Тридцать дней (СИ) - Григорьева Юлия - Страница 59

— Что? — тихо спросила я.

— Я почувствовал себя свободным.

Я вновь изумленно приподняла брови, и водник негромко рассмеялся:

— Когда-то мне столько вдалбливали, что я должен делать, что у меня есть долг чести перед каждым мыслящим существом, которые желают выйти из-под гнета рыжего, что я сам поверил в это. Я должен был повести за собой рать. Я должен был победить. Я должен был жениться на указанной девице. Я должен был прославить род Аквеев. Я должен был убить на месте Черную гадину, как только освободился, а не тащить за собой. Теперь же я учусь делать не как должен, а как чувствую. Я научился размышлять не как нужно, а как хочу я. Как видишь, мы не так уж и отличаемся друг от друга. Тобой управлял Вечный, мной родня и наставники. Тебя учили почитать одного, меня — многих. Ты верила в свою правоту, я в свою, только правда оказалась противоположной по значению. И мне бесконечно жаль, что, в отличие от меня, твою правду в тебя вбивали силой.

Я опустила взгляд, некоторое время смотрела на Искру, забравшуюся мне на колени, после вздохнула и спросила:

— Ты называл еще несколько причин, по которым я приходила к тебе, помнишь?

— Помню, но ты их опровергла, — ответил водник.

Я вскинула голову, поймала взгляд Ская, решаясь быть откровенной настолько же, насколько был со мной честен Аквей.

— И я солгала, — произнесла я. — Во всем солгала, а ты оказался прав. Ты, узник, закованный в цепи, понял больше меня. Даже Вечный увидел то, что не заметила я. Он отдал мне тебя с единственной целью, чтобы я своими руками уничтожила искру, способную возродить из пепла, в который меня превратил хозяин. — Я замолчала, ожидая, что ответит водник, но он молчал, только продолжал смотреть на меня. И вновь я не выдержала. — Скай…

— Что? — хрипловато спросил он.

— Что будет дальше?

— Я не знаю, — в его глазах мелькнула растерянность. — Не хочу сейчас думать. Пусть дальше будет постоялый двор и наши кони. Остальное дальше пока не наступило. Не будем торопить его.

— Не будем, — согласилась я. — Тогда продолжим путь?

Скай кивнул, поднялся на ноги, увлекая меня за собой. Я перехватила крысу, усадила ее на плечо, но не сделала и шага.

— Скай…

— Что?

— Пока не наступило остальное дальше, быть может, ты еще раз поцелуешь меня?

— Хотел спросить тебя о том же, — он сделал шаг, разделявший нас. Так и не расцепив наши пальцы, свободной рукой обнял меня за талию и склонился к моему лицу. Но прежде, чем наши губы соприкоснулись, Аквей спросил: — Значит, я во всем был прав? — Я кивнула. Он тяжело сглотнул и поймал меня в ловушку поцелуя.

Глава 10. День двенадцатый

Скакуны неспешно перебирали копытами по каменистой тропе, поднимаясь всё выше в горы. Искра дремала, лежа на полюбившейся ей холке моего Цветика, так я назвала низкорослого конька, встретившего меня в конюшне постоялого двора радостным ржанием. Услышав, как я назвала коняшку, водник изошел на фырканья, насмешки и подначки. Своего жеребца он гордо величал Бураном, но памятуя о том, как Скай глумился над моим конем и надомной, я шепнула Бурану:

— Теперь тебя будут звать Ручеёчком.

Жеребец не возражал, он лопал с моей ладони кусок хлеба, купленный моим хозяйственным спутником, мирно прядал ушами и был согласен на все, лишь бы ему досталось и яблоко, сорванное мимоходом в саду, который мы успели проехать за вечер вчерашнего дня. А когда пришел Аквей, о чем-то болтавший с жителем маленькой деревушки всего на шесть домов, я потрепала бывшего Бурана по шее, отошла и громко позвала:

— Ручеёчек!

Жеребец и его хозяин дружно повернули головы в мою сторону.

— Иди ко мне, Ручеёчек.

Аквей, готовый уже демонстративно скривиться, все-таки сделал в мою сторону шаг. А когда его уверенно обогнал скакун, водник застыл на месте, открыв рот. Он слушал, как я воркую с его зверюгой, и на лице водника красовалось такое смачное недоумение, что я от удовольствия и предвкушения едва не замурлыкала. Но вот осознание моего вероломства настигло Ская, он закрыл рот, шумно втянул воздух сквозь стиснутые зубы и произнес:

— Ну ты и… ры-ыжая-а.

