Короли и советники - Каннингем Элейн - Страница 32

Вопрос был риторическим, каждого ребенка в Халруаа проверяли сначала в пятилетнем возрасте, и нередко повторно до тех пор, пока его таланты и предназначение не определялись окончательно. Тзигона уклонилась от официальной процедуры, и обучалась тому, что ей подходило или привлекало ее интерес.

— Во мне магии меньше чем в булыжнике, — соврала она тоном полным сожаления.

— Вот как. — Джастин выглядел одновременно разочарованным и смущенным. Отсутствие магического дара в Халруаа было не то чтобы позором, но, за исключением джордайни, не считалось и достоинством. — Ну, кому-нибудь надо и суп варить, — примирительно сказал он, обращаясь к распространенной поговорке.

Сжав зубы, Тзигона заставила себя улыбнуться и кивнуть. Она ненавидела поговорки, и ничто ее так не злило как люди настолько ленивые или лишенные воображения, что они в своей речи следовали лишь заезженными путями. Джордайни в этом смысле были в числе худших. Угораздило же ее оказаться в долгу перед особо самоуверенным представителем этого выводка.

За сегодняшний день она сразилась со звездозмеей, удирала от вемика и попала в должники к джордайну. В довершение всего, вот она стоит по локоть в рыбьих потрохах.

Тзигона пожала плечами. Завтра может быть и хуже.

Когда все бехиры были накормлены, девушка отправилась другую комнату, оставить записи о рождении. Стаскивая тяжеленный том с полки, она почувствовала, как сильнее заколотилось ее сердце, а когда она стала пролистывать запутанную хронологию разведения, сердцебиение превратилось в подобие боя военных барабанов лесных эльфов.

Генеалогия в Халруаа считалась предметом первостепенной важности. Записи прилежно делались и хранились в книгах, полных запутанных линий и схем. Тзигона намеревалась разобраться в этих шифрах. Именно по этой причине она рисковала оставить свои пальцы Джастиновым бехирам. Уход за бехирами — работа за которую берутся немногие, и он с радостью тренировал ее в том немногом, что ей необходимо было знать для ведения их генеалогии. Остальному она сама себя научит.

Свет в единственном маленьком окошке уже начинал меркнуть, и глаза девушки слезились от усилий, необходимых чтобы разобраться в сделанных мелким почерком пометках, когда Тзигона, наконец, оставила комнату для следующего урока, тесно связанного с изучением наследственности бехиров.

Каждая деревня и городской район имели собственного человека, занимавшегося подбором пар. Слабые провидцы, с помощью генеалогических записей в Реестре Прорицания они могли достаточно далеко заглянуть в будущее, чтобы решить, кому на ком следует жениться.

Поскольку начинали они с женщины, которой находился подходящий партнер, Тзигоне нужно было изменить свой облик. Два цветных шарфа, почти совсем высохшие, когда она стянула их с чьей-то бельевой веревки, помогут ей в этом. Один, повязанный на талии, послужит юбкой, а другой она накинула поверх льняной блузы. Но прежде всего она остановилась у городского фонтана, и отскребла до чистоты лицо и руки. Немного грязи позволяли ей походить на мальчишку, но никак не подходили к облику миловидной девушки на выданье.

Воровство и обман отнюдь не мучали совесть Тзигоны. Она жила на улицах сколько себя помнила, и рано научилась искусству выживания. Но еще глубже такая жизнь впечатала в ее душу мораль бродяги. У нее не выработалось чувство собственности, по крайней мере в той форме, в какой понимали ее большинство халруанцев. Владение было не священным правом, а временной ситуацией. Деньги быстро тратились на что-то более нужное, вроде хорошего обеда или пары не слишком залатанных сапог. Она отдавала с той же легкостью с которой брала, и таков был путь многих живших как она. Шарфы сейчас украшавшие ее стройную фигуру завтра возможно образуют навес, прикрывая от солнца лицо спящего ребенка, или, быть может, вернут, пусть на мгновение, горделивое удовольствие какой-нибудь престарелой кокетке. На взгляд Тзигоны такой подход неплохо срабатывал. Никакая вещь, будь она из дерева, ткани или металла, не являлась настолько важной, чтобы оправдать шум который поднимали по этому поводу люди.

Переодевание было уже закончено, когда в нее полетели брызги воды. Девушка отпрыгнула, но «позаимствованные» предметы одежды все же промокли, и тонкая ткань прилипла к ногам.

Ее взгляду представилось знакомое смуглое лицо, оживленное вощеными черными усищами и дразнящей ухмылкой. Джио, странствующий артист и самое близкое подобие семьи, которое она могла вспомнить, за исключением своих снов. Веселье складывалось в добрые морщинки у его глаз; давно повзрослев, он оставался ребенком, обожавшим игру. Его выходки дарили смех и оживляли воспоминания о детстве в тех, кто позабыл о таких вещах. Это была своего рода магия, и Тзигона с удовольствием вспоминала годы путешествий с Джио и его партнером.

Рассмеявшись, она плеснула на него в ответ.

— Все еще в городе, Джио? Я думала, вы с Вьенте планировали отправиться в Сулазир.

Он схватился рукой за сердце, изображая жуткую обиду.

— Планировали? С каких это пор труппа Джиовьенте планирует? Разве мы торговцы или зеленщики, чтобы брести по жизни в такой унылой манере?

— Я не оскорблю тебя просьбами о прощении. За такие слова мне следовало бы отрезать свой язык и выбросить его воронам! — ответила она в той же экстравагантной манере, приложив ладонь ко лбу. Дружеская насмешка артиста не смутила.

— Сулазир прожил столько времени без Джиовьенте, выстоит и еще несколько дней.

Тзигона перефразировала вопрос в форме, позволявшей надеяться на более вразумительный ответ.

— Что задержало вас в городе?

Джио возвел взгляд к небу, грозя кулаком некой невидимой силе.

— Кармело — вот что! Проклятье тому дню, когда я взял парня к себе. Нами заинтересовалась инквизиция. Мы чисты, ты сама знаешь, но одному из нас пришлось провести время взаперти за нарушение порядка. Как раз его очередь.

Тзигона фыркнула. Джио не прочь был навестить попавших в тюрьму приятелей, продемонстрировать несколько трюков скучающим охранникам, но когда речь шла об исполнении приговора очередь всегда оказывалась чья-то еще. Ей и самой пришлось провести какое-то время в сырых камерах.