Амнезия (СИ) - "TsissiBlack" - Страница 16

- Бак.

- Не перебивай меня. Я жил по приказу. Брок командовал: «Спи», «Ешь», «Тренируйся», он мыл меня в душе, показывал простейшие вещи, о которых я, как оказалось, не знал. А потом в один прекрасный момент я, как бойцовский пес при слишком мягком хозяине, вдруг понял: я сильнее. Этот человек принадлежит мне, потому что я могу свернуть ему шею. Я могу делать с ним все, что захочу. Гвозди, вбитые мне в голову, расшатались, некоторые выпали, а некоторые переместились в такие хм… интересные места, что мое слепое повиновение переплавилось вдруг в физическое влечение, в желание брать, делать своим того, кто был частью меня. Так что ебать себе мозг – это буквально про нас с Броком. Я постоянно подлавливал его в моменты беззащитности и давил, пока не прогибал под себя. Если бы ты не вмешивался, боюсь, рано или поздно это закончилось бы печально.

- Что делал я? – нашел в себе силы спросить Стив. – Просто наблюдал, как ты ломаешь живого человека, и сам будучи не очень-то целым?

- Тебя тягали по разным инстанциям, тебе ебали мозг и совесть, ты приходил за полночь или не приходил вообще. Брока отстранили, потом по-тихому вернули Страйк в ЩИТ, а его снова сделали командиром. И мы зажили так: мне нужен был Брок, Броку – ты, а тебе – я. - Баки потер лицо ладонью и сел, глядя Стиву прямо в глаза. – Потом, когда воспоминания о нас с тобой вернулись, я ужаснулся тому, во что все это превратилось, но было поздно. Мы постоянно балансировали на лезвии ножа под названием «компромисс», и конца-края этому безумию не было. Меня рвало на части между вами двумя. И ты, и Брок пытались как-то ослабить это натяжение. Мы спали в одной постели, я – посередине. Ужинали вместе – всегда, что бы ни случилось, если не было срочных миссий. Составили идиотское расписание, кто с кем и когда проводит свободное время, кто когда готовит и какие еще обязанности по дому выполняет. Твои друзья заваливались к нам по пятницам с инспекцией, и вы устраивали дурацкий киномарафон, делая вид, что все хорошо, а мы с Броком сидели среди вас, как два зека в камере с видеонаблюдением. Это… был кошмар, Стив. Вроде и правильно все было, вроде, и выбирали мы всегда лучший вариант, а один хрен паршиво было – не передать. Тебе было сложнее всего. На тебя давили со всех сторон: друзья, начальство, общественность. Тебе высказывали свое «фе» возмущенные старушки, а мамаши с детьми переходили на другую сторону улицы, завидев тебя с нами. Надо отдать тебе должное, ты никогда не срывался дома, но отгораживался. Замыкался. Жил, как заведенный, строго соблюдая расписание даже в постели.

- И чем это все кончилось? – спросил Стив.

- Потерей памяти, - ответил за Баки Брок. – Вся эта херня так затянулась петлей вокруг нас, что что-то должно было произойти рано или поздно.

- Почему мы не поговорили? Люди разговаривают, это результат эволюции. Это то, что отличает нас от животных, вынужденных жить одной стаей.

- Каждый из нас считал, что худой мир лучше доброй войны, - заметил Баки. – Да и что бы я сказал тебе? «Разберитесь с Броком в ваших отношениях, а то смотреть на вас тошно, два идиота»?

- Эй, полегче, - Брок хлопнул Баки по бедру и отнял только что прикуренную сигарету. – Какие еще «отношения»?

- Вот, началось, - Баки закатил глаза и упал лицом в подушку. – Поговорите. Словами и через рот. Я пообещал самому себе не вмешиваться, вы же, типа, совершеннолетние. Оба. Вы так ничего и не выяснили?

- Я могу говорить только о том, что чувствую теперь, - признался Стив.

- Это и есть настоящее, мелкий. Все наносное – это то, что втолковали тебе другие. Но вот здесь, - он перевернулся и коснулся своей груди металлическими пальцами, - вот здесь - настоящее.

Стив потянулся к нему, как когда-то давно, в самый первый их раз, будто не знал до этого, насколько они близки, что значат друг для друга, вытянулся на нем, жадно наполнил легкие выдыхаемым им дымом и поцеловал.

