Научпоп - Дольник Виктор Рафаэльевич - Страница 2

Заметьте, читатель, мы зовем на подмогу, исходя из смутных и противоречивых ощущений. Мы не умеем ответить на вопрос, что грозит и кому. Более того, что нам не нравится — то ли, что они собираются вместе, то ли, что они слушают музыку, то ли нам не нравится музыка? Кого сечь? Подростков? Музыку? Постыдно было бы высечь музыку, если виноваты подростки. Но если виновата музыка, то сечь подростков — злодеяние. А если вообще все померещилось?

Что же это — всего лишь наше испуганное воображение и группировки подростков нам ничем на самом деле не угрожают? Парадокс в том, что действительно угрожают, но осознанных мотивов угроз у них нет. Главное здесь — не сваливать все в одну кучу. Давайте сперва отделим музыку.

Их музыка, конечно, не угрожает ни вам, ни им. Если вам не нравится именно музыка, то не переносите свою неприязнь на тех, кому она нравится. Это воздухом мы обязаны дышать одним, а музыку каждый может слушать, кому какая нравится. За чистоту музыки нельзя бороться теми же методами, что и за чистоту воздуха. Музыка не может вредить. Она не может быть тлетворной, как атмосфера. Если же вам не нравится то, что молодежь группируется, то какого типа группы вам не нравиться? Ведь прежде всего молодежь легко объединяется в группы сознательных движении — с целями, идеологией и лидерами. Кроме того, она способна образовывать (часть — на полубессознательном уровне) «банды» — с неясной целью, лидером и очень жесткой структурой соподчинения членов и, наконец «клубы» — без активных целей, без лидерства и без соподчинения. О «бандах» поговорим позднее, а вот о клубах — пора. Чтобы разобраться в них, вернемся к нашим, обезьянам.

Групповые демонстрации — не единственная, а одна из многих форм групп поведения животных. Другая форма этого поведения — «клубное», как называют его этологи. «Клуб» охватывает один социальной структуры животных одного вида. Наиболее распространены «клубы» неполовозрелых самцов, «клубы» холостых самцов, но бывают и «клубы» самцов, занимающих высокий ранг в иерархии. Суть «клуба» состоит в том, что несколько, а иногда и очень много особей одного ранга собираются вместе и на время сборища уединяются от других членов животного общества. Разумеется, есть и место клубного сборища или несколько таких мест. В «клубе» ничего явно полезного не делают (разве что чистятся, притом у некоторых видов, в том числе у многих обезьян, взаимно). В «клубах» проводят свободное время и либо отдыхают, либо играют, либо общаются (каждый вид — как умеет), либо просто чинно сидят.

Биологическое значение «клубов» разнообразно. Это и безопасное место отдыха под коллективным присмотром, и место реализуется потребность в игровом поведении, и отдых от напряженных иерархических отношений доминирования-подчинения, и самоустранение на время из общества (пока не нужны «резервные» молодые самцы). У одних видов «клубы» открыты для всех особей данного слоя, у других есть и закрытые, там все «свои», все знают друг друга. Новичка в такой «клуб» принимают, это сопровождается целой церемонией знакомства. Участникам «клуба» нечего делить (ведь здесь нет ни гнездовой территории, ни пищи), не из-за чего ссориться (кроме места в «клубе»). Неудивительно, что отношения животных в «клубе» мягче чем вне его. Более того, естественный отбор давно закрепил этот статус в форме инстинктивных ограничений на проявление агрессивности и демонстрацию ранга, пока животное находится в «клубе».

Итак, «клуб» имеет несколько признаков: есть известное всем членам уединенное от посторонних место сбора, никакой цели кроме отдыха и развлечения, сборище не имеет; посещают его по потребности, собираются равные, часто просто ровесники, иерархической структуры в «клубе» нет даже у видов, в иных местах поддерживающих жесточайшую иерархию, нет, естественно, и лидеров, все должны быть «свои», из «клуба» никуда все вместе не движутся, из него расходятся (разлетаются, расплываются) каждый сам по себе. На заведомо «не своих» «клуб» реагирует отрицательно — если может, то прогоняет, а нет — разлетается и может собраться в другом, резервном месте.

