Дорога ветров - Ефремов Иван Антонович - Страница 72

• Предыдущая
• 72/135
• Следующая

Я решил проехать .по тропе. Спустившись вниз с крутого уклона, мы оказались у одинокой юрты. Обитавший в ней арат едва не обмер от изумления, когда в вечерних сумерках с высоты пустынного плоскогорья внезапно с ревом съехали четыре трехтонки. Мы оказались у самой автомобильной дороги, однако возвращение назад с грузами по этой тропе было немыслимо. До сомона оставалось всего тридцать километров, но на пути было одно опасное место. Узкая и глубокая промоина пересекла дорогу за небольшим холмиком — результат прошлогоднего ливня. Дорога обходила промоину справа, но новый отворот был плохо виден в тусклом свете слабых фар «ЗИСа — 5». Шедший передовым «Тарбаган» влетел по старому накату на холм и отчаянно затормозил у самого края обрыва. Еще немного — и машина легла бы бесформенной грудой на дне ущельица на глубине десяти-двенадцати метров. Мы тут же заложили старую дорогу большими камнями, чтобы избежать повторения подобных приключений в будущем.

В Ноян сомоне не было никаких сведений о пропавшем «Драконе». Мы строили самые различные предположения, но все оказалось, как всегда, проще. Едва мы на следующее утро отъехали десять километров от сомона, как увидели с холма среди больших песчаных кочек зеленую крышу «Дракона». Оказалось, Безбородову не хватило бензина, чтобы дотянуть до сомона, и наш всегда спокойный Тимофей Гаврилович решил мирно дожидаться подмоги у ближайшего колодца. Безбородое думал, что сомон находится очень далеко, и все трое с чисто азиатским терпением сидели здесь в кочках, питаясь несоленой картошкой. Мы оставили «Дракона» со всем грузом в Цаган-Дерисуни и к вечеру прибыли в аймак. Так приятно было слушать завывание песчаной бури в крепком глинобитном доме нашей базы. Особенно уютно было сидеть ночью и писать при ровном пламени свечей, без вечного трепыхания бумаги под рукой!..

Только 15 мая, забрав весь лес, снаряжение и восемь баранов, мы рано утром выехали обратно в Нэмэгэту. Теперь нам больше повезло с дорогой — сухое русло объехали стороной: мы нашли вторую тропу, уходившую в боковое ущелье на северо-запад от сквозной до-липы. Она шла по холмам в предгорьях хребта Тосту. Место здесь было неожиданно открытым и веселым по сравнению с угрюмой, душной котловиной Нэмэгэту Черные холмики заросли темно-зелеными кустами гобийского миндаля, а между ними извивались светлые полосы дериса. На выходах ключей зеленели обширные пятна свежей и мягкой, совсем невероятной для Гоби травы. Этой тропой мы доехали до ключа Даба («Перевальный») с кристальной быстротекущей водой и здесь наполнили две бочки воды для Центрального лагеря.

Тропа шла и дальше к западу, вдоль гор, но, проехав по ней еще около десяти километров, мы попали в грозный каменный хаос южной стороны горы Хугшо. Впереди высился ряд конусовидных гор с усеченными вершинами, на которых выступали широкие черные башни со столбчатыми отдельностями базальта. От подножия Хугшо протягивались гряды — отроги чрезвычайно крутых скал с изломанными острыми гребнями. Дороги дальше не было, и мы вернулись к ключу Даба.

От ключа мы начали спуск в котловину, отыскав твердое сухое русло. Только четыре километра новой дороги оказались плохими, недалеко от пересечения с нашим следом на бэле. Таким образом, нам удалось провести дорогу по более или менее твердой поверхности, и это было куда лучше, чем все предыдущие попытки. Важность достижения была видна хотя бы из того, что мы стали тратить на проезд котловины в четыре раза меньше времени. Позднее, когда машины ходили здесь в период июльских дождей, дорога укаталась так, что можно было ездить на прямой передаче. Мы назвали нашу дорогу именем Академии наук. Целая поленница из поломанных рессор на нашем складе была доказательством тех трудов, каких стоила дорога нашим водителям и машинам…

Мы остановились у последнего поворота, там, где нужно было пересекать котловину поперек к подножию Нэмэгэту. Знакомая иззубренная чугунно-серая круча вздымалась перед нами. Огромные поля черного щебня у ее подножия дрожали голубым маревом и казались издалека озерами, странно покосившимися на склонах В этом мареве скрывался в ущельях наш лагерь. Там предстояло теперь жить довольно долгое время, пока не удастся добыть научные ценности, которые могли бы оправдать посылку нашей экспедиции.

Я мысленно оглянулся на только что пройденный путь. Здесь, в кабине машины, находился весь несложный обиход начальника экспедиции. Позади над сиденьем прибита сумка, в которой хранились табак, газеты и бинокль. На двух крючках за спинкой сиденья — фляжка с холодным чаем и полевая сумка с картами и дневником. На сиденье — рукавицы, в ногах — молоток, у переднего стекла — открытая пачка неизменной «Катюши». В ногах — коврик из кошмы, чтобы раскаленная выхлопная труба не жгла ноги (и все-таки жгла, когда ползли по пескам!).

За стеклом медленно развертываются одна за другой сменяющиеся картины дороги. Вот широкая равнина перед городом красных обрывов Нэмэгэту, поросшая саксаулом и эфедрой. Теплый ветер тянет по равнине совершенно аптечным запахом эфира, валерианки и еще чем-то. Кустики эфедры свиваются и закручиваются, словно бесчисленные зеленые червячки, упрямо лезущие из земли навстречу свету и зною.

Вот неожиданная радость пустыни: выезжаешь из безжизненного сухого русла на склон бэля и оказываешься среди тысяч синих ирисов, рассыпанных на желтом песке!

Или в ущелье, стиснутом изрытыми бурыми скалами, вдруг в узкой боковой промоине, появляется покрытый тонкой прозрачной зеленью хайляс. Или днем в мираже нагретого воздуха скалы покажутся густыми рощицами деревьев, затопленных сверкающей на солнце водой. Такие же полосы сверкающей «воды» разрезают пологий склон перевала через Гурбан-Сайхан, если подниматься от Баин-Далай сомона. В ущелье Гурбан-Сайхан я сам видел округлый массив древней коры выветривания, выступающий среди черных скал. В вечернем солнце он горел красным светом, как исполинский гранат в чугунной оправе…

Уже стали привычными особенности далеких планов в Гоби. Если за одним хребтом, близким к дороге, стоит другой, параллельный ему, в расстоянии нескольких километров, то контуры ближних гор резко выделяются черным, словно вырезанным профилем, а сзади поднимаются в вырезах переднего плана совсем прозрачные, воздушные, но ясные очертания более удаленного хребта…

• Предыдущая
• 72/135
• Следующая