- Разговоры подождут. Все, что я хотел сказать, я уже сказал, но мне не поверили. Придется поискать аргументы для убеждения.

- Охотно тебе в этом помогу, - Баки одним ловким броском вывернулся из-под Стива и поцеловал их поочередно, ясно давая понять, чего хочет.

Стив махнул рукой на усилившийся шум в ушах: у него были дела поважнее.

========== Глава 8 ==========

Стив еще никогда не жил так полно, так безоглядно и так ярко, как сейчас, в этом новом мире, полном непонятных приборов, слов, ярких вывесок, синтетических продуктов и навязчивой рекламы. Он ему нравился, этот мир, эта жизнь, полная чувственных удовольствий. Жизнь, в которой нельзя было курить в общественных местах, а вот целовать там же мужчину – можно.

Жизнь, в которой он хоть ненадолго мог раствориться в своих любовниках полностью, без остатка отдать себя им, и каждым поцелуем утверждать свое право на них обоих.

Он сходил с ума от этой счастливой вседозволенности, когда, вылизывая Баки, буквально трахая его языком, можно было одновременно ощущать твердый член у себя в заднице и задыхаться от острого, почти болезненного, стыдного удовольствия. Можно было покорно брать до самого горла, слизывая знакомый терпкий вкус Брока и одновременно сжимать бедра Баки, с упоением скользящего по его члену, медленно, чувственно опускающегося до самого конца.

Хорошо было оказываться в середине, боясь, что сердце, его отвратительно здоровое сердце, просто разорвется от избытка ощущений: тугой, обволакивающий жар Брока, его теснота, сильная хватка его бедер; и привычная, желанная заполненность, прохлада металлической ладони на горле, хриплые выдохи Баки куда-то в шею.

Стоны, которые он больше не мог, да и не хотел удерживать, рвались нескончаемым потоком, и сил хватало только на то, чтобы глотать слова – до поры. До того момента, когда он не захочет больше бороться с головной болью и терпеть гул в ушах, когда позволит себе увидеть чуть больше, чем потрепанную серую папку с кириллицей выведенной на ней надписью: «Дело №17».

Сейчас он не хотел помнить. Сейчас он хотел жить, зная, что все усложнится в разы, стоит ему позволить воспоминаниям вернуться. Он дал себе этот вечер. Дал им троим возможность не думать ни о чем и ни о ком, кроме друг друга, не заниматься ничем, кроме утоления голода и потребности быть вместе. Впервые – так, без правил, расписаний и сложных взаимозачетов.

Когда вечером они сидели на уютной кухне и Баки, смеясь, переворачивал блинчики, подбрасывая их в воздух, а Брок разливал чай, Стив мог просто любоваться их плавными, уверенными движениями, не зная их биографий, не отягощая жизнь лишними знаниями. Многие знания – многие печали.

Потом, собирая с их губ горький дым, он чувствовал лишь общность, жадную потребность быть здесь и сейчас, быть с ними, быть их. И, борясь с головной болью, Стив был готов продлевать этот вечер столько, сколько у него хватит сил. А сил ему было не занимать.

И когда позже они с Баки вместе влезли в огромную ванну и туда же затянули упиравшегося Брока, а потом мыли его в душистой пене, и Баки дурашливо прогибался в спине и поднимал над головой мокрые руки, изображая одалиску, купающую султана, Стив с горечью понимал – время истекает. Он не хотел помнить, но выбора не было. По сути, выбора у него не стало, как только он согласился на опасный эксперимент Эрскина, еще тогда, в прошлой жизни.

Глубокой ночью, когда они все, наконец, насытились друг другом и, сплетясь в плотный клубок, уснули, Стив еще успел подумать о том, что выбор, впрочем, есть всегда. Просто не все решаются сделать его без оглядки на друзей, общественное мнение и привычную, устоявшуюся картину мира.

Но Стив Роджерс потому и стал Капитаном Америкой – страх, равно как и инстинкт самосохранения, у него отсутствовали напрочь.

***

Сон отпускал медленно, будто нехотя. С кухни слышалось немелодичное мурлыканье и пахло жарящимся беконом. Волосы Брока пахли сигаретным дымом и шампунем, спина была теплой, а сам он был таким расслабленным, домашним, что…