Час ведьмовства - Райс Энн - Страница 16
- Предыдущая
- 16/93
- Следующая
После этого Майкл смелее чувствовал себя в библиотеке, не стеснялся беседовать с дежурными библиотекарями. Он узнал о существовании «предметного каталога». Одержимо, наугад Майкл принялся изучать целый круг предметов.
Начал он с автомобилей – о них в библиотеке было множество книг, из которых Майкл получил самую полную информацию об устройстве двигателя, марках и моделях машин. Отец и дед были буквально потрясены его знаниями.
Затем Майкл нашел по каталогу книги о пожарных и пожарах. Он изучил историю создания пожарных команд в крупных городах, принципы устройства механических насосов и выдвижных лестниц… Он прочел все, что имелось, о крупнейших пожарах прошлого, таких как пожары в Чикаго и на фабрике «Треугольник». Теперь он мог обсуждать с отцом и дедом и эту тему.
Майкл вдруг почувствовал, что отныне обладает величайшей силой, и это открытие буквально ошеломило его. И тогда он составил тайный список тем, о котором не рассказывал никому. Первой в этом списке шла музыка.
Поначалу он выбирал самые простенькие, рассчитанные на малышей книжки – слишком уж непростой оказалась тема. Потом перешел к иллюстрированным изданиям для юношества. Они рассказали ему о гениальном мальчике Моцарте, о несчастном глухом Бетховене и безумце Паганини, якобы продавшем душу дьяволу. Майкл узнал, в чем состоит различие между симфонией, концертом и сонатой, о том, что такое нотный стан, четвертинки и половинки, мажор и минор… Он запомнил названия всех инструментов симфонического оркестра.
Следующую строку в его списке занимала архитектура. Майкл быстро научился распознавать стили и твердо усвоил характерные черты каждого из них, будь то греческий ренессанс, псевдоитальянский стиль или стиль поздней Викторианской эпохи. Теперь он с легкостью мог определить архитектурные особенности любого здания, отличить коринфские колонны от дорических и усадебный дом от коттеджа. Обогащенный приобретенными знаниями, Майкл бродил по Садовому кварталу, по-новому оценивая все, что видел вокруг, и все больше и больше влюбляясь в его красоту.
Образно говоря, он «выиграл джек-пот». Хватит жить в неведении. Он мог «дочитаться» до всего. По субботам Майкл просматривал десятки книг по искусству, архитектуре, греческой мифологии, естественным наукам. И даже книги, посвященные современной живописи, опере и балету. Надо признаться, чувствовал он себя при этом неловко и все время опасался, как бы отец не застал его за этим занятием и не поднял на смех.
Третьим важным событием того года был концерт в городском Концертном зале. Отец Майкла, как и многие пожарные, в свободное время подрабатывал. Тогда он продавал бутылки с содовой в фойе Концертного зала, и однажды Майкл вызвался ему помочь. Вообще-то ему не следовало задерживаться допоздна: нужно было делать уроки, а наутро идти в школу. Но Майклу так хотелось увидеть Концертный зал и все, что там происходит, что мать в конце концов разрешила.
Помогать отцу нужно было в антракте между отделениями, по окончании которого они отправятся домой. Перед началом первого отделения Майкл зашел в зал и поднялся на балкон, где были свободные места. Ему вспомнилась сцена из фильма «Красные туфельки», где студенты вот так же сгорали от нетерпения на галерке. Вскоре партер начал заполняться нарядно одетыми обитателями аристократических кварталов Нового Орлеана. Из оркестровой ямы доносились звуки настраиваемых инструментов. Майкл заметил в партере даже странного худого человека с Первой улицы. Тот вскинул голову и смотрел наверх, словно действительно видел затаившегося на балконе мальчика.
Концерт произвел на Майкла неизгладимое впечатление. В тот вечер знаменитый скрипач Исаак Стерн исполнял концерт Бетховена для скрипки с оркестром – одно из самых удивительных и наиболее выразительных произведений классической музыки из всех когда-либо слышанных Майклом. Ничто и никогда так не будоражило его чувства. Ничто и никогда не приводило его в такой экстаз.
Впоследствии Майкл еще не раз насвистывал лейтмотив и воскрешал в памяти бередящее душу звучание оркестра и пронзительно высокий голос скрипки Исаака Стерна, от которого сжималось сердце.
