Дорога ветров - Ефремов Иван Антонович - Страница 78

• Предыдущая
• 78/135
• Следующая

Лукьянова отыскала себе где-то в оврагах «секретную комнату — дворец принцессы». Никто не знал, где находится это таинственное помещение, куда она скрывалась. чтобы побыть одной, без надоевших мужчин. Мы с Новожиловым выследили ее однажды в подзорную трубу теодолита и узнали, что тайный «дворец» находится в ущельях Северного обрыва. Так и пометили его со знаком вопроса на плане Нэмэгэту.

Новожилов худел и мрачнел, потому что плохо спал, опасаясь злобных пауков. Донимали его душные, безветренные ночи перед бурями, когда появлялось множество фаланг. Такой же страх перед фалангами испытывали и некоторые рабочие, особенно могучий иркутянин Петр Афанасьевич.

Что касается меня самого, то я в своем отвращении к этой мерзости был нисколько не храбрее Новожилова. Долг начальника повелевал сохранять бесстрашие (увы показное!)

Привлеченные запахом постоянно готовившейся пиши. в лагерь начали понемногу сходиться наиболее отважные обитатели пустыни ушастые гобийские ежи. Первый же еж был схвачен и посажен в просторный ящик, где мирно пофыркивал над кусочком сахара. Когда Новожилов и Лукьянова, вооружившись рукавицами и пинцетом, вытащили из его иголок двух непомерно раздувшихся клещей, Тишка, как он был назван Новожиловым, и вовсе перестал бояться людей. Компания ежей увеличивалась — приходили новые и водворялись в тот же ящик. Дошло до пяти штук, но пятого, остромордого и черного. пришлось выгнать за злость. Гневно фыркая, он с позором отправился обратно в пустыню. У других были очень симпатичные, но разные мордочки: удлиненные, островатые или покороче и потупее, с более светлой или темной шерсткой. Приятны их длинные ушки, на концах листиковидно расширенные. Ежи доставили немало приятных минут в нашей пустынной жизни. Мы собирались по нескольку человек над ящиком и не дыша наблюдали, как они уморительно зевают, потягиваются, почесываются, валяются в жару на боку, широко разбросав лапки.

Немало переполоху наделал так называемый «поцелуй грифа». Александров в один из своих рейсов за баранами подстрелил на трупе издохшего от перелома ноги дикого осла-кулана громадного белоголового сипа. С трудом он привез свою добычу в лагерь, где сип, привязанный за ногу, сидел в очень унылой позе, как видно, страдая от ран. Он свесил почти до земли голую голову с сильно загнутым клювом и высоко поднял углы крыльев. Непреклонная птица с удивительными ясными глазами спокойно и пристально глядела на людей. Постепенно гриф ожил и стал делать попытки бросаться на проходивших мимо него людей. Еле увернулся от нападения рабочий Климов, затем Корнилов, наконец, вышла из палатки ничего не подозревавшая Лукьянова. Не успела она опомниться, как сип высоко подпрыгнул в воздух, клюнул ее в щеку и свалил с ног ударом крыльев. По-видимому, сип метил в глаз, но веревка не дала ему достать до цели. На вопль Марии Федоровны сбежалось чуть не все население лагеря. Я распорядился пристрелить птицу — отпустить ее, тяжелораненую, значило бы обречь на медленную и мучительную смерть. Однако убить сипа оказалось вовсе не так легко. Даже с простреленной головой гигантская птица продолжала жить, и окончательно добить ее удалось, только отрубив ей голову. У Лукьяновой кровь лилась из щеки ручьем — «поцелуй грифа» оказался довольно крепким. Больше всего пугало нас, что гриф за несколько часов до того лакомился падалью и на клюве у него мог оказаться трупный яд. Мы промыли щеку Лукьяновой всеми имевшимися у нас видами антисептики. Рана благополучно зажила, научив всех нас осторожности в обращении с громадными грифами Гоби.

