Наследие белых богов - Сидоров Георгий Алексеевич - Страница 77

Девушка, опустив глаза, сделала несколько шагов и остановилась. Было видно, как от смущения загорелись её щёки.

– Вижу, вижу, у тебя чистая и прекрасная душа. А внутри у тебя горит солнышко. Дай-ка я тебя обниму!

И Чердынцев, подойдя к юной красавице, обнял её своими сильными руками. От этого девушка ещё больше растерялась.

Было заметно, что она не знает, что делать: может, ей тоже обнять старика, а может, надо что-то сказать? Но вконец обескураженной девушке на помощь пришёл её родственник.

– Ты мне, внученька, что-то привезла? Твой подарок я жду давно. Давай-ка показывай.

И старик под руководством гостьи стал развязывать ремни, которыми был к нарте привязан увесистый ящик. В этот момент я помог своему другу, Юре Гаюльскому, распрячь оленей, привязать их к сушине и забрать с нарт палатку и спальники.

– Интересно, сколько времени вы ехали? И почему не из Суринды, а из Мирюги? – спросил я его.

– Путешествуем мы недолго, всего шесть дней, – улыбнулся Юрий.

– А почему из Мирюги?

– Да потому что так удобнее. Оттуда начинается центральная ветвь кочевого тракта.

– И что, этот тракт идёт прямо в наши места? – удивился я.

– Кочевыми трактами эвенки называют древние дороги бореалов Тартарии, отрок, – услышал я голос волхва. – Ты же сам вчера изучал эти шляхи на карте.

– Неужели старинные дороги до сих пор ещё действуют?

– Как видишь! – улыбнулся старик. – Ты шёл ко мне напрямую, ломился сквозь тайгу, как лось. А они с ветерком за неделю покрыли расстояние вдвое больше твоего.

Услышав слова старого, оба эвенка в недоумении переглянулись.

– Неужто кочевые тракты сделаны не нашими предками? – удивился Юрий.

– Не вашими, – спокойно сказал хранитель. – Разве ты не знаешь, Юра, что кочевые тропы, по сути, сплошная лиственничная гать. Внизу, под слоем почвы, одно к одному лежат лиственничные брёвна, а под ними – слой щебня. Подумай сам, могли ли эти гати уложить тунгусы? Тут требуется работа тысяч и тысяч тружеников. И потом, не вручную.

– А почему тогда называют эти кочевые дороги эвенкийскими? – спросила, придя в себя от удивления, Маша.

– Потому что сменившие в этих местах народ эндри тунгусы очень скоро нашли применение этим дорогам. Ты заметил, Юра, что на кочевых тропах растёт только чахлая берёза, рябина и очень мало лиственницы. Если она и вырастает, то скоро на корню сохнет, – обратился Чердынцев к эвенку.

– Заметил. Благодаря этому их легко чистить. Прутняк всегда можно высечь пальмой, и олени легко пройдут, – подтвердил Гаюльский. – В старину эти кочевые тропы называли ещё «дорогами индрик-зверя» и «тропами богов».

– Дорогами Ермака, Брязги и даже самого Кучума, – добавил всезнайка.

– Про Ермака и, как там его, Брязгу, – я не слышал.

– Это не у вас, а в Западной Сибири, – встрял я в разговор.

– Но, наверное, хватит о дорогах,–прервал разговор волхв. – Давай зови гостей в дом, сколько можно людей морозить?

Но вот нам удалось отвязать поклажу и, кинув на плечи мешок с подарками, я дал знак женщинам, чтобы следовали за мной к дому. Старик остался помочь Юрию отпустить уставших оленей и уложить на ручную нарту мешок со спальником. Зайдя в натопленную избу, женщины сбросили с себя верхнюю одежду и с удовольствием прислонились спиной к печи.

– Похоже, вы серьёзно продрогли, – посмотрел я на их раскрасневшиеся лица. – Оленья одежда – вещь хорошая, но в сильный мороз и в ней застываешь.

– Особенно когда сидишь сиднем на нарте, – улыбнулась Маша.

– Верочку мы, – кивнула головой молодая эвенкийка в сторону своей напарницы, – ещё и в одеяло упрятали, но она всё равно намёрзлась.

– Так значит, тебя звать Верой? – обратился я к праправнучке Чердынцева. – А меня – Георгием. Как-то интересно получилось, минут десять как встретились, а знакомимся только сейчас.

– Ничего, лучше поздно, чем никогда, – улыбнулась девушка, и я услышал её нежный мелодичный голос.

