Забытая часовня (СИ) - Матвеенко Майя - Страница 66

Гимн перемешался со смешками зрителей, а бардовый Прохор взошёл вслед за парнями по небольшой лесенке и встал с другого края сцены.

Потом гимназисты и учительский состав спели гимн гимназии, а потом на сцену поднялся один из представителей инспекции и толкнул речь:

— Друзья мои! Учителя, ученики… Две лучшие школы нашего района прошли в финал. Две соседние школы. И сегодня… настал тот самый день, когда должно всё решиться. Вы все отлично потрудились, и я хочу сказать спасибо вам всем за таких чудесных, талантливых и послушных учеников, за великолепные, красивые и чистые учебные заведения, за вашу самоотверженную работу. Я от всей души надеюсь, что соперничество между школами не переросло в соперничество между учащимися и работающими в них людьми, и вы все, и ученики, и преподаватели, крепко дружите… — Оля покосилась на сидящего в первом ряду Макаронкина с припудренным фингалом под глазом, который девочка поставила ему не далее как вчера, и отличник ответил ей не менее дружелюбным взглядом; Мороз и директриса 201-ой школы тоже переглянулись. Сидящий между ними директор гимназии, боясь испепелиться на перекрестье их взглядов, вжался в спинку кресла и постарался стать как можно незаметнее.

Мужик распинался ещё минут пятнадцать, пока весь актовый зал нетерпеливо ёрзал на стульях в ожидании объявления школы победительницы.

— …Нам было нелегко сделать выбор, но в итоге мы решили, что лучшей является… 4-ая гимназия!

Зал взорвался оглушительными аплодисментами. Ученики и учителя орали, хлопали в ладоши и обнимались. Директриса 201-ой с кислой физиономией вынула из принесённого с собой пакета бутылку шампанского и передала её Мороз, и та смеялась, размахивая своим выигрышем.

Представитель инспекции прокричал в микрофон, что Максим занял на олимпиаде по физике первое место и спрыгнул с помоста.

Грянула весёлая музыка, Максима вытащили на сцену, за ним повалили все его одноклассники и безмерно гордый Кутас. Всем классом спели песню, а потом началась дискотека. Директор так лихо отплясывал с библиотекаршей Нинкой, что даже шустрый Андрей позавидовал! Впрочем, Мороз с физруком Котиковым не сильно отставали, как и Кочан с Аней Исрафиловой.

Через некоторое время все немного успокоились, и перед школьниками выступил счастливый директор. А потом все снова встали для выноса флагов Беларуси и гимназии из зала (Коля слишком низко опустил свой флаг чтобы снова не дай бог не задеть косяк, и ткань шлёпнулась Феде на лицо. Тот замотал головой, стараясь сбросить её, не нарушая строевого шага, но не получилось, и ничего не видящий перед собой Шилин врезался лбом в открытую створку двери).

— Надо бы боковые двери пошире сделать, — пробормотал директор, глядя на ругающегося парня. — Что-то уж больно высокие детки пошли в последнее время.

Учителя схватили слабо упирающегося Максима и потащили в приёмную директора угощать Морозовским шампанским, а 7 «А» пошёл в свой 339-ый класс. Радостный Кутас, которому должны были дать за Максима премию, щедрой рукой отсчитал своим ученикам денег, и половина класса отправилась в магазин за тортом, фруктами и лимонадом, а остальные принялись сдвигать столы и настраивать старенький магнитофон. Шуйский с Юриком сходили в компьютерный класс и скинули запись концерта с Наташиной камеры на диск, а потом взяли один из компьютеров и отнесли в кабинет Кутаса. Андрей, как штатный техник класса, принялся возиться с проводами, и тут как раз вернулись те, кто ходил за продовольствием, и Максим, на которого тут же накинулись Аня с Любой и расцеловали его в обе щеки.

Еду разложили по тарелкам, которые Оля «одолжила» из столовой, Максима посадили на почётное место, а Андрей щёлкнул мышью и повернул монитор к классу.