— А вот это уже оскорбление, — фыркнула я, задрала нос и позвала: — Ручеёк, Цветик, за мной.

Жеребцы дружно зацокали следом, но тут возмущенного водника решила поддержать крыса-предательница. Она спрыгнула с моего плеча, засеменила к Скаю, и он, почесав Искру за ухом, усадил нахалку на свое плечо. Вот так и шли какое-то время: я с жеребцами, Аквей с крысой — и не разговаривали друг с другом. Затем я устала, забралась в седло, но прежде чем водник решил, что может ко мне присоединиться на своем Ручеёчке, я с доброй улыбкой попросила жеребца:

— Покажи, как быстро ты бегаешь. Но остановись у того большого камня и жди нас.

Ручеёк взвился на дыбы и помчался вперед, обдав своего хозяина клубами пыли из-под копыт. Аквей упер ладони в бока, склонил голову на бок, щурясь от яркого солнца, и полюбопытствовал:

— И чем я заслужил твою немилость, о, Созидающая Наглость? Или Наглая Созидательность? Или Бессовестная Нахалка, Созидающая Во Вред своему спасителю, защитнику и просто хорошему парню?

Да, нам было о чем поговорить по дороге к постоялому двору и после. Я рассказала воднику о своих последних воспоминаниях, чем немало удивила Аквея.

— Кто это — Созидающие? Никогда не слышал, — нахмурился Скай. — Тебе нужно очень многое вспомнить, чтобы рассказать мне.

— А если я буду опять кричать и плакать? — спросила я без тени улыбки.

— Я знаю, как заглушить твои крики и слезы превратить в улыбку, — не менее серьезно ответил водник. — В любом случае, без этих воспоминаний, ты не сможешь собрать себя в единое целое.

— Чтобы помочь тебе победить Вечного?

— Чтобы стать собой, подозрительная Ирис, — улыбнулся Скай.

На постоялом дворе Аквей раздобыл для меня короткие подштанники, штаны, рубашку и башмаки, умудрившись подобрать одежду и обувь мне по росту и размеру. Я перекинула лямки штанов на грудь, застегнула их на большие пуговицы, после оглядела себя и потребовала дать мне ножницы, чтобы коротко обрезать волосы. Скай остановил меня, отрицательно мотнув головой:

— На мальчика ты не похожа и с тысячи шагов, оставь волосы в покое.

— А если плащ?

— А в плаще их резать вообще не нужно, накинешь капюшон, — ответил водник, отнял у хозяйки постоялого двора ножницы, которые та успела притащить, и унес их от меня подальше.

— Ты такой противный, — доверительно сообщила я, когда он вернулся.

— А чья кровь меня испортила? — вопросил языкастый наглец. После поддел кончик моего носа пальцем и наставительно закончил: — Вот то-то и оно.

— Неблагодарный.

— Весь в тебя, — на том пререкаться закончили, потому что переговорить водника оказалось невозможно. У него на всё находился ответ.

После постоялого двора мы ехали молча. Я наслаждалась вечерним солнышком и зелеными склонами гор, куда мы начали подъем уже верхом на Цветике и тогда еще Буране. Когда же наступила темнота, и небо радовало меня звездными соцветиями, Аквей объявил привал. Он разложил небольшой костерок, настрого запретив мне вызывать Вечного, поджарил на углях то, что прихватил с собой в харчевне при постоялом дворе и высокомерно заявил:

— Чтобы ты без меня делала, нехозяйственная ты моя?

— А чтобы делала Эйви? — не удержалась я от язвительного вопроса и сама же испугалась, что воздвигла между нами стену отчуждения.

Скай усмехнулся, глядя в сердцевину пламени, но все-таки ответил:

— Наши женщины умеют существовать в походных условиях. Не только челядь, но и знать.

— Безукоризненная Эйволин, — едко произнесла я и отвернулась, вновь ругая себя за несдержанность.

Аквей поджал губы, но когда я все-таки бросила на него искоса взгляд, поняла, что он не злится, всего лишь пытается сдержать смех.

— Что смешного? — насупилась я.

— А ты, оказывается, еще и ревнивица, — с широкой улыбкой ответил Скай.