Святой в миру (СИ) - Михайлова Ольга Николаевна - Страница 30

Увидя Дорана, он остановился. Дышал так, словно пробежал милю.

- Что вам нужно? Оставьте меня.

Доран вышел, заметив, что Коркоран опустил стул, сел на постель и закрыл лицо руками.

...В холле Доран столкнулся с мисс Стэнтон, где та пыталась утешить мисс Нортон, явно при этом заблуждаясь в причине непрерывно льющихся слез мисс Эстер. Мельком священник заметил, что сверху, со второго этажа, из-за колонны, за происходящим внизу наблюдает мисс Хэммонд. Глаза мисс Софи по-прежнему сияли, на губах порхала улыбка. Она ликовала: ждать оставалось до утра, и ненавистная соперница навсегда покинет Хэммондсхолл. Про себя Софи окончательно решила, что никогда больше не выберет себе в подруги миловидную девицу. Слишком дорого это обходится.

Бэрил поднялась к себе и около спальни увидела сестру. Софи явно ждала её. Сама мисс Стэнтон пребывала в недоумении, почему кузина не рядом с подругой, не выражает ей ни соболезнования, ни сочувствия, не пытается утешить и как-то смягчить её горе. Она внимательно приглядывалась к Софи - сестра пугала её бесчувствием и эгоизмом, но тут Бэрил подумала, что, возможно, причиной такого равнодушия к беде подруги является какое-то обстоятельство, о котором она не знает, и то, сестра пришла поговорить - обнадёживало.

Увы, разговор этот только ещё больше удручил Бэрил. Софи теперь была с ней откровенна - за минувшие несколько дней она увидела, что сестра отнюдь не стремится понравиться мистеру Коркорану, - и этим она была теперь ей симпатична. Мисс Хэммонд даже признала, что Бэрил, несмотря на то, что дурнушка и синий чулок, всё же наделена некоторыми талантами, и сейчас она без обиняков сказала ей, что дружба с мисс Нортон - была её величайшей ошибкой. Уж теперь-то её никто не обманет! Мисс Бэрил поняла, что обман Эстер состоял в том, что она, как и Софи, влюбилась в мистера Коркорана, и про себя подумала, что застраховать её кузину от "величайших ошибок" в этой жизни будет весьма непросто. Но уговаривать сестру поговорить с мисс Нортон не стала, понимая теперь, что такая встреча ни одной из них не нужна.

- Жаль несчастного мистера Нортона. Такая ужасная смерть...

С этим Софи не спорила, но сам мистер Нортон был в её глазах настолько никому не нужным человеком, абсолютно лишённым галантности, талантов и вкуса, что всерьёз расстраиваться из-за его смерти она не собиралась. Бэрил направилась к себе, по дороге размышляя, что сестра - существо странное. Мисс Стэнтон никак не могла понять, что представляет собой Софи? Бэрил была юна, и просто не знала, что несть числа людям, не имеющих ни малейшего представления о том, что они такое, да вообще ни о чём не имеющих понятия, Бэрил же, столкнувшись с подобным впервые, была ошеломлена. Софи ничего всерьёз не занимало, она ничего толком не умела, её нельзя было ничем увлечь, а с появлением мистера Коркорана сестра лишилась последней толики здравого смысла и поминутно делала глупости. И что было с этим делать? Неожиданно мисс Бэрил услышала голоса.

В небольшом холле граф Хэммонд разговаривал с мистером Дораном.

- И что он написал? Прямо обвиняет Кристиана?

- Да, вот записка, - голос мистера Дорана звучал отстранённо и тихо, - он настаивал, чтобы сообщить и сестре.

- Ни в коем случае. Ничего ей о его самоубийстве не говори, Патрик.

Мисс Стэнтон услышала, что голоса удалялись. Мужчины уходили. Она поспешила в свою гостиную. В изнеможении опустилась в кресло. Ей не послышалось? Но, Боже мой, знает ли Эстер? Скорее всего, нет. Самоубийца? Из-за мистера Коркорана? Как же это? Почему? Её мысли не текли, но прыгали, - в такт громко бьющемуся сердцу. Значит, то, что ей в эти дни смутно мерещилось, что бесконечно изумляло и заставляло думать о вещах, которым и имени-то не было - всё это правда?

