Магические узы - Ефиминюк Марина Владимировна - Страница 2

Шестым чувством я никогда не обладала, но даже мне стало ясно, что это крайне плохая новость. Просто отвратительная!

После такого потрясения опоздание в контору «Веселена Прекрасная» выглядело мелкой и незначительной неприятностью. Торопясь позвонить и рассказать о несчастье старшему брату Богдану, я резво выскочила из подземелья, напрочь позабыв про стертую пятку и разбитую коленку.

Вымощенная площадь с гранитным изваянием знаменитого поэта прямо перед конторой была наводнена клерками и зеваками. Между высокими башнями под оглушительным солнцем висел воздушный шар с расплывшимся изображением длинноволосой девицы, улыбавшейся со всех флаконов с притирками «Веселена Прекрасная».

Направляясь к зданию конторы, я вытащила из ридикюля коммуникатор, зеркальный приборчик величиной с ладонь с кривой трещиной поперек экрана. От прикосновения на зеркале вспыхнули крупные зеленоватые цифры.

– Богдан, – пробормотала, поднеся коммуникатор к губам.

Приборчик согласно запищал, набирая персональный номер брата. В зеркальце появилась подвижная физиономия тридцатилетнего мужчины. В серых глазах искрился смех. Рот изображения беззвучно зашевелился, пришлось прижать коммуникатор к уху.

С издевательской интонацией автоответчик голосом Богдана оповещал: «Сейчас я не могу ответить, оставьте свое сообщение, и я с вами свяжусь. Веда, если ты сейчас мне звонишь, не забивай эфир своими жалобами!»

– Не забивай эфир своими жалобами?! – возмутилась я автоответчику. – Истомин, ты сволочь! Меня толкнули в подземке. Я упала, разбила коленку и чувствую себя отвратительно. Мне срочно требуется сочувствие, и если ты мне не перезвонишь, я не стану тебя жалеть, когда коленку разобьешь ты! Пока.

Я мстительно ткнула пальцем в экран и вошла в высокие двери родной конторы. Вход в здание иллюзорно казался свободным. На самом деле охрана внимательно наблюдала за холлом через магические шары, летавшие под потолком. Если гостю не выписывали пропуск, то его немедленно обездвиживали световым лучом, и парализованный бедняга стоял в нелепой позе до тех пор, пока страдальца не освобождала стража.

Помнится, какой-то шутник стер из базы все данные о начальнике нашего отдела. В одно прекрасное утро маленький аккуратно причесанный гном, неся в руках портфель, а в душе – непомерное эго, поднимался в собственную приемную. Тут-то его и нагнал злополучный луч! Шефа парализовало с занесенной над ступенькой ногой. Бешено вращая налитыми кровью глазами, он ждал освобождения, а мимо, стараясь подавить глумливый хохот, прошмыгивали клерки. Скандал вышел отменный. Позор шефа обсасывали месяца три, но потом умер хозяин конторы, и местные сплетники принялись перетирать подробности его похорон.

Портрет бывшего владельца конторы величественного эльфа Лосиана Толтеа как раз висел напротив входных дверей. Каждый раз, опаздывая, я ежилась под его укоряющим сердитым взглядом, косилась на старинные напольные часы с золотым маятником и старалась поскорее прошмыгнуть к мраморной лестнице на второй этаж.

В приемной отдела продаж за огромным, излишне пафосным для секретаря столом, восседала Лоритаурэлла Толтеа, приходившаяся бывшему хозяину племянницей и сосланная семьей нести трудовую повинность за бесконтрольные растраты семейных капиталов. (Я не знаю точно, но так поговаривали конторские сплетники). Закинув ногу на ногу, она качалась в кресле на колесиках и, беспрерывно жуя фруктовую смолу, разглядывала картинки в свежем каталоге мод.

– Лоритаурэлла! – громыхнул с потолка вопль большого начальника, и эльфийка наморщила носик. – Где позавчерашнее письмо в совет?!

Казалось, свирепый голос руководства бахнул с потолка и заставил меня съежиться. Однако Лори начальственный гнев нисколько не расстроил. Она с индифферентным видом надула из жвачки розовый пузырь, а потом смачно его лопнула. Я же припустила в рабочую каморку, которую делила с полнотелой Жданой и субтильным юношей Здышко.

