близких отношений с особями своего пола, хотя не мог сказать, что не думал об этом совсем. Но между «думать» и «делать» пропасть была огромной. Ему нравилось думать о Фрее. Вот только тот был не единственным, кто периодически привлекал его внимание. Чертовы третьекурсники. Такие разные и одинаковые. Всегда вместе и рядом и не понять, при виде кого сердце начинает биться чуть быстрее. Волшебный Сказочник, за фасадом мечтательности которого скрывается, судя по слухам, та еще блядь? Молчаливый соотечественник, обладатель тяжелого взгляда, безумно красивого голоса и смотрящий влюбленными глазами на поляка, с которым практически не расстается? Или еще один японец, но уже другой, похожий и непохожий на их малыша Аяна? А, может, Казанова, настоящее имя которого Рома слышал не раз, но запомнить почему-то так и не смог?

Наверное, он бы так и дошел до самой стены, уперся в нее и долго бы размышлял, почему не может пройти дальше, но препятствие, встретившееся ему на пути, было мягким и приятно, хоть и знакомо пахло.

— Обычно такой степенью рассеянности страдают только жертвы метатренинга, но ты вроде как на первом курсе, — голос тоже был знакомым. Роман вскинул голову и неожиданно смутился, увидев перед собой одного из объектов своего размышления.

— Матей, — забавно, но имя всплыло в памяти мгновенно.

— Я почти польщен, — усмехнулся тот, на удивление почти тепло.

Роман смутился еще больше, но жадному любопытству это не помешало. Тогда, в кафе, он даже не успел понять особо, что случилось. Здесь же они были одни, и угрозой от третьекурсника не веяло. Так что Рома принялся беззастенчиво изучать своего внезапного собеседника. Чуть выше, широкие плечи, хмарь и искорки в глазах. И улыбка, совершенно меняющая лицо. Уверенная, немного властная и игривая. Не за нее ли прозвали его Казановой? Ибо Роман ни разу не видел, чтобы Матей кого-нибудь пытался соблазнить. Хотя, может, это он на первом курсе так отличился. Вон и на Тимурчика, говорят, запал как-то.

Заметив его внимание, Матей только вскинул бровь в веселом удивлении и предположил:

— Изучаешь особые приметы?

— Врага надо знать в лицо, — смущенный от того, что его «поймали», буркнул Рома.

Матей рассмеялся, как-то по-новому посмотрев на Силиверстова.

— Ну что ты, я такого высокого звания не достоин. Пройдемся? — он кивнул в сторону аллеи. Листья с деревьев в парке давно облетели, но осень выдалась сухой, поэтому гулять было приятно все равно.

Рома кинул в сторону предполагаемого места прогулки подозрительный взгляд:

— Бить собрался? Или на свидание приглашаешь?

Матей фыркнул и вдруг из овеянного странной славой Казановы превратился в обычного парня. Ладно, не совсем обычного, но и ничего общего с созданным образом не имеющего. Роман даже растерялся на миг. И безропотно позволил Матею увлечь себя в сторону аллеи. Пару минут они прошли молча, а потом Казанова остановился. Прикусил губу, рассеянным жестом взъерошил волосы и выдохнул:

— Я хотел извиниться. За то, что было в столовой. Обычно я так себя не веду, но…

— Метатренинг, — закончил за него Роман и позволил себе улыбнуться. — Наслышаны. Только мне казалось, что это в основном глюки.

— У всех по разному, — Матей устремил взгляд за его плечо. — Мне вот повезло меньше, и я знакомлюсь со всеми своими страхами наяву.