Однако пережитое потрясение породило в Майкле глубокую тоску, отравлявшую жизнь, и сильнейшее, чем когда-либо, недовольство всем миром. Внешне это никак не проявлялось: Майкл научился скрывать свои чувства, как скрывал полученные в библиотеке знания. Он боялся, что эти чувства, дай он им волю, станут источником высокомерия, презрения и неприязни к дорогим для него людям.
Майкл не мог не любить своих родных – при одной только мысли о просыпавшейся в нем временами мелочной неблагодарности ему становилось невыносимо стыдно.
Совсем другое дело – ненависть к соседям по кварталу. Это нормально и объяснимо. Но он не имел права не любить тех, с кем жил под одной крышей, не ладить с ними и не сохранять верность семье.
Разве можно испытывать что-либо, кроме безграничной любви, к заботливой бабушке, чья жизнь, казалось, только и состояла из стряпни, стирки и сушки белья, которое она носила в плетеной корзине на задний двор и развешивала на веревках. А к приходу внука на плите всегда стоял горячий обед.
Майкл обожал деда – невысокого человека с маленькими темными глазами, неизменно ожидавшего его из школы на ступенях крыльца. Майклу никогда не надоедало слушать удивительные рассказы деда о давних временах.
А как он мог не любить отца – мужественного и отважного пожарника, настоящего героя? Часто вместе с другими мальчишками Майкл отправлялся к зданию пожарной части на Вашингтон-авеню, усаживался напротив и буквально сгорал от желания вкусить запретный плод: выехать со взрослыми по тревоге. Наблюдая, как стремительно вылетает из ворот пожарная машина, прислушиваясь к вою сирены и звону колокола, Майкл забывал, до какой степени пугала его мысль о том, что в один прекрасный день и ему, возможно, придется стать пожарным. Пожарным, и больше никем! Пожарным, живущим в убогом двухквартирном домишке!
Как его матери удавалось любить этих людей – тут вопрос особый, и Майклу было трудно ее понять. Он по мере сил старался уменьшить ее тихое страдание, оставаясь для нее самым близким и единственным другом. И в то же время знал, что спасти ее невозможно. Женщина, которая лучше одевается и грамотнее говорит, чем кто-либо из обитателей Ирландского канала, всегда будет чужой среди них. Мать умоляла отца позволить ей поступить на работу продавщицей в какой-нибудь универмаг, но неизменно получала отказ. Она жила в мире романов в мягких обложках: Джон Диксон Карр, Дафна дю Морье, Френсис Паркинсон Кейс… Когда в доме все засыпали, она поудобнее устраивалась на диване в гостиной, оставаясь из-за жары в одном купальнике, и читала эти книги ночи напролет, небольшими глотками потягивая вино из бутылки, обернутой в коричневую бумагу.
Отец Майкла называл жену «мисс Сан-Франциско» и часто упрекал в том, что все в доме приходится делать его матери.
Но Майкл запомнил лишь несколько случаев, когда отец глядел на мать с нескрываемым презрением. Такое случалось, когда от выпитого вина у нее начинал заплетаться язык. Однако удержать ее от выпивки отец не пытался, хотя ему не доставляло удовольствия видеть, как женщина весь вечер пьет, точно мужик, прямо из горлышка. Отец ни разу даже не заикнулся об этом, но Майкл был абсолютно уверен, что думает он именно так.
Возможно, отец опасался, что, попытайся он оказать малейшее давление на жену, она тут же уйдет. А ведь он так гордился ее красотой, ее стройным телом и даже манерой говорить. Он постоянно покупал ей вино – портвейн и шерри, – которое сам терпеть не мог и называл не иначе, как «приторной и липкой бурдой для баб».
Но именно эту «бурду», насколько знал Майкл, обычно пили алкоголики.
Испытывала ли мать ненависть к мужу? Полной уверенности в этом у Майкла не было. Еще в детстве он однажды узнал, что мать на восемь лет старше отца. Однако разница в возрасте не ощущалась. Похоже, мать, как и все окружающие, считала мужа привлекательным мужчиной и хорошо к нему относилась. Впрочем, она ко всем хорошо относилась. Тем не менее Майкл отчетливо помнил частые ссоры между родителями, жуткие приглушенные перепалки за дверью родительской спальни – единственной закрытой дверью в их убогом жилище – и категоричные заявления матери, что никакая сила в мире не заставит ее забеременеть снова.
- Предыдущая
- 16/93
- Следующая
