Поэтический космос - Кедров Константин Александрович "brenko" - Страница 23

Вот, оказывается, как легко можно перелететь через бездну, если велика сила духа.

В народном сознании существовало твердое убеждение, сформулированное во многих трудах и писаниях, что бывает смерть прежде смерти физической и прежде воскресения тела бывает воскресение души.

Известна старообрядческая легенда о праведном перевозчике. Однажды в бурную ночь, в непогоду, в дом его постучался странник с просьбой перевезти на другую сторону. Пересилив страх, лодочник отправился в опасное плавание. Когда лодка благополучно причалила к другому берегу, странник хотел отблагодарить достойной платой. "Нет, - сказал перевозчик, - я перевожу бесплатно и надеюсь, что за это бог пошлет мне легкую смерть". "Оглянись", - сказал странник. Лодочник оглянулся и увидел на другом берегу свое бездыханное тело.

Перешагнуть через смерть, оставить на "другом берегу" тело "ветхого Адама" предстояло Андрею Болконскому в романе "Война и мир".

"Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер. Но в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собой усилие, проснулся.

"Да, это была смерть. Я умер - я проснулся Да, смерть-пробуждение!"

Так же пережил свою смерть Иван Ильич:

"- Кончено! - сказал кто-то над ним. Он услышал эти слова и повторил их в своей душе. "Кончена смерть, - сказал он себе. - Ее нет больше".

Раздвоение в момент смерти на вечного и временного наблюдателя поразительным образом похоже на модель воображаемого подлета к области черной дыры. Если смотреть снаружи, то подлет этот будет длиться вечно, однако изнутри черной дыры тот же процесс выглядит иначе. Путешественник спокойно пересекает незримую черту горизонта событий и влетает в "дыру" примерно за полчаса.

Полчаса и вечность равны друг другу.

Современная физика и космология знают и не такие чудеса.

Подлетать к черной дыре, вечно влетая в неё за ограниченный промежуток времени, можно лишь уподобившись лучу света, если мчаться со световой скоростью. Ф. М. Достоевский, переживший приговор к смертной казни "расстрелянием", ощутил и уподобление свету, и относительность времени, когда минуты вмещают вечность. Переживание это передано во всех подробностях в рассказе князя Мышкина в романе "Идиот".

"Он помнил все с необыкновенною ясностью... Потом, когда он простился с товарищами, настали те две минуты, которые он отсчитал, чтобы думать про себя... ему все хотелось представить себе как можно скорее и ярче, что вот как же это так: он теперь есть и живет, а через три минуты будет уже нечто, кто-то или что-то, - так кто же? где же? Все это он думал в две минуты решить!

Невдалеке была церковь, и вершина собора с позолоченною крышей сверкала на ярком солнце. Он помнил, что ужасно упорно смотрел на эту крышу и на лучи, от неё сверкавшие; оторваться не мог от лучей: ему казалось, что эти лучи его новая природа, что он через три минуты сольется с ними... "Что, если бы не умирать! Что, если бы воротить жизнь, - какая бесконечность!"

Время перед казнью растягивалось до бесконечности" Нечто подобное ощутил перед смертью герой Л.X.Борхеса в момент расстрела. Это писатель по имени Хладик. У него была одна мечта: до расстрела закончить драму, но концовка не получалась. И вот он стоит у кирпичной стены под дулами винтовок:

"На висок ему упала тяжелая капля дождя и медленно Поползла по щеке. Сержант выкрикнул слово команды.

И тут окружающий мир замер. Винтовки были направлены на Хладика, но люди, которые должны были убить его, не шевелились...

Он закончил свою драму. Не хватало лишь одного эпитета. Нашел его. Капля покатилась по щеке. Хладик коротко вскрикнул, дернул головой, четыре пули опрокинули его на землю".

Казалось бы, чисто психологическое переживание растянутого мгновения было, как выяснилось сегодня, отражением вполне реальных особенностей пространства-времени, свойственных нашей вселенной в мире световых скоростей. Видимо, не случайно Ф. М. Достоевский в момент смертного приговора вместе с ощущением бесконечно длящегося мгновения почувствовал какую-то внутреннюю связь со светом, отраженным от куполов.

Один из создателей новой научной картины мира В XX столетии физик Вернер Гейзенберг очень ясно истолковал относительность мгновенного и бесконечного времени в мире световых скоростей: "Из эйнштейновской теории мы знаем, что область настоящего конечна, что она тем дольше длится, чем дальше удалено от нас место события".

