Беспозвоночные. Ископаемые животные - Акимушкин Игорь Иванович - Страница 32

Мантия не у всех двустворчатых моллюсков полностью свободна по брюшному краю. У некоторых видов нижние края обеих сторон срастаются в некоторых точках: обычно в двух сзади. Получаются три отверстия, которыми мантийная полость открывается наружу: два маленьких задних и одно большое переднее. Через него и высовывается нога. Через переднее же отверстие затягивается вода в мантийную полость, через два задних она выводится наружу. У тех ракушек, которые глубоко зарываются в ил или песок, края названных отверстий вытягиваются в длинные трубки (сифоны). Выставив их наружу, из грунта, в который они закопались, моллюски затягивают в водные сифоны воду. Она омывает жабры, а те поглощают из нее кислород. Кстати сказать, жабры у ракушек большие, плоские, пластинчатые. От них произошло и второе название этих животных — пластинчатожаберные моллюски.

Оплодотворение у пластинчатожаберных обычно внешнее. Откладка яиц и дальнейшая судьба появляющихся из них личинок хорошо прослежены у пресноводных видов ракушек. Яйца сначала попадают в жабры моллюска. Там, так сказать, дозревают: в них развиваются личинки, именуемые глохидиями. Во втором томе «Мира животных» я рассказал о взаимовыгодной «дружбе» рыбки горчака и ракушки беззубки. Здесь напомню, что у глохидиев округлые раковинки с зубцами по внешнему краю. Они смыкаются, как клещи, на жабрах или плавниках рыбы, проплывающей мимо «беременной» глохидиями ракушки. Длинная биссусная нить, имеющаяся у глохидиев, тоже помогает совершить подобную диверсию.

Эпителий жабр или плавников рыбы, разрастаясь, вскоре смыкается над глохидием. Внутри получившейся небольшой опухоли глохидий сидит несколько недель, питаясь жизненными соками рыбы, подрастая и развиваясь в миниатюрную беззубку. Когда это случится, опухоль лопается, и молодая ракушка вываливается из нее и падает на дно.

Там, на дне пресных или морских вод, проходит и вся жизнь двустворчатых моллюсков.

Результаты труда «грызущих» камень двустворчатых моллюсков можно видеть и на суше: близ Неаполя, в окрестностях города Поццуоли. Здесь сохранились остатки колоннады храма Сераписа, построенного в первые века нашей эры. На колоннах от земли до высоты человеческого роста видна широкая шероховатая полоса — так кажется издали. Подойдёте ближе — заметите, что вся эта полоса источена множеством дырочек, от которых в глубь колонны ведут кем-то проделанные ходы.

Советские ученые Н. И. Тарасов и П. А. Васильковский и англичане Рессел и Ионг утверждают, что это работа морского финика (литофаги), а профессор В. А. Догель пишет, что камнеточца-фоласа. Впрочем, точат камень эти оба моллюска по-разному (так что чья эта работа, установить не трудно). Морской финик не владеет никаким природным напильником или сверлом: он растворяет известняк выделяемой кислотой (сам от вредного действия кислоты защищен плотной кожицей, покрывающей раковину). Фолас дырявит камень иначе: его раковина покрыта острыми зубчиками (на переднем конце особенно крупными). Он, внедряясь в камень, все время крутится и крутится, зубчики его раковины скребут по камню, словно терка или напильник, и высверливают в нем круглые норки глубиной порой «в десятки сантиметров». Длина же самого моллюска — дециметр с небольшим. Эти норки фоласы «прогрызают» обычно в известняках, мраморе, песчаниках, а в портах — в бетоне и кирпиче.

Но мы на время забыли о храме Сераписа: как до него добрались камнеточцы? Много веков назад суша (там, где построили храм) опустилась, и море залило на несколько метров подножие храма. Тогда-то фоласы (или морские финики?) и источили основания колонн своими норками. Затем, в XVI столетии, случилось извержение лавы на недалеких отсюда Флегрейских полях, вновь поднялась суша, и колонны храма Сераписа оказались над водой. Камнеточцы, конечно, погибли, оказавшись на берегу, но следы их былой деятельности сохранились на века.

Близкий родич фоласов — ксилофага («древоед») предпочитает точить не камень, а дерево. Получающиеся при этом опилки ксилофаги глотают, но не переваривают их, а выбрасывают прочь. Поселяются они и на больших глубинах и, случалось, сверлят там, портят изоляцию телефонных кабелей, проложенных по дну морей и океанов.

Однако самый вредный разрушитель находящегося в морской воде дерева — так называемый корабельный червь, или тередо. Вот он-то как раз и питается древесиной, которая превращается в нем под действием особых ферментов в глюкозу. Так что норки в дереве ему служат не только для укрытия (как у ксилофага), но и для прокорма (он поедает опилки, которые получаются при сверлении норок). Какой вид дерева вкуснее — на этот счет у него имеются свои соображения: всему предпочитает ель, потом — сосну, ясень, березу, дуб. Гевею (каучуковое дерево) тоже любит. И совсем не выносит креозот, которым пропитывают дерево, и ядоносные краски, которыми дерево красят. А пропитывать его и красить необходимо, потому что тередо, если их много, очень скоро так источат своими ходами деревянные днища судов и сваи плотин, причалов и других портовых сооружений, что те быстро придут в негодность.

Он, тередо, видом своим совсем не похож на моллюска, а скорее на червя. Тело у него округлое, длинное: вытянуто у тередо навалис (то есть «корабельного») до 45 сантиметров, а у более северного вида, норвежского тередо, — даже до метра! Створки раковины сохранились в виде двух маленьких зазубренных кусочков (длина каждого в 30–40 раз короче самого червя). Этими остатками раковины тередо и точит древесину.

Между створками редуцированной раковины у тередо — присоска, образовавшаяся из ноги обычных моллюсков. Чуть выше присоски помещается рот. На противоположном, заднем конце корабельный червь несет две маленькие известковые пластиночки — так называемые палетки. Они нужны ему, чтобы затыкать вход в норку при опасности, если, например, хищный червь нереис хочет вытащить его из нее. Помогают палетки и тогда, когда судно, в днище которого тередо поселился, из моря входит в реку. Пресная вода для этого моллюска губительна. Но в реке палетки ненадолго защитят его: дней через 10–15 пресная вода все равно проникнет через них в норку, и тередо погибнет.