У Бэрил стеснилось дыхание. Мисс Эстер просила утром проводить её. Боже упаси показать, что она что-то знает. Да и правильно ли она всё поняла? Уснула Бэрил почти перед рассветом, но, не проспав и нескольких часов, - проснулась, снова с теми же пугающими мыслями и стремлением во что бы то ни стало скрыть от несчастной Эстер свою возросшую осведомлённость. Сама Бэрил очень хотела бы поговорить с мистером Дораном, но не могла на это решиться. Это было и нескромно, и страшно. Да и наберись она смелости заговорить с ним наедине - как вообще говорить о подобном?

Не мог уснуть в этот вечер и Клэмент Стэнтон. Произошедшее не сильно задело его, Нортон не нравился ему, и не было в обстоятельствах его смерти ничего, что обратило бы на себя его внимание или показалось бы подозрительным. Но весьма прозрачный намёк Кэмпбелла на порочные склонности погибшего заставил его насторожиться, а утверждение Моргана, что братец мисс Нортон влюбился в Коркорана, скорее всего, был отвергнут, после чего решил свести счёты с жизнью, ошеломило. Он был слишком занят личными делами, чтобы обращать внимание на остальных, но, Боже мой, неужели это правда?

Наутро экипаж со следующей за ним телегой с гробом покинул Хэммондсхолл. Мисс Эстер уезжала. Проводить её вышли граф Хэммонд, мисс Стэнтон и мистер Доран, все остальные сочли, что простились с отъезжающей накануне. Мисс Бэрил, скрывшая все свои подозрения, горевала куда искренней, чем Эстер, в глазах которой читались досада, раздражение и злость. Милорд Хэммонд велел не говорить сестре несчастного Стивена о причинах его гибели, и та тоже пребывала в неведении, что именно жестокий отказ мистера Коркорана ответить на любовь мистера Нортона повлёк за собой смерть последнего.

Доран не спал ночь. Напрасно, право слово, напрасно он был столь низкого мнения о нынешней молодёжи. Среди мелких ничтожеств, циничных, пустых и расчётливых, попадались и подлинные глыбы - негодяи шекспировского масштаба. С одним из таких его и свела судьба. Красивейший, умнейший, одарённейший и подлейший. Хладнокровно отдавшийся старику за немалые деньги, продавший красоту и честь - он проповедовал целомудрие и аскезу, внутренне хохоча над внимающими ему. Доран покачал головой. Он сам виноват в том, что был одурачен, - и это при его-то недоверчивости и скепсисе, но талант лжи этого негодяя был запредельным. Он одурачил бы любого.

Если Коркоран согласился дать растлить себя Чедвику - это могла быть расчётливость, просто сребролюбие. Но хладнокровно издеваться над Нортоном, довести его до смерти и смеяться... Бездны этой души были глубже адских. В любую из них можно было бы провалиться, как в чёртову топь, и уже не вылезти никогда.

Доран ненавидел Коркорана. При этом заметил, что, несмотря на проступившую ненависть, не может презирать его. Он его боялся, осознал священник. Осознанный страх взбесил Дорана. Почему? Почему он боялся встретиться с негодяем, натолкнуться на его взгляд? Открытие, последовавшее в спальне мистера Коркорана, было для него подобно внезапно обнаружившейся на чистейшей коже зловонной сифилитической язве - но брезгливость не проявлялась. И было и ещё что-то, превосходившее в душе даже страх. Эта была боль. Боль потери чего-то, успевшего стать бесконечно дорогим...

Боль предательства, боль обмана доверия.

Но ведь он и не доверял! Доран никогда, как казалось ему самому, до конца не доверял Коркорану, поминутно сомневался - и всё же был обманут. Это было неосмысляемо, но ощутимо. Напрасно Доран твердил себе, что во всем виноват сам. В душе была разлита зловонная мерзость, его мутило и от отвращения к себе, и от ненависти к Коркорану. Его слова, фразы, улыбки и жесты всплывали в памяти и убивали. Зачем? Зачем он так? Ради наследства? Но ведь Нортон не стоял у него на пути!

И в этой бесцельности зла был последний ужас.

Воображение Дорана, распалившись, рисовало юную красоту Коркорана, растлеваемую похотливым стариком, но едва ли можно было бы растлить его душу - душу подлинного чудовища. Интересно, старик сразу оформил завещание на своего Цезаря и тем заманил его на ложе разврата - или деньги были обещаны за ночь мерзости? Удивительно ещё, что разврат не оставил следов на теле "царицы Вифинской". БСльшую красоту Доран не видел даже во мраморе.