"Вечное мгновение" как бы выходит за пределы времен, это такое состояние мира, о котором князь Мышкин говорит, вспоминая слова из Апокалипсиса: "И голос был, что времени больше не будет", - что понималось обычно как финал истории, конец света. Но было и другое, более глубокое понимание конца времен; время исчезает потому, что "для Бога один день как тысяча лет и тысяча лет как один день".

Воскреснуть - значит выйти за круг времен, перешагнуть рубеж, за которым "времени больше не будет".

Человеческий духовный мир, конечно, отражает жизнь всей природы. Сегодня это общепризнанно, литературоведы давно приняли на вооружение термин "психологический параллелизм". Осталось распространить это сложное понятие на космос и все мироздание. Кроме жизни природы есть ещё жизнь вселенной, её особо тонко ощущают писатели и поэты.

Вопрос об отношении человека и космоса раньше считался чисто религиозной проблемой, но ведь важны не слова, а сущность проблемы.

Об этой малоисследованной сфере жизни много писал, думал и говорил Лев Толстой. Некоторые из его высказываний сегодня звучат по-новому.

"- Религия есть отношение человека к остальному миру. Это отношение не может быть к миру чувственному, который в пространстве и времени, и то и другое бесконечны. Не может быть отношения единицы к ряду бесконечных чисел - их пришлось бы интегрировать для этого. Следовательно, отношение возможно к целому вне времени и пространства" (Мeньшиков М.О. Из записных книжек. "Прометей", № 12, 1980).

"Говорил о жизни вне времени, о том, что только здесь на земле есть прошлое и будущее, а там нет, и потому там есть возможность знать и будущее".

Именно так понимал воскресение Лев Толстой.

"Что значит "будущая жизнь"? Можно верить в жизнь, но для жизни вечной наше понятие "будущая" совершенно неприложимо" (Гольденвейзер А. Б. Вблизи Толстого. М., 1959).

Однажды Л. Толстой сформулировал эту мысль ещё яснее: "Прежде всего про состояние после смерти нельзя сказать, что оно будет. Бессмертие не будет и не было, оно есть".

Может быть, благодаря такому ясному и чистому ощущению герои Толстого всегда благополучно минуют барьер темноты, выходя к ослепительному свету в конце туннеля. Иная судьба мятущихся грешников Ф. М. Достоевского. Вот ночная исповедь двух заблудших душ - Свидригайлова и Раскольникова.

Свидригайлов:

"Привидения - это, так сказать, клочки и отрывки других миров, их начало. Здоровому человеку, разумеется, их незачем видеть, потому что здоровый человек есть наиболее земной человек, а стало быть, должен жить одной здешнею жизнью, для полноты и для порядка. Ну, а чуть заболел, чуть нарушился нормальный земной порядок в организме, тотчас начинает сказываться возможность другого мира..."

Раскольников:

"Я не верю в будущую жизнь".

Свидригайлов:

"Нам вот все представляется вечность как идея, которую понять нельзя, что-то огромное, огромное! Да почему Же непременно огромное? И вдруг вместо всего этого, представьте себе, будет так одна комнатка, этак вроде деревенской бани, закоптелая, и по всем углам пауки, и вот и вся вечность..."

Как похоже это на сужающееся пространство черной дыры для "внешнего" наблюдателя, который вечно летит в сужающуюся тьму и никогда не достигнет света.

Иначе видит вечное мгновение "внутренний" наблюдатель князь Мышкин, удостоенный света:

"Вдруг, среди грусти, душевного мрака, давления, мгновениями как бы воспламенялся его мозг... Ощущение жизни, самосознания почти удесятерялось в эти мгновения, Продолжавшиеся как молния... Ведь это самое бывало же, ведь он сам же успевал сказать себе в ту самую секунду, что эта секунда, по беспредельному счастию, им вполне ощущаемому, пожалуй, и могла бы стоить всей жизни". "В этот момент, - как говорил он однажды... - в этот момент мне как-то становится понятно необычайное слово о том, что времени больше не будет. Вероятно, - прибавил он, улыбаясь, - это та же самая секунда, в которую не успел пролиться опрокинувшийся кувшин с водой эпилептика Магомета, успевшего, однако, в ту самую секунду обозреть все жилища Аллаховы".