Киров (ЛП) - Шеттлер Джон - Страница 13

— Вам придется пока подумать обо всем этом самим, — сказал он двоим старшим офицерам. — Мне нужно к врачу. Голова сейчас лопнет! — Он встал с командирского кресла и, пройдя мимо Орлова, постучал тому по карману. — Я заберу это, — тихо сказал он, и Орлов отдал ему iPod Николина. — Делайте свое дело, капитан, — сказал Вольский. — Люди несколько сбиты с толку. — Он напомнил себе отдать устройство Николину.

— Так точно адмирал, — сказал Орлов, и Вольский вышел с мостика, направившись вниз.

Карпов понимающе посмотрел на Орлова.

— Пошел проведать волшебника, — сказал он. Он имел в виду главного корабельного врача Дмитрия Золкина, человека с большим и добрым сердцем, выполнявшего на борту «Кирова» роль как собственно врача, так и психолога. Он был целителем во всех смыслах, и понимал, что душевное здоровье непосредственно взаимосвязано с физическим состоянием. Его методы были многочисленны и разнообразны, иногда включая в себя даже беседу за холодным пивом, что порой делало больше, чем любые уколы и таблетки.

Золкин мог увидеть всю душу человека своими открытыми карими глазами и ответить самой теплой улыбкой, которую тот когда-либо видел. Экипаж уважал его, офицеры считали его кем-то вроде старшего брата, которому могли доверить свои самые глубокие проблемы. Он был всегда открыт, словно добрый священник, сохранял полное доверие и выдавал столько мудрости, что это могло служить заменой лекарствам. В этом ему помогал и официальный талисман корабля, кот Гречко.

Прибыв в лазарет, адмирал заметил выходящих оттуда двоих членов экипажа с повязками на головах, видимо, получивших травмы, когда корабль качнулся от ударной волны. При виде адмирала они замерли по стойке смирно, отдали честь и бросились обратно на свои посты, осторожно оглядываясь через плечо и пытаясь понять, что происходит. Они ощутили взрыв, видели странные явления на море и в небе вокруг, и хотя отбоя боевой тревоги не было, о продолжении учений объявлено также не было.

— Леонид, — поприветствовал его доктор. Он называл адмирала по имени уже многие годы с тех пор, как они впервые встретились и стали хорошими друзьями в военно-морском училище более двадцати лет назад[41]. Золкин вытирал руки полотенцем, когда увидел вошедшего адмирала и улыбнулся. — Не беспокойся об экипаже, — сказал он. — Несколько легких травм, никаких поводов для беспокойства. Но что случилось? Мы что, подорвались на мине?

— Хотел бы я, чтобы все было так просто, Дмитрий. — Было ясно, что адмирал весьма расстроен. Он быстро изложил ситуацию, наклонив голову, когда закончил, и ощутил облегчение просто от того, что поделился этим бременем. — Это самая странная ситуация, с которой я когда-либо сталкивался. Что думаешь, Дмитрий?

— Я думаю, в твоих словах о том, что «Орел» постигла та же участь, что и «Курск» есть смысл, если мы будем исходить из официальной версии. Но это не объясняет, что случилось со «Славой», верно? Ни один корабль не выходит на связь? Значит, нужно произвести тщательный поиск. Лучше сосредоточиться на «Славе», чем на «Орле». Надводный корабль обнаружить проще, даже в виде обломков.

— Мы отправили Ка-226, но они не обнаружили ничего определенного.

— Понятно, — сказал Золкин. — А что взрыв?

— Я думаю, что мы потеряли «Орел», — тяжело сказал Вольский.

— В результате атаки?

— Карпов считает, что да. Я в этом не уверен.

— Любое преднамеренное нападение не было бы совершено просто так ни с того, ни с сего, Леонид. Ведь внезапное нападение на оперативную группу российского флота это крупный международный инцидент? Должны наличествовать обстоятельства, в которых он имел бы смысл.

— Многое стало намного хуже в последние несколько дней, друг мой, — пояснил адмирал. — Как ты думаешь, почему мы проводит ракетные стрельбы? Все дело в Грузии. Американцы снова полезли туда. Им нужно это место, чтобы держать черный ход в Иран плотно перекрытым, но наличие трех наших мотострелковых дивизий сразу через границу не дает им покоя. Они бряцают оружием, как и мы.

