Чувство Святости (СИ) - Беатов Александр Георгиевич - Страница 33

Кто был прав больше: Дзержинский или Бердяев?

Витгенштейн, философ лингвистического анализа в философии неопозитивизма, глубоко разочаровался в возможности философии вообще решить вопрос о том, чтобы человек стал бы счастливее при помощи философии, судя по анализам его творчества изложенным в книге: "Современная буржуазная философия". Под ред. А.С.Богомолова, Ю.К.Мельвиля, И.С.Нарского. Изд. "Высшая школа", М. 1978. с. 206.

Для того, чтобы человеку гармонично соединиться в сознании и сердце, необходимо не иметь оторванных от практической жизни мыслей, необходимо ввести в область активного сознания то, что находится далеко в памяти или на окраинах "поля сознания", и - следовать практически тем мыслям, которые, как мы понимаем, должны составлять наше "я", наше сакраментальное самосознание.

Ведь, как было сказано выше, что у деперсанилизированного человека даже исповедь превращается в формальность. Надо заметить, что тому способствуют и сами священники, в большинстве - малокомпитентные в духовных вопросах, требующих современного осмысления. Их понять можно: "жатвы много, а делателей мало". Даже и "грамотные" священники вынуждены обобщать и упрощать духовные вопросы, склоняя их к общей исповеди. Это беда нашей социальной и эпохальной обстановки. Я написал это в 1984 году, когда советская власть не жаловала церковную. Теперь в двадцать первом веке, когда я редактирую эти страницы своей рукописи, я должен добавить, что обстановка в церкви стала ещё хуже - из-за наплыва в неё проквашенного советской идеологией обывателя, поменявшего, по меткому выражению Владимира Высоцкого, "коньки на санки".

Переходя к оригинальному тексту, рассуждаем дальше так: вот почему современному человеку стало просто необходимо найти внутренний стержень, опору, свет, к которому постоянно стремиться; найти то чувство святости, отступить от которого он не сможет даже, когда исполнится написанное: "поражу пастыря, и рассеятся овцы стада" (Захар. 13,7) или даже когда будут пытать и, может быть, применять психические формы воздействия. Нужно такое самосознание, такое внутреннее чувство святости, которое даже под гипнозом будет заявлять о себе и не даст себя подавить никакой злой внешней силой.

Мирянин должен сам стать достаточно компетентным в духовных вопросах, не полагаясь на авторитет церковных прислужников. Каждый сам должен быть и психоаналитиком, и психологом, и психиатром, и в какой-то мере даже святым. Это - норма времени.

Сам процесс строительства самосознания не будет успешным, если он совершается сугубо субъективным образом, без практического следования. "Ещё Платон", - пишет Давид Анахт, его заочный ученик и последователь, раннехристианский армянский мыслитель, - "Говорил, что он называет философом не того, кто много знает, и не того, кто может говорить о многих вещах, а того, кто ведёт непорочную и незапятнанную жизнь" (См. Давид Непобедимый. Определение философии. ор.15. Цитируется по книге Давид Анахт. Сочинения. Ф,Н, изд. "Мысль", М. 1975, с. 18).

Свидетельство о своих убеждениях другим может являться формой самоутверждения в своём мировоззрении. И часто случается так, что такая форма становится важнее убеждения, разве лишь если для человека свидетельствовать о истине не станет так же естественно, как дышать или видеть то, о чём он говорит и чему следует практически. В этом случае можно говорить о самосознании личности, а не о одержимости обезличенного человека абстрактной идеей.

Да! Всегда есть опасность заболеть "детской болезнью левизны". Когда нет прочного самосознания, то миссионерский надрыв, может закончиться крахом.

Почему такое случается? Потому что прежде всего, не произошло соединения сознания с сердцем. Ведь только у человека, который глубоко выстрадал и почувствовал свои идеалы, оба полушария головного мозга работают синхронно. Поэтому в православной практике считается, что сначала необходимо сугубое уединение, молитва, результатом которой будет достигнута гармония сознания и сердца, а затем - проповедь и всякое миссионерство.

Учить других, как пройти через топь можно только если сам знаешь наверняка, как это сделать.

63.

Постоянным свидетельством как для себя самого, так и для других может служить обыкновенная молитва перед едой. Если человек её опускает - это небрежность "В малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего" (Мф. 25, 23). Если он стыдится близких в молитве, то как он может свидетельствовать для дальних, чужих ему людей? Видимо, вопрос упирается не в то, что человек оказывается только небрежным, а в то, что он настолько не уверен в себе, что стыдится, будто его примут за ханжу и лицемера, когда он станет читать молитву. Это явление возможно также из-за деперсонализации, потери эмоционально-ценностного отношения к себе. Что можно порекомендовать в таком случае? Только метод прагматизма: начать молиться несмотря ни на что. Будет легче, если при этом молиться не своими словами, которые не всегда могут придти в голову в силу того, что человек может быть болен, усталый и т. п. А молиться в этом случае лучше готовыми "стандартными" каноническими молитвами. Например: "Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою и исполняеши всякое животно благоволение". Это - православная молитва. Можно молиться и любой другой молитвой. Если ничего не приходит на ум, то просто прочесть "Отче наш" на любом языке. Любитель экзотики, может даже прочесть "Pater Noster" на латинском.

64.

Оказавшись в пограничной ситуации человек способен скорее познать свою сущность, почувствовать остро своё собственное "я". Ибо "каждый человек, переступая "порог" в своём жизненном движении видоизменяет своё "я": порог учреждения, дома, вагона или самолёта... и пр... И каждый из них как бы деформирует наше "я". Чтобы адекватно вести себя, оно должно считаться с тем, что стоит за каждым порогом бытия" (Спиркин А.Г. Сознание и самосознание. Изд. "Полит. Лит.", М. 1972, с. 136).

После трагедии, беды, несчастья, после любого эктраординарного события, возникает, так называемая, пограничная ситуация, которая на время выбивает человека из обыденного его самосознания (или лучше - сознания), обессмысливает перед отверзшейся пропастью его повседневные заботы, привычки, интересы и проч. Именно тогда человек начинает остро ощущать своё подлинное "я", и престаёт ассоциировать его со своей ролью в социальной игре, в которой он до этого был так сильно растворён и так сильно привык к своему мироощущению, что новое видение шокирует и пугает открывшимися неожиданными реалиями. Происходит как бы "положение вне игры", выход из игры, просыпание после долгого болезненного сна, выход из комы. У многих это состояние может длиться мгновение или минуту. А потом человек быстро возвращается в привычный комфорт неведения и забвения своей сущности. Лишь некоторым удаётся остановить мгновенье, запомнить, зафиксировать этот психологический опыт и даже впоследствие вернуться к такому сверхъестественному состоянию, чтобы затем прорваться в духовные сферы, закрытые для видения обывателя. Такое состояние и есть пограничное - когда спадают все ложные одежды и маски, а мы, представ перед зеркалом своей души в истином свете, можем обратиться к нашей подлиной сущности, вместо игровой; к духовному миру, вместо иллюзорного.

"В пониманиии самого себя, своей истиной ценности человек как бы поднимается на несколько ступеней выше, причём очень за короткое время достигает того, на что в обычных условиях потребовались бы годы. Наряду с этим столь острые напряжённые условия могут стать фактором актуализации при усилении рефлексии, стимулирующей самопознание, открыть перед человеком не только новые стороны его внутреннего мира, его возможностей, но и новые способы самопознания и произвольного самоизменения" (Чеснокова И.И. Проблемы самопознания в психологии. М. 1977, с. 84).