«Надо же, до чего ты красиво говоришь, – подумал я, разглядывая правнучку Чердынцева. – Умные большие серо-зелёные глаза, тёмные брови, с золотым отливом, густые, падающие на плечи волосы, изящный тонкий нос, удивительно правильный овал лица и цвета спелой малины губы».

Девушка была одета в эвенкийские кысовые штаны, в пыжиковую безрукавку и новые, на оленьей щётке, лунтаи, поэтому об её фигуре что-то определённое сказать было нельзя. Но в целом весь её облик был удивительно гармоничным и изысканно изящным.

– Ну что, согревайтесь, – появился на пороге Чердынцев. – Давай, Юра, и ты к печи. Потом, как руки отойдут, сразу за стол. Он уже вас ждёт, – указал хозяин дома на соседнюю комнату. – Целую неделю на сухомятке, так нельзя!

– А ты, Гор, – обратился ко мне хранитель, – давай займись ухой и хорошим чаем. Нашим гостям всё мясное давно встало поперёк горла. И последнее. Девушкам нужна отдельная комната, поэтому надо за печью освободить топчан и повесить вешалку для одежды. Этим займётся Юрий. Раньше на том топчане было его место. Так что давай, будущий шаман, как отогреешься – сразу за дело.

– Да я уже всё, – улыбнулся эвенк. – Где вешалка?

И взяв её, мой старый друг из Суринды исчез за печкой.

– Надо же, до чего мир тесен! – рассуждал я, поглядывая на стоящую у печи Машу. – Разве могло прийти мне в голову, что через столько лет судьба меня опять сведёт с этими дорогими моему сердцу людьми?

– Готово! – раздался из-за печи голос Юрия. – Маша и Вера, можете идти переодеваться.

Когда женщины исчезли в своей импровизированной комнате, из своей библиотеки к столу подошёл хозяин дома. Лицо его светилось, а в уголках глаз дрожали слёзы.

Он положил мне на плечо руку и тихо сказал:

– Родственники Верочки подарили мне то, о чём я не смел даже мечтать... – и, взглянув на Юрия, добавил. – Спасибо тебе, дружище, что не отказался от дальней дороги. Привёз и правнучку, и то, что лежало в её сумке.

– Я давно понял, кто ты, и что никакого отношения твой скит к старообрядцам не имеет, – засмеялся эвенк. – И ещё я знаю, что ты последний из народа эндри. Того племени, которое когда-то разводило в этих краях мамонтов.

– Когда, интересно, ты это понял? – прищурился хранитель.

– Когда узнал от стариков, что живёшь ты не то третий, не то четвёртый век. Теперь подумай, разве я мог отказаться поехать к человеку, который появился в краю обеих Катанг раньше, чем сюда пришли мои предки?

– Это кто же обо мне столько поведал? Уж не твой ли уважаемый учитель?

– Какая разница! – уселся за стол на указанное мною место Юрий. – Может, и он. Важно то, что это правда.

– Ну и дела! – помрачнел на секунду Чердынцев. – Если по Эвенкии про меня идут такие сплетни, то надо быть осторожней.

– Никаких сплетен нет, – было видно, что Юрий стал немного нервничать. – О тебе знают только здешние шаманы. Ты уж извини, но им поведали о твоих делах духи. Поэтому бояться нечего. То, что тебя считают в Енисейском крае главным шаманом, думаю, тебе особо не повредит...

– Шаманом?! – засмеялся хранитель. – Ну и ну! В Индии меня принимали за брамина, в Иране – за зороастрийского мага, в Египте – за жреца бога Ра, а здесь я докатился до того, что меня стали считать шаманом!

– Разве не так?

– Так-то оно так. Но к шаманизму я никакого отношения не имею.

В этот момент к накрытому столу подошли переодевшиеся по-домашнему девушки. Мельком взглянув на Верочку, я обомлел. Она была одета в чёрные обтягивающие брюки, гетры и в такую же водолазку. Одежда подчёркивала фигуру красавицы, и мне показалось, что я вижу необыкновенный удивительный сон. Девушка оказалась высоконогой и настолько совершенной, что сознание отказывалось воспринимать увиденное глазами. Линии её ног, талии, груди, шеи казались чем-то сказочным, неестественным. Я с трудом оторвал от неё взгляд и заметил на лице хранителя лёгкую улыбку.

«Ну что, – раздался где-то внутри меня его голос. – Нравится?»

«Не то слово, – ответил я старику внутренним голосом. – Она чем-то напоминает мне мезенскую Дашеньку. Тот же тип».