Втроем мы представляли собой завершенный набор конторских неудачников. Первая мучилась от сознания собственной красоты, второй от неуверенности, а третья, то есть я, страдала из-за жизненной неустроенности и до сих пор жила с родителями.

– Тебя побили? – приветствовал меня Здышко, выглядывая из-за магического экрана лэптопа.

– В подземке толкнули.

– Ты опоздала на полчаса, – заметил он.

– Точнее, на десять минут, – буркнула я.

Ждана здороваться не посчитала нужным. Опираясь локтями на крышку стола, она прижимала к уху коммуникатор и терпеливо внимала речи неизвестного собеседника. Нарумяненное лицо с густо подведенными бровями и карминовыми губами выражало неподдельную скуку.

Плюхнувшись в расшатанное кресло на колесиках, я быстренько дотронулась до блеснувшей пентаграммы на коробочке лэптопа. Со щелчком выдвинулся экран, на столе вспыхнула полупрозрачная клавиатура. На просветлевшем мониторе засветилась наша с Богданом фотография, сделанная на одном из семейных сборищ. Выглядели мы весьма удрученными.

Ждана неожиданно широко зевнула, забыв прикрыть рот, и заявила во всеуслышание:

– Ни слова не понимаю.

Мы со Здышко с изумлением уставились на нее.

– Чего вытаращились? – протянула девица, откинув за спину длинную пшеничную косу. – Она на эльфийском болтает, а я в квэньи ни бе, ни ме, ни кукареку.

– А чего ж ты ее слушала? – изумился любивший порядок педантичный Здышко.

– Да что ж мне, жалко, что ли? – пожала полными плечами Ждана. – Пусть себе пощебечет, сердешная.

Здышко с подозрением покосился в мою сторону:

– Истомина, а не в твоем резюме упоминался эльфийский язык?

Возникла странная пауза. На лице Жданы расцвела крокодилья улыбка.

– Давай сюда, – недовольно пробормотала я, протягивая руку за коммуникатором.

После Мировой войны и воссоединения народов в обиход для простоты ввели межрасовый язык. На нем теперь изъяснялся весь цивилизованный мир, но все равно лицеистов обучали второму наречию одной из рас. Квэньи для меня выбрала мама. Она представляла, как на шумном семейном празднике я встану на шаткую табуретку посреди гостиной и во весь голос исполню протяжную эльфийскую балладу, так сказать, в оригинале. Мое выступление, по ее разумению, было обязано разжечь в родственниках черную зависть. К счастью, музыкального провала так и не случилось, но детство и отрочество маменька испоганила мне начисто. Как выяснилось, произносить певучие протяжные звуки для человека с полным отсутствием музыкального слуха – гоблинская пытка.

В зеркале коммуникатора отразилось покрасневшее от досады лицо эльфийки.

– Суилад, – страшно гнусавя, выдохнула я.

– А? – явно опешила собеседница моему исковерканному «здравствуйте».

– Иня хлар, – покосившись на заинтересованных переговорами коллег, смущенно пробормотала я. Мол, слушаю.

– Девушка, – с легким протяжным акцентом не выдержала эльфийка, – я что-то не пойму. Вы на каком наречии со мной разговариваете?

Сдавленно кашлянув, я пониже опустила голову.

– Я звоню по поводу проданной мне бочки «Вечной молодости»… – запела эльфийка.

– Секундочку! – тут же перебила я собеседницу и обратилась к Ждане, выжидательно упершей руки в бока. – Тут на межрасовом заговорили. Это по поводу «Вечной молодости».

Коллега моментально замахала руками, отказываясь от продолжения беседы.

– Нет уж! – прошипела я, прижав коммуникатор к груди. – Ты продавала эту гадость, теперь расхлебывай!

– Почему я? – зашептала Ждана, выкатив большие голубые глаза.

– Потому что премию от продаж начислят тебе!

– Или штраф, – меланхолично протянул Здышко, что-то внимательно изучавший на экране лэптопа.

Когда Ждана забирала трубку, ее руки заметно дрожали. Прежде чем ответить, она на секунду прикрыла глаза и коротко выдохнула.

– И снова здравствуйте! – сладко проворковала девушка, растягивая губы в фальшивой улыбке, и вздрогнула, когда трубка взорвалась возмущенным воплем.