На пути к посвящению. Тайная духовная традиция ануннаков - де Лафайет Максимиллиан - Страница 12

Мама наотрез отказалась отдавать нас в арабские школы, хотя некоторые были очень даже неплохими. Ее выбор остановился на двух французских школах — для девочек и для мальчиков. Преподавали там монахини — совсем как в нашей школе в Париже. Учился я весьма охотно. Во многом, правда, мое усердие объяснялось тем, что в школе были нормальные уборные. А я терпеть не мог наши домашние туалеты, пока их не переделали под европейский стандарт…

Не обошлось, впрочем, и без недоразумений. Мама не смогла сразу оценить замечательное арабское искусство и наняла художника, который закрасил фрески на стенах и потолке большого зала. Возможно, все дело в том, что стиль этот был ей просто незнаком. Несколько лет спустя атташе по культуре из французского посольства сообщил маме, что она совершила настоящее преступление, закрасив росписи, сделанные величайшим художником турецкого султана. Может и так, но мама не слишком переживала по этому поводу. Ничто не мешает следующему владельцу смыть краску и восстановить фрески, заявила она, раз и навсегда выбросив это происшествие из головы. Сама она собиралась жить как француженка во французской же обстановке, и этим все было сказано.

Однажды, через два года после прибытия в Дамаск, я играл в нашем саду, когда ко мне подошел слуга и сообщил: «В доме китайцы, и они хотят видеть вас». Удивленный, я направился в дом. Стоило мне переступить порог, как я замер, уловив еле заметный аромат амбры, смешанный с благоуханием цветов. Лишь один человек ассоциировался у меня с этой неповторимой комбинацией запахов! Мне сразу стало ясно, что в гости к нам пожаловал Мастер. Я бросился к нему, чтобы обнять после долгой разлуки. Мне так не хватало его все это время! Внезапно до меня дошло, насколько необычно он выглядит: вместо привычных китайских одежд на Мастере красовался европейский костюм.

— А с моей женой ты не хочешь поздороваться? — весело спросил он.

Я перевел взгляд на женщину, которая стояла рядом, ласково улыбаясь, и не сразу признал ее. Кто эта дама в изящном европейском наряде и с макияжем, благоухающая тонким ароматом духов? Она рассмеялась, и я тут же признал в ней своего давнего друга. Стоит ли говорить, насколько я был обрадован! В моей голове невольно мелькнула мысль: «Слава Всевышнему, мы переделали туалеты…»

Дом гостям очень понравился, и мы отдали в их распоряжение чудесную комнату на втором этаже. В Дамаске они собирались пробыть около недели, так что я старался как можно больше времени проводить с Мастером, пока мама с его женой ходили по модным магазинам. Конечно, мне очень хотелось отправиться в новое путешествие, однако я понимал, что надеждам моим вряд ли суждено оправдаться, ведь Мастер приехал в разгар учебного года. Впрочем, на то он был и Мастер, чтобы сделать чудесной даже обыденную действительность.

И чудеса не замедлили себя ждать. Пару дней спустя Мастер сообщил, что хочет познакомить меня с очень важными людьми. Я понятия не имел, чего ожидать, но был крайне удивлен, когда он повел меня к суку, как здесь называют рынок. Каких таких важных людей можно встретить на рынке? Вопрос этот крутился у меня в голове, но я предпочел промолчать и посмотреть, чем все закончится.

Мне всегда нравился сук. Это был большой древний рынок, часть которого размещалась под открытым небом, а еще часть (ее-то я и любил больше всего) состояла из узких улочек, протянувшихся под массивными каменными арками, которые служили им крышей. Каждую арку украшали высеченные в камне узоры — полустершиеся от времени буквы или рисунки. Под ногами лежали старые, неровные плиты. Лавочки были узкими, вроде дыры в стене, и накрепко запирались тяжелыми деревянными дверями. Некоторые, совсем маленькие, напоминали крохотные пещерки. Другие, хоть и узкие, уходили в самую глубь зданий. Даже днем на рынке царил полумрак, освещаемый лишь золотистым светом желтых фонарей. Это был мир ярких, блистающих красок. Многие торговцы вывешивали или выставляли свой пестрый товар прямо у входа, чтобы завлечь покупателей. Здесь продавали всё, что душе угодно, — ковры ручной работы, шелковую и хлопковую одежду, аксессуары, косметику, специи, консервированные овощи и фрукты, мешки с рисом, бобами, сахаром и кофе… В свете фонарей мягко поблескивала медная посуда. Деревянная и кожаная мебель, украшенная вставками из перламутра, высилась рядом с роскошными серебряными украшениями. Тихонько позвякивали музыкальные инструменты, задетые случайным прохожим, а воздух был напоен ароматами кофе, специй, пищи и пряных духов. Сказочное место, да и только!

