Затаившийся Оракул (ЛП) - Риордан Рик - Страница 40

богом, я научился никогда не отказываться от подношений.

— Спасибо.

Паоло схватил меня за плечи и поцеловал в обе щеки. Я, возможно, покраснел. Он, весьма

красив, когда не истекает кровью из-за увечий.

Я положил руку на плечо Уилла:

— Не волнуйся. Мы вернемся к рассвету.

— Как ты можешь быть уверен? – его голос слегка дрожал.

— Бог солнца – сказал я, стараясь придать голосу большей уверенности, – всегда возвращается к

рассвету.

Разумеется, пошел дождь. Почему бы и нет?

Там, на Олимпе, Зевс явно насмехался надо мной. Лагерь Полукровок должен быть защищен от

плохой погоды, но мой отец, без сомнения, сказал Эолу и его ветрам дуть со всех сил. Мои

обманутые бывшие среди воздушных нимф наверняка наслаждались этим моментом расплаты.

Дождь почти переходил в мокрый снег: достаточно влажно, чтобы промокнуть, достаточно

холодно, чтобы мелкие частички льда ударяли по незащищенному лицу подобно крохотным

осколкам стекла.

Мы спотыкались и метались от дерева к дереву в поисках хоть какого-нибудь укрытия. Остатки

снега хрустели под ногами. Укулеле начала тяжелеть по мере того, как резонаторное отверстие

наполнялось водой. Луч фонарика Мэг прорезал шторм, словно неподвижный жёлтый конус.

Я шел первым не потому, что знал, куда идти, а потому что был зол. Я устал быть замёрзшим и

мокрым. Устал быть поводом для насмешек. Смертные часто говорят, что весь мир настроен

против них, но это просто нелепо. Они не настолько важны. В моем случае, мир действительно

был против меня. Я отказывался подчиняться такому отношению. Я должен что-то с этим

сделать! Только не совсем уверен, что.

Время от времени мы слышали вдали монстров: рев дракена, синхронный вой двуглавого волка,

но никто не показывался. В такую ночь любой уважающий себя монстр остался в тёплом и

уютном логове.

Прошёл, кажется, час, и Мэг издала сдавленный крик. Я героически бросился к ней, держа руку

на эфесе. (Я бы выхватил меч, не окажись он чертовски тяжелым и застрявшим в ножнах). Возле

забрызганных грязью ног Мэг сверкала черная раковина размером с валун. У неё была трещина

внизу посередине, а края забрызганы вонючей липкой субстанцией.

— Я чуть не наступила на это, – Мэг прикрыла рот, сдерживая рвоту.

Я медленно приблизился. Раковина оказалась раздавленным панцирем гигантского насекомого.

Неподалеку, скрытая среди корней деревьев, лежала одна из оторванных лапок.

— Это мирмек, – сказал я. – Или было им.

Взгляд Мэг, спрятанный за залитыми дождём стёклами очков, невозможно было прочесть.

— Мир-мер-кто?

— Гигантский муравей. Должно быть, здесь, в лесу, их колония.

Мэг подавилась:

— Ненавижу насекомых.

Это звучало разумно из уст дочери богини земледелия, но мне мертвые муравьи не казались

более мерзкими, чем груды мусора, в которых мы частенько плавали.

— Не беспокойся. Этот мертв. Что бы его ни убило, оно должно иметь мощные челюсти, чтобы

расколоть такой панцирь.

— Не утешает. Э-эти твари опасны?

Я засмеялся:

— О, да. Встречаются как небольшие, размером с собаку, так и крупные, больше медведя гризли.

Однажды я видел, как колония мирмеков напала на армию греков в Индии. Это было

уморительно. Они плевались кислотой, которая плавила бронзовую броню и....

— Аполлон.

Моя улыбка угасла. Я напомнил себе, что я больше не зритель. Эти муравьи могли нас убить. С

легкостью. И Мэг была в ужасе.

— Ладно, – сказал я. – Дождь должен удерживать мирмеков в их тоннелях. Главное, не делай

себя привлекательной мишенью. Они любят яркие, блестящие вещи.

— Как фонарик?

— Эм...

Мэг отдала мне фонарик:

— Веди, Аполлон.

Я подумал, что это несправедливо, но мы двинулись вперед.

В течение следующего часа или около того (да, конечно, лес был не очень большим) дождь утих,

оставляя на земле клубы пара.

Воздух начал нагреваться. Стало влажно, словно в бане. Густой белый пар окутал ветки

деревьев.

— Что происходит? – Мэг вытерла лицо. – Мы будто в тропиках.

Я не ответил. Впереди послышался тяжелый гулкий звук – словно вода бежит по трубам... или

расщелинам.

Я не мог сдержать улыбку:

— Гейзер.

— Гейзер? – повторила Мэг. – Как Старый Служака? ( прим.: один из самых знаменитых гейзеров

на Земле, расположен в США)

— Это отличная новость. Возможно, мы узнаем, куда идти. Возможно, наши затерявшиеся

полубоги нашли здесь укрытие!

— С гейзерами, – сказала Мэг.

— Нет, дурочка. С божествами гейзеров. Если они будут в хорошем настроении, всё будет

замечательно.

— А если в плохом?

— Тогда мы развеселим их, прежде чем они нас сварят. За мной!

Прошу оценить

По шкале до десяти

Свою смерть. Мерси.

БЫЛО ЛИ с моей стороны опрометчиво идти к таким непостоянным богам природы?

Ну что вы. Пересматривать свои решения не в моем характере. Такой черты у меня никогда не

было.

Правда, мои воспоминания о паликои были немного туманными. Насколько помнил, в древней

Сицилии считали, что боги-гейзеры дают убежище беглым рабам, поэтому это должны были

быть добрые духи. Возможно, они могли бы приютить и пропавших полубогов, или, по крайней

мере, заметить, как они проходили по их территории, бормоча что-то невнятное. К тому же, я

был Аполлоном! Для паликои будет честью встретить такого важного олимпийца, как я! Тот

факт, что из верхушек гейзеров часто вырывались столпы обжигающей воды высотою несколько

десятков метров, не мог помешать мне завести несколько новых поклонников... в смысле, друзей.

Поляна открылась перед нами, подобно дверцам печи. Стена тепла прорвалась сквозь деревья и

окатила моё лицо. Я чувствовал влагу, проникающую в мои поры, и надеялся, что она поможет

мне избавиться от прыщей.

Сцена, открывшаяся перед нами, не имела ничего общего с зимним Лонг-Айлендом.

Сверкающие лозы оплетали ветви деревьев. Тропические цветы росли на лесной подстилке.

Красный попугай сидел на дереве, увешанном тяжелыми гроздьями зеленых бананов.

В середине поляны располагались два гейзера: одинаковые отверстия, окруженные восьмеркой

серых грязевых котлов ( прим.: кислотные геотермальные источники с ограниченным

количеством воды. Обычно выглядят как лужа бурлящей грязи). Кратеры дымились и шипели,

но сейчас они не извергали воду. Я решил принять это за хорошее предзнаменование.

Сапоги Мэг хлюпали из-за грязи.

— Тут безопасно?

— Определенно нет, – ответил я. – Нам нужно сделать подношение. Может быть, твой мешочек с

семенами?

Мэг ударила