Как мужик счастье искал - Ильин Андрей - Страница 5

Тут совсем мужик взбеленился.

- Ах ты, - говорит, - сучий валенок! Ах ты поросячья харя! Наел щеки, что глаз совсем не видать, и меня попрекаешь! Страдальца из себя корчишь. Удумал же такое - "Чем больше продукта переведу и девок перепорчу - тем святее стану"...

А вот хрен тебе, а не святость!

И показывает мужик святому отшельнику кукиш.

- Ну а это уж вовсе неприлично, - говорит отшельник и нос свой от фиги воротит.

- Нет, ты посмотри, - орет мужик и сует ему фигу в самые что ни на есть глазки.

- Я, вижу, в тебе ошибся, - говорит отшельник. - Ступай отседа. Не дано тебе через муки счастье познать.

- А видал я твое счастье, - говорит мужик и такое заворачивает, что на бумаге уместить нет никакой возможности.

Отшельник аж затрясся весь.

- Я, - кричит, - с тебя обет снимаю. Пшел вон! А ложку серебряную с.вензелями, что ты со стола слямзил, - верни!

- А вот еще раз хрена тебе, - говорит мужик. - Не получишь ты ложки через вредность свою. Я ее внукам снесу в подарок.

И хлоп дверью.

Отшельник совсем в злобство впал. Щеками трясет, встать хочет, только ему живот мешает.

- Ах так, мужик, - кричит вслед. - Тогда именем господним я тебя, и детей твоих, и внуков, и правнуков до восемнадцатого колена проклинаю на веки вечные! Аминь!

Тут, конечно, мужик не стерпел, вернулся. Голову в окошко засунул:

- А на проклятье твое мне три раза тьфу, - говорит. И плюет отшельнику прямехонько на макушку.

- А если ты еще какую пакость мне учинить вздумаешь, я тебе, несмотря на твою святость, здоровенных плюх навешаю, так и знай!

Повернулся и пошел себе.

А у отшельника, говорят, случилась от пережитого потрясения полная потеря аппетита. Месяц он вовсе не ел, животом и щеками опал. И через то совсем потерял свою святость.

А мужик все шел и удивлялся: странная штуковина жизнь ничего нет - плохо, все есть - опять плохо! Где оно, счастье?

И дошел он так до царства одного. Небольшое премиленькое царство. Деревеньки чистые, хаты черепицей крыты. Навоз и пьяные на дорогах не валяются. Скотина гладкая, и на каждой колокольчик висит. Прелесть что за царство. Только порядки в нем совсем странные. Едва мужик за шлагбаум пограничный зашел, его с боков два жандарма хвать и в околоток сволокли. А в околотке не пристав сидит, не квартальный, а сам царь.

- Здорово, мужик, - горит царь и корону приподнимает. - Как тебе мое царство-государство понравилось?

- Так не видал я твово государства, - отвечает мужик. - По причине того, что мне твои держиморды оба глаза подбили и я, кроме своих синяков, ничего разглядеть не могу.

- Это чего это вы так гостя встречаете? - удивляется царь. Это просто даже свинство - так гостя встречать!

- Никак нет, - рапортуют жандармы, - это сам мужик о пограничный столб споткнулся и обоими глазами на кочку упал.

И хрясь мужика кулаком по уху да по второму. Чтоб не болтал лишнего.

- Ну вот, видишь, - говорит царь. - Что ж ты на жандармов моих понапраслину возводишь? Они у нас ребята воспитанные, с душой нежной, ранимой. Зачем их расстраивать?

- Чего-сь? - переспрашивает мужик, потому что в ушах у него звон стоит. И через то он, что царь говорит, не слышит.

- Ну вот ты и слушать меня не желаешь, - обиделся царь. Разве ж так добрый гость поступает? - и говорит жандармам: Оттащите-ка вы его в подвал, а после во дворец. Мы с ним поближе потолковать желаем.

- Будет сделано! - отвечают жандармы и выволакивают мужика вон из околотка.

Бросили мужика в подвал. А в подвале народу разного - пруд пруди. Как на ярмарке. Тут тебе крестьяне, тут и мастеровой люд, и студентики, и купчишки, и кого только нет.

- Что это за государство такое, и как вы только в нем живете? - удивляется мужик.

- Не, - отвечают ему, - государство у нас хорошее, справедливое. Нас побьют-побьют да отпустят, да еще пряник с собой дадут сладкий.

- А бьют-то за что? - спрашивает мужик.

- Для порядку. А если не бить, порядка не будет. Будет беспорядок. Как тогда жить? Без битья никак нельзя. Без битья разбалуется народ, веру забудет, власть чтить перестанет. Смута пойдет, разор. Народ силы боится, а сила в кулаке. Так всегда было: старшие дети младших бьют, старших детей - родители, родителей - жандармы.

- И часто бьют?

- Это смотря где живешь. Если на четной стороне улицы - по вторникам, четвергам и субботам. А если на нечетной - по средам, пятницам и воскресеньям.

- А по понедельникам?

- А по понедельникам нельзя. По понедельникам жандармы домашними делами занимаются - жен и детей порют и в церкву ходют.

Тут жандармы заходят в камеру.

- Те, которые четные, - выходь!

И вручают каждому большой пряник с глазурью.

- А я-то как же? - кричит мужик.

- А тебя пущать не велено, - отвечают ему жандармы и пихают его обратно в камеру.

А один студентик, выходя, вежливо так говорит:

- Кислое твое дело! Лучше сам на портянке повесься!

День сидит мужик, второй, неделю, месяц. Бояться устал, пообвыкся. Кормят сносно, баланду два раза на дню дают, а работать за то не просят. Стены в тюрьме толстенные, оконца махонькие, народу много - тепло. Раз в неделю в баню водят, белье меняют, что уж совсем мужику в диковинку. Сидит мужик, толстеет и думает - вот если бы бабу его, да детишек, да родственников в камеру допустить, да всем бы тут зажить кучей, так вот, наверное, счастье и было бы. И искать его боле не надобно.

Только приходит однажды главный жандарм.

- Аида! - говорит. - К царю!

И волокет его прямехонько во дворец.

А во дворце злата, серебра - в глазах рябит! Цветного холста на стенах, на окнах понавешено - тышшу портов сшить можно! И на каждом шагу каменные бабы и мужики стоят, голяком, срамотищу листками прикрывают.

- Это что, родичи царевы? - спрашивает мужик. А жандарм его по роже - хрясь!

- Молчи, дурак!

Замолчал мужик. Идет, во рту зубы перекатывает, выплюнуть боится. Пол кругом, что твое зеркало, ни пылинки! Ох и справная, наверное, у царя жинка, что такую огромаднейшую избу в чистоте содержит.

Заходят в залу. Царь сидит на здоровенном троне. Вокруг министров, генералов, охранников толпится видимо-невидимо.

- А вот и наш мужичок, - кричит царь. - Здравствуй, мужичок! Понравилось тебе у нас?