Забытая часовня (СИ) - Матвеенко Майя - Страница 64

Наконец любопытство перебороло страх, и Вера, зажмурившись, на ощупь пробралась к столу и схватила виднеющееся даже сквозь веки сияющее пятно.

И ту же взвизгнула: сквозь руки прошёл хоть и безболезненный, но сильный заряд, сотрясший всё тело.

В это же мгновение свечение уменьшилось, и Вера осторожно взглянула на мир сквозь ресницы. Её слегка пошатывало, не то от страха, не то от волнения, не то и от того, и от другого одновременно; перед глазами светились какие-то мутные пятна.

В её руках была валентинка. Приятное лимонное сияние окружало картонку. По замысловатым светло-жёлтым узорам молниями пробегали зигзагообразные всполохи. Вера дрожащей рукой раскрыла открытку. Написанная чернилами фраза медленно растекалась, словно плавилась. Линии, как миниатюрные змейки или червяки, извивались и дёргались, чёрные буквы то бледнели, почти полностью сливаясь с фоном, то вновь становились чёткими; то слегка увеличивались в размерах, то уменьшались, иногда их очертания казались размытыми, будто надпись заволакивало странное, невидимое марево…

В мозг Веры как гвоздь впилась мысль: «Надо спешить». Она не знала, куда спешить, зачем… Но спешить надо.

Что делать? Вера лихорадочно заметалась. «Надя и Люба», наконец сообразила она, и кинулась к телефону.

Сначала она набрала Любу. У неё было занято. «Странно, — подумала девочка. — Куда это она звонит в такую рань?» Потом стала набирать номер Нади. Пальцы дрожали, поэтому сперва она два раза попала не туда, наслушалась от недовольных ранней воскресной побудкой хозяев нелицеприятных слов в свой адрес, немного успокоилась и снова позвонила Любе.

— Алло!!! Вера, это ты?! — завопила трубка после первого же гудка.

— Да, да, тихо, перебудишь всех и у себя, и у меня… А как ты узнала, что это я?

— Не знаю, я просто тебе только что звонила, а у тебя занято!! Ты знаешь, что у меня тут произошло? — затараторила подруга и, не дожидаясь ответа, принялась рассказывать. — Просыпаюсь я сегодня оттого, что Тар с меня одеяло стащил. Я смотрю: семи нет! Ну, значит, кинула я в него подушку, а спать уже совсем не хочется. И тут оно ка-ак засветит мне в глаз!

— Господи, чем засветит, кулаком, что ли?! — изумилась Вера.

— Да нет, лучом! Я сначала думала, у меня пожар: по всей комнате огонь плясал. Схватила подушку, начала тушить…

— И что?

— А ничего. Лампу со стола себе на ногу смахнула, подушку в чернильницу окунула… Краешек, в смысле… Это ж я вчера вечером училась чернилами по шёлку рисовать, по японской технологии…

— Так по шёлку это ж вроде китайская?..

— Да?.. Ну, не важно. В общем, оказалось, что это никакой не пожар, а знаешь что?

— Твоя валентинка.

— Моя валентинка!.. Эй, а ты откуда знаешь? Кстати, ты-то чего мне позвонить хотела?

— Звони Наде, НЕМЕДЛЕННО, и через два часа я жду вас в часовне, — сказала Вера и повесила трубку.

*

— Ладно, давайте рассуждать логически, может, найдём какую-то закономерность, — предложила Вера. Девочки треугольником стояли вокруг Книги посреди комнаты. Тревожно шумели деревья вокруг часовни, быстро летели по небу бесконечными серыми волнами облака, и серебристый свет солнца изредка пробивался сквозь пепельную пелену, кляксами расплёскиваясь по полу и стенам.

— Ну хорошо. Первой порезалась Надя, — загнула палец Люба. — Через месяц мы первый раз увидели эти красные линии. Потом Вера. И ещё через какое-то время там нарисовалось кровавое солнышко.

— Нет, — перебила Надя, — тогда просто линии длиннее стали. А потом уже ты решила проверить кровавую теорию происхождения этого рисунка, капнула туда капельку крови, и потом только появилось солнышко.

— Да, а потом снова я себя проткнула, но ничего не было, — добавила Вера.

— Надя, Вера, я… Потом снова Вера, а у неё не получилось… — Люба глянула на подруг. — Понимаете, что это значит?

— Два варианта. Либо Книга принимает только одну порцию крови в день, либо… по закономерности выходит, что следующей должна идти ты, подруга, — Вера глянула на бледную и испуганную Надю.