Мы вошли в магазин, где торговали медной посудой и деревянной мебелью, причудливо инкрустированной перламутром. Мастер что-то сказал по-арабски человеку, сидевшему за прилавком. Я очень удивился, поскольку ни разу еще не слышал, чтобы он говорил по-арабски. Сколько же языков он знает? Араб повел нас в дальний конец магазина, где за занавеской пряталась маленькая комната. Внутри я увидел невероятно внушительного старика с большой белой бородой, в высоком тюрбане и синем одеянии, какое я прежде видел у туарегов. Мне Туарег (как я его сразу же стал называть для себя) показался чем-то вроде жреца, хотя он совершенно не был похож на тех христианских священников и мусульманских шейхов, которых я встречал на улицах Дамаска. Было очевидно, что перед нами особенный человек.

Мастер и незнакомец поприветствовали друг друга на арабском. Меня удивило, что Туарег не встал. Арабы — весьма вежливый и гостеприимный народ, и хозяин всегда спешит подняться при виде гостя. Мастер представил меня, после чего мы уселись за низкий столик напротив Туарега. Тот предложил нам кофе, и почти сразу же в комнату вошел с подносом в руках один из работников магазина. Он разлил кофе по трем маленьким чашкам. Мастер и хозяин пили свой напиток без сахара, но мне кофе по-турецки показался очень горьким, поэтому я предпочел хорошенько подсластить его. Как только я допил, Туарег попросил передать ему мою чашку. Он встряхнул ее несколько раз, позволив кофейной гуще растечься по стенкам, после чего с улыбкой произнес:

— Я собираюсь прочесть твое будущее.

С необычайной точностью поведал он мне о моем прошлом и о том, чем я был занят в настоящее время, после чего сделал несколько предсказаний насчет будущего. Закончив, он поставил мою чашку на стол. Меня разбирало любопытство: что было в ней такого, что позволило ему так подробно рассказать обо мне? Я встал, чтобы взять ее, однако Туарег произнес:

— Не нужно тянуться за чашкой. Она сама придет к тебе, если пожелаешь, ведь ты такой хороший мальчуган.

— Он и правда хороший мальчик, — добавил Мастер, наполнив мое сердце гордостью.

Но прежде, чем я успел поблагодарить его, чашка поднялась в воздух, а затем опустилась мне на колени. Я взглянул на Туарега в немом изумлении.

— Мы называем это Тай Аль-Ард, — пояснил тот. — Что значит «Сложение Земли».

Это название я слышал впервые, а потому промолчал.

— Можешь взять свою чашку, — продолжил Туарег. — Что ты хотел с ней сделать?

— Я просто хотел посмотреть, что вы там увидели такого, когда рассказывали мне о моем прошлом и будущем, — пояснил я и с любопытством заглянул внутрь. Но там не было ничего, кроме кофейной гущи и слипшейся сахарной массы.

— Здесь только остатки кофе! — трудно передать, как я был разочарован.

— Взгляни еще раз, — посоветовал Туарег.

Я взглянул. Чашка вдруг стала очень тяжелой, и мне пришлось поставить ее на колени. Кофейная гуща в ней начала двигаться и сгибаться, как какое-то живое существо. Зрелище буквально зачаровало меня, но вот только что оно значило?

— А можно взять ее домой и показать маме? — спросил я.

Чашка вновь поднялась в воздух и вернулась на стол. Очевидно, она не желала идти вместе со мной.

— Это твой первый урок, — произнес Мастер.

Я понятия не имел, что он имеет в виду. Тут эти двое заговорили на языке, которого я раньше никогда не слышал. Затем Мастер поднялся и сказал, что нам пора идти. Туарег самым сердечным образом попрощался со мной, однако я заметил, что он снова не встал.