— Было бы лучше побольше говорить и поменьше чем-то бряцать, — сказал доктор. — Вы прослушивали короткие волны, чтобы проверить, действительно ли мир сошел с ума снова?

Эта предельно простая идея не пришла Вольскому в голову. Если это был действительно внезапный ядерный удар, то как раз что-то такое простое, как радио коротковолнового диапазона могло обеспечить его информацией о происходящем. Почему же они сразу не настроились на гражданские диапазоны и не отслеживали передачи? Видимо, Николин был слишком занят военным частотами.

— Хорошая идея, Дмитрий. А пока… Не дашь чего-нибудь от головы?

— Конечно. Но я не думаю, что тебя действительно беспокоит головная боль. — Врач бегло осмотрел его и убедился, что адмирал не ударился головой о переборку. Затем он тепло посмотрел на него, покопался в аптечке и выдал пару таблеток аспирина. — Многие члены экипажа беспокоятся о «Славе» и «Орле». Леонид, это тяжелое бремя, но если действительно произошла катастрофа, ты не сможешь сделать что-то намного большее, чем ты сказал сам. Тщательно разберитесь, установите местонахождение обоих кораблей, а потом доложите в Североморск.

— Карпов снова садиться на коня, — сказал адмирал. — Он считает, что это было преднамеренное нападение.

— Возможно и так, но зачем? Да, ситуация в мире ухудшается, иначе зачем нам эти стрельбы черт знает где, как ты сам сказал. Но все было не так плохо. Я не думаю, что мир достаточно рехнулся, чтобы начать третью мировую войну. Мы до сих пор не разгреблись с первыми двумя.

Адмирал кивнул, выдавив из себя улыбку.

— Не позволяй Карпову компостировать тебе мозги, — сказал доктор. — Он просто канарейка в шахте. Можешь слушать его, но соглашайся только с адекватными решениями. Он некоторое время будет рвать и метать, но достаточно быстро успокоится, вот увидишь.

— Мне лучше вернуться на мостик, — сказал Вольский. — Эта твоя идея насчет коротковолновых передач, наверное, лучше всего поможет нам разобраться. Ты смотрел за борт? Видел океан?

— Каждый, кто приходил сюда в последние полчаса говорили о том, что твориться в море. Вообще, мы должны радоваться, что прогнозы Роденко не подтвердились. А в воде, возможно, просто цветущие водоросли. Такие вещи не так уж необычны. Океан он такой же переменчивый, как Карпов. У него просто такое настроение. Это пройдет.

Вольский кивнул и направился на мостик. Однако предложенное начмедом вскоре поставило больше вопросов, чем дало ответов.

Вернувшись на мостик через десять минут, адмирал сказал радисту Николину проверить весь диапазон коротких волн, где могло обнаружиться что-то, что поможет им пролить свет на ситуацию, но результат запутал их еще больше. На известных частотах не было ничего, лишь мягкое шипение статического фона. Так продолжалось еще полчаса, пока маленький первый лейтенант внезапно не напрягся, взявшись рукой за гарнитуру, а на него лице не появилась улыбка.

— Есть! Москва на длинных волнах. Услышал позывной. Очень странно, адмирал. Они назвались «Говорит «Москва». — Эта станция была переименована в «Голос России» много лет назад.

— Что же, по крайней мере, Москва на месте, — сказал адмирал.

— Они передают старую, но хорошую музыку! Напоминает мне всю ту старую военную музыку, которую транслируют при каждом кризисе. Вот послушайте, — он щелкнул переключателем, и из громкоговорителей раздалась скрипочная мелодия Чайковского. У Вольского похолодело где-то в глубине души, вызвав детские воспоминания. Он был обычным ребенком во время Карибского кризиса 1962 года, и тогда радио передавало нечто подобное несколько часов. В этом было что-то неуловимо зловещее.

— Должны быть и какие-то выпуски новостей, — сказал он. — Настройтесь на местные станции. Осло, Рейкьявик, возможно, ВВС из Лондона.

Николин начал прокручивать диапазон, однако чем дольше он искал, тем более озадаченное выражение приобретало его лицо.