— Н-нет… Давайте сначала кто-нибудь из вас, а уж если не получится… В смысле, если действительно я должна…

— Ну ладно, — поморщилась Люба, доставая ритуальный циркуль. — Я его спиртом протёрла, чтоб… ну… чтоб всё чисто было.

Девочка сняла ветровку и закатала рукав кофты, разглядывая руку и размышляя, где её не так больно будет резать. Потом зажмурилась, резко расцарапала тыльную сторону ладони и поспешно приложила набухшую мелкими капельками красную полосу к странице.

— Надька, я тебя щас по стенке размажу! Больно же! Не выпендривайся давай, не получается ничего без тебя, видишь же!

— Может, не надо… — испуганно проскулила девочка, пятясь к двери. И вскрикнула, поспешно вытаскивая из внутреннего кармана светящуюся валентинку. Вокруг неё мертвенным голубым светом разливалось сияние, по стенам закружились неосязаемые снежинки. Время на секунду словно замерло. Вера в восхищении попыталась поймать кружащиеся по комнате резные снежные звёздочки, но они таяли, не достигая ладони. Люба ошалело озиралась, а Надя глядела на валентинку с нескрываемым ужасом.

— Надо, Надя, надо, — шёпотом подвела итог Люба.

— Л-л-ладно, — пробормотала девочка, и валентинка в её руках погасла.

Постепенно девушки притерпелись к не то что сильной, а какой-то зудящей и дико раздражающей боли. Их руки были покрыты бесчисленными царапинами — дело в том, что чтобы магия (или что это такое?) действовала, кровь должна была поступать в книгу без остановки, то есть если капнула одна капелька, а потом вторая, то вторая уже не подействует, и её придётся пожертвовать следующей подруге.

Надя, Вера, Люба… Надя, Вера, Люба… Девочки жадно смотрели на появляющуюся картинку: половина солнца в верхнем крае страницы с расходящимися от него в разные стороны линиями-лучами, Книга на пюпитре в сторонке, картина, и напротив — зеркало, в котором эта картина отражалась, а рядом, завершая треугольник, на какой-то подставке лежало что-то вроде кривоватого светящегося шарика. А ещё было нарисовано окно, из которого к этому шарику тянулся один из солнечных лучей, потом, отражаясь от него, ударял в зеркало, потом — в картину.

Рисунок по исполнению был похож на средневековую гравюру, немного непропорциональный: например, очень маленький по сравнению с Книгой пюпитр, а зеркало было размером с картину — хотя на самом деле было больше её раза в несколько раз.

Девочки молча стояли и глядели на Книгу, на красные линии. Исцарапанные руки опухли и сильно болели.

Вера провела кончиками пальцев по странице.

— Ну?.. — осведомилась Люба. — Это что значит?

— Ну, по-моему, всё ясно, — заявила Вера. — Нам надо сделать, как показано на этом рисунке, и что-нибудь произойдёт.

— Ага, — хихикнула Люба. — Станем повелительницами вырвавшихся из ада демонов…

— Очень смешно, — слегка дрожащим голосом произнесла Надя. — А вы уверены, что надо пробовать так делать? Вдруг и правда что-нибудь страшное случится?

— Ой, Надя, для тебя даже если из этого зеркала таракан вылезет — это уже что-то жутко страшное, — фыркнула Люба, сверкнув тёмно-серыми, с зелёным отливом глазами.

— Эй, слушайте, мы ж переводить эту книгу хотели! — вдруг вспомнила Вера. — У меня и Юрин словарик есть.

— Да? — Надя без вдохновения покосилась на гигантский том. — Ну ладно. — Надя подумала, что это лучше, чем становиться повелительницами демонов (ну пусть даже и не демонов, а тараканов, что в этом хорошего?!) или что там ещё такое может случиться. А в том, что что-то случится, она уже не сомневалась.

*

Следующие две недели прошли в жесточайшем напряжении. Учителя ходили словно пришибленные, и даже количество пакостей, производимых КиШ, значительно уменьшилось.

Для трёх подруг эти недели прошли ещё тяжелее. Помимо тягостного ожидания результатов экзаменов (которые, кстати, все сдали весьма неплохо), итогов олимпиады и подготовки к концерту, а так же уроков и домашних заданий, добавилось страшное и одновременно приятно волнующее чувство неизвестности. Почти каждый день после школы они ехали к Любе, запасались бутербродами и минералкой и шли в часовню со словарём.