Политические партии Англии. Исторические очерки - Коллектив авторов - Страница 24

Кризис режима Карла II стал временем апробации сил, и хотя победа осталась за королем, сценарий конституционной борьбы должен был иметь развитие. Роспуск парламента после 18 лет работы и назначение новых выборов в 1679 г. предоставили в распоряжение «партии страны» новый шанс. Шефтсбери обратился к испытанной им тактике широкой агитации, что было отмечено наблюдателями[196]. Ему противостоял Дэнби с его открытым нажимом на местную администрацию и откровенным подкупом членов парламента. В результате выборов в марте 1679 г.

палата общин с большим преимуществом позволила занять скамьи представителям «партии страны». Список тем для дебатов был продиктован сложившейся обстановкой, а возбуждение антиправительственных настроений побуждал современников делать сравнения с 1640 годом. В официозных документах Лестранжа, ответственного за цензуру, утверждалось, что «партия страны» стремится разрушить королевскую власть, отняв деньги, милицию, кредит и друзей. Однако национальное сознание, травмированное опытом гражданских войн, было восприимчиво и к компромиссу. Еще до открытия сессии парламента король предложил свой вариант реформирования власти: брат короля герцог Йорк должен покинуть Англию и отправиться на континент, граф Дэнби не только лишался своего поста, но и подвергался заключению в Тауэр, исполнительная власть переходила под управление коллегиального органа в лице Тайного совета, расширенного до 30 человек, представляющих обе группировки в составе 15 человек старых членов и 15 новых из выборных от обеих палат. Место председателя было предложено графу Шефтсбери[197]. Совет не стал жизнеспособным органом, но к проекту об исполнительной ветви власти, подконтрольной парламенту, политическая мысль обращалась неоднократно. Таким образом, король обозначил пределы своих уступок.

Средоточием противостояния в открывшейся сессии стал Билль об исключении герцога Йорка из престолонаследников, вынесенный на обсуждение палаты общин 15 мая 1679 г. Ричардом Гемпденом, сыном знаменитого оппозиционера в Долгом парламенте при Карле I[198]. Общим мотивом выступлений сторонников билля было указание на несовместимость сосуществования «папистского» короля и протестантской религии, но для вигов характерен следующий аргумент: «Что сказал бы нам народ, если бы мы ничего не предприняли в парламенте?» Данный билль так и не успел стать законом ни в этом парламенте, ни в его следующих созывах в 1680 и 1681 гг., поскольку король на основании своей прерогативы подверг их роспуску, не дав биллю пройти процедуру утверждения. Эти парламенты вошли в английскую историю под именем «вигских» не только по причине их состава, но и по сумме проблем, которые были поставлены в ходе обсуждения Билля об исключении и на фоне общественно-политической обстановки вне стен парламента, влияющей на позиции членов парламента. В ходе дебатов[199] подверглась осмыслению сама традиционная формула «король в парламенте», когда менялся баланс между всеми ветвями власти и появлялись представления о значимых политических ценностях. Требование защиты протестантской религии, регулярного созыва парламента, соблюдения права подданных на петиции, свободы высказывания в парламенте и широкая гласность дебатов, новое истолкование понятий закона и законности, принятие поправок к Habeas Corpus Act, отстаивающего права личности, – пусть в первом приближении, – разрешали оппонентам вигов указывать на опасную предсказуемость последствий такой позиции. Однако стремление оградить протестантство в сочетании с верностью легитимной монархии открывало дорогу к сближению отдельных представителей вигов и тори: «Когда я говорю против папства, я говорю в пользу королевской фамилии», – так выразил эту позицию сэр Уиннигтон.

Архитектура власти, проходившая испытание в ходе кризиса 1670-х – начала 1680-х гг., имела в своей структуре не только политические преобразования, но и предполагала средства их достижения. Выбор последних предопределил политическое своеобразие первых вигов. Оппозиция не вышла за границы легальной активности, более того, королю удалось расколоть ее ряды, привлечь на свою сторону немногочисленную, но влиятельную часть в обеих палатах. Но организация Шефтсбери предвыборных кампаний, умение использовать как истинные протестантские интересы, так и фальшивое орудие в лице герцога Монмута, опора на общее недовольство в стране обеспечивали ему угрожающе широкую поддержку. «Многие вообразили, что готовится новая гражданская война»[200]. После роспуска Оксфордского парламента в 1681 г., у вигов не оставалось реального выбора средств борьбы.

Последовал торийский реванш: местная администрация пополняла свой состав сторонниками тори, ограничивались права корпораций, менялись хартии бургов, наконец, состоялись судебные процессы, где места «папистов» заняли «переодетые паписты», так все чаще начали называть вигов. Одной из первых жертв стал сам граф Шефтсбери. После крушения надежды на парламентский путь виги обратились к заговору.

Видные современники, в лице Бернета, держались версии легендарного происхождения т. и. заговора вигов, якобы ничем не подтвержденного. Однако многократно изданные материалы судебных процессов и сопоставление показаний главных свидетелей с другими источниками, опубликованными на протяжении XVII–XIX вв.[201], предоставляют возможность на примере совпадений выделить основу для подтверждения факта его существования. Так можно судить о деятельности организационного центра, куда входили, как минимум Шефтсбери, Монмут, Рассел, Эссекс, Гемпден, Фергюсон; об эволюции их планов, о дуализме программных целей, обусловленных включением экстремистского крыла, нацеленного на убийство короля. Не менее существенно и опосредованное доказательство, когда два года спустя после разоблачения заговора герцог Монмут попытался реализовать эти же самые планы на территории юго-западных графств Девона, Дорсета, Сомерсета, в которых виги имели наибольшее влияние. «Заговор или восстание замышляли виги – вопрос остается открытым» – замечает Эшли[202]. Именно способ реализации своей программы придавал ранним вигам политическую специфику, от которой вскоре ее «благоразумная» часть попытается избавиться.

После разоблачения провокатором вигского заговора в 1683 г. Рассел и О. Сидней были обезглавлены, Эссекс покончил самоубийством, а Монмут вымолил прощение у короля и эмигрировал в Голландию, где оказались многие участники заговора. Шефтсбери успел отбыть туда еще до разоблачения заговора, где вскоре скончался. После расправы над оппозицией король заручился доверием парламента, а его брат принимает все большее участие в государственных делах. Королевская администрация в такой степени стала креатурой герцога Йорка, что после смерти Карла II в феврале 1685 г. его наследнику не было нужды менять чиновников высокого ранга. Тем резче заметны перемены, происходящие в провинции.

Главная цель Якова II состояла в обеспечении лояльности нового парламента. Письма, отправляемые королевской канцелярией на места, свидетельствуют, с какой настойчивостью король вмешивается в ход предвыборной кампании, рекомендуя поддержать «нужных людей»[203]. Встречные донесения содержат отчеты, указывающие на трудности, с которыми приходится сталкиваться на выборах, особенно в юго-западных графствах, где «много людей, зараженных заговорщическим духом»[204], Яков использовал еще одно эффективное средство давления – замену хартий бургов, в результате чего одни города вообще лишались хартий, другие сократили число своих депутатов.