Уже давно было понято, что «клубное поведение» досталось нам в наследство от животных предков, что «клубные гены» требуют своей реализации и находят ее в тех или иных формах нашего поведения. Совершенно аналогичны «клубам» животных стихийно возникающие и долго самоподдерживающиеся клубы пожилых мужчин, отдыхающих, играющих или читающих в укромных углах парков, дворов, пустырей, банные клубы, известные еще в Древнем Риме, и т. п.

У детей стремление собираться в клубы в основном подсознательно, это просто некая тяга, их разум бессилен понять ее. Как грустно бывает видеть это полное отсутствие взаимопонимания, когда взрослый, оттаскивая за руку малыша из клуба, собравшегося в проеме между гаражами, на чердаке, в полуразрушенном сарае или в кустах, взывает к его разуму: «Ну скажи, чего ради вы туда забрались? Чего вы хотите? Чего вам не хватает? С кем ты связался! Чему хорошему ты от них научишься?» Несчастный сын молчит. Он молчит не потому, что упрям, а потому, что он сам этого не знает. Как потом он будет молчать, когда его будут спрашивать. «Ну что ты в нее влюбился, ну что ты в ней нашел?». Выразить словом этот бессловесный мир влечений дано лишь поэтам. Как объяснить его, знает этолог. Каждый взрослый переживает его вновь в снах о своем детстве. Вот сколько путей дано нам, чтобы понять их мир.

У подростков свои клубы. И в этой тяге собираться в них они так же бессознательны, как маленькие дети. И, как маленькие дети на взрослое требование: «Ну, говорите, чего вы хотите, каковы ваши цели, ваша программа?» они, умные, развитые, молчат. Или с каменными лицами произносят выдуманные взрослыми, вычитанные фразы — «Это форма протеста. Нам не хватает спортплощадок и кружков, а дома не хватает заботы». Произносят — и чувствуют, что это не то, что все совсем просто, да слов нет.

Да, мои благосклонный читатель, вы правильно подумали. Многие из современных группировок подростков — это клубы. Они ничего от нас не хотят — только, чтобы мы их оставили в покое. У них нет цели, нет иерархии, нет лидеров — только круг «своих» и места сбора — на улице, в разного рода укрытиях и на квартирах. Клуб прекрасно сочетается с музыкой, он может устроить и пошумелку. В уйме маленьких клубов, где все друг друга знают, они не нуждаются в признаках принадлежности. Если клуб очень большой, аморфный, им нужны внешние признаки принадлежности в одежде, прическе или в чем-нибудь еще. Нынешние «панки», «пиплы», — вероятно, такие клубы.

Клубы подростков были всегда. Давно были «беспризорники» (не настоящие беспризорники, а домашние дети, игравшие в беспризорников). Они пели «блатные» песни, техника была им еще недоступна. Те, кто родились в конце тридцатых, в начале пятидесятых играли в «хулиганов», поголовно по всей стране «рискнули из напильников делать ножи», увлечение небезобидное, однако таким огромным количеством ножей они поранили удивительно мало людей. Стали доступны патефоны, и они слушали музыку Вертинского, Лещенко. В записи «на ребрах», поскольку эту музыку им слушать запрещали. Их сменили «стиляги». На голове кок, на ногах толстые подметки, брюки дудочкой. Слушали джаз — им его, конечно, тоже запрещали. Стилягам досталось крепко, — как тогда говорили, не за узость брюк, а за узость мыслей. Теперь им около пятидесяти, и ясно, что у этого поколения с мыслями было все в порядке. Дальнейшая история уже на памяти молодых. Сверстники «беспризорников», «хулиганов», «стиляг» и первые «хиппи»! Неужели вы не узнаете в ваших правнуках, внуках и детях — себя? Разве в форме суть? Та суть, которая всегда была, есть и всегда будет, пока родятся дети, снова и снова повторяющие программу детства и отрочества.

Пора вернуться к нашим обезьянам. А то благосклонный читатель напоминает автору: обещал объяснить, почему в подростковых группировках чувствуется какая-то угроза, есть в них что-то раздражающее. Неблагосклонный же читатель думает: «Все равно не нравятся они мне. Надо собрать их всех и услать куда подальше. Целину поднимать. Кончилась? Ну, еще что-нибудь придумать» (Не обижайтесь, мой неблагосклонный читатель, я очень вас люблю и хорошо вас понимаю. Дай вам волю, вы бы так не сделали, но припугнуть хочется.)