Ребята весело смеялись, уминая бисквитный торт и глядя на экран. В момент произнесения директором речи в объективе появилась голова Шуйского, показала камере язык и исчезла…

Вера, Люба и Надя сидели посередине длинного стола и радостно улыбались, на сердце было легко и весело, и зловещая тайна часовни совсем вылетела из головы…

*

За столом засиделись почти до вечера. Потом вышли на улицу пускать принесённые КиШ хлопушки. Сидели кто на колодце, кто на весенней зелёной траве, подстелив ветровки, кто на бортиках клумб…

Где-то через час начали расходиться по домам. Три подруги попрощались у Вериного подъезда.

А ещё через полчаса…

…Вера отчаянно ругалась с сестрой, которая упорно доказывала ей, что имеет полное право запираться в ванной на два с половиной часа вместе с Вериной косметикой и ничего страшного, если она ей (и ванной, и косметикой) немного попользуется, не случится, как вдруг…

Карман лежащих на стуле в соседней комнате Вериных штанов засветился пронзительным жёлтым светом, перед глазами у девочки ослепительно сверкнуло, а потом потемнело и она медленно сползла на пол в узком коридоре между ванной и кухней под испуганным и изумлённым взглядом приоткрывшей дверь сестры…

…Люба, высунув от усердия язык, рисовала тоненькой кисточкой на покрытых бардовым лаком ногтях японский иероглиф «любовь», и тут…

Лежащая перед ней валентинка полыхнула неистовым огнём, девочка вскрикнула, отшатнулась и обмякла на зелёном стуле на колёсиках, безвольно запрокинув голову, и кисточка выпала из её ослабевших пальцев, перечеркнув последний иероглиф…

…Надя тряслась в переполненном душном автобусе, из последних сил цепляясь за оранжевый поручень и расстёгивая другой рукой, на которой висела лёгкая куртка, верхние пуговицы блузки. Внезапно…

Сквозь матерчатую ткань белой сумочки, висящей на плече, пробился яркий неземной свет, голубые глаза девочки расширились, и она безмолвно опрокинулась на завизжавшую тётку…

А потом они все увидели одно и то же. Большой светлый зал. Всё в золоте и залито ярчайшим белым светом. Жаркое полуденное солнце бьёт лучами в окно. Лучи попадают на сверкающий и переливающийся круглый камень, который парит в нескольких сантиметрах над своей изящной хрустальной подставкой, отделанной золотом, от него — в огромное красивое зеркало в золотой раме, потом — в картину со скалой. И этот луч, соединяющий два последних предмета, вдруг становится ярче, разрастается, обретает плотность… и поверхность зеркала постепенно изменяется… А потом…

Глава 20. Портал

Предпоследний день учёбы выдался по-настоящему летним, каникульным. На пронзительной синеве неба не было ни тучки, не считая маленького белого облачного лоскутка с растрепавшимися краями, бесстрашно дрейфующего по бескрайним просторам. Впрочем, он особо не мешал.

Постепенно начинающее переваливать за середину неба солнце роняло свои лучи на блаженно замершие в долгожданном тепле Ждановичи, гоняло по свежей ярко-зелёной листве солнечные зайчики, а лениво шевелящиеся ветви яблонь и вишен играли лимонными бликами на стенах домов.

Надя сидела на широком подоконнике своей комнаты на втором этаже и любовалась на мельтешащее перед глазами жёлто-салатовое великолепие, вслушиваясь в шёпот ветра и листьев. Сплётшиеся ветки казались сетью из огранённых изумрудов, покачивающейся в такт дыханию природы.

Один лучик, проникнув в раскрытое настежь окно, скользнул по светлым волосам девочки и перепрыгнул ей на нос. Она чихнула. Поморгала, тряхнула головой и сделала глоток из высокого стакана со своим любимым апельсиновым соком.

— Вот когда в Ждановичах красота, — сказала Люба с Надиной кровати. — Зимой сугробы по колено, весной и осенью — слякоть, зато летом… И деревья, и солнце, и птички поют, не то что в городе! Надька, подвинься, ты мне свет заслоняешь!

Как раз в это мгновение прямо на встречу Наде полетело какое-то насекомое, и девочка с ужасом отшатнулась, свалившись внутрь комнаты и выплеснув сок Вере на ботинок.

Люба расхохоталась, глядя на ругающихся подруг:

— Спасибо, конечно, мне очень приятно, что все мои просьбы принимаются друзьями так близко к сердцу, но ты, Надя, в следующий раз осторожней отодвигайся, а то вообще наружу вывалишься!