Наконец мы закончили съемку, и можно было предпринять серьезное обследование средней части Атлан-улы, где было открыто Прониным неслыханное скопление скелетов. Тринадцатого июня в спокойный жаркий день мы спустились в котловину и направились на запад по тропе «Одиннадцати колодцев». У большого колодца Ойдул-худок («Многоводный колодец») красные глины, обнаженные на окружающих холмах, в ярком солнце казались пунцовым бархатом, щедро расстеленным по степи и собранным в пышные складки. Старая легин-гольская караванная тропа была легким путем для подъема на бэль, на высоту около двух тысяч метров. Кругом все — и желтые пески, и жестко торчащие кустарники — выделялись четко и резко. Широкая тропа поросла редкими и жидкими пучками только что зацветшего ковыля. Перышки ковыля клонились и струились по ветру, создавая серебрящуюся и как бы текущую дымку над землей, будто тень воды на освещенном дне прозрачного потока.

По черному бэлю мы подъехали к огромной площади желтых размывов и ущелий Алтан-улы, похожей на Нэмэгэту. Только здесь глубина вреза была значительно большей. Мы стояли на краю отвесного обрыва высотой около ста метров. Снова сильное ощущение тайны и неизвестности овладело нами. Поодаль вздымалась отвесная стена ровного, как каменный забор, хребта, а ближе и внизу — глубокие ущелья и отвесные обрывы, ступенчато громоздящиеся друг на друге, — еще один лабиринт, скрывавший неведомые загадки.

Прежде всего надо было осмотреть «Могилу Дракона». Новожилов отправился обследовать обрывы, к востоку. а мы с Прониным и Александровым спустились на дно глубокого сухого русла и направились напрямик к склону горы. «Напрямик» продолжалось каких-нибудь полкилометра, дальше мы начали петлять по руслам и переваливать хребтики, так как наш проводник Пронин старался укоротить дорогу. Идти было довольно легко: песок на дне сухих русел был плотным. Большие ящерицы — агамы сантиметров тридцать длиной, украшенные ярко-голубыми пятнами, — бегали по обвалившимся глыбам песчаника. Стены ущелий здесь были ниже нэмэгэтинских, зато самые ущельица более узки, и я не переставал с тревогой прикидывать ширину проезда для автомашины.

Скопище скелетов, открытое Прониным, произвело на нас большое впечатление. Плиты песчаника толщиной более полуметра и площадью с кузов автомашины лежали, перекосившись на широком уступе, а из-под них и на разломах торчали кости, кости и кости; Опытный взгляд палеонтолога быстро определял контуры скрытого в породе скелета. Отчетливо виднелся один скелет, необычайный по размерам даже для этих гигантских пресмыкающихся. Там, где почва вздымалась бугром и плиты переломились домиком, скелет лежал перевернутый на спину, завернув колоссальную голову под задние конечности второго скелета. Этот второй залегал на боку, сильно согнув спину, вытянув шею и подогнув под себя передние лапы, с восточной стороны уступа. Третий скелет как бы огибал два других со стороны обрыва, слева, а четвертый, также гигантских размеров, лежал у песчаниковой стены, в глубине. Левее его, тоже у самой стены, лежали параллельно один другому два больших окремнелых ствола болотных кипарисов — таксодиев. Справа и слева в обвалах плит виднелись еще хвосты и ребра. Всего здесь было собрано в одну кучу шесть-семь скелетов утконосых динозавров — зауролофов, достигавших от шести до девяти метров в высоту в естественной стойке. Выветривание уже сильно повредило значительную часть костей. Краевые части плит рассыпались, и заключенные в них кости целыми каскадами обломков высыпались в боковые промоины и в сухое русло. Слева, на самом краю уступа, был сложен из обломков костей длинный холмик, напоминавший увеличенную могильную насыпь. Словно неведомый богатырь был погребен рядом с могилой исполинских ящеров, захороненных здесь семьдесят миллионов лет тому назад. Место и в самом деле производило впечатление могилы исполинов, почему и было названо «Могилой Дракона».

• Предыдущая
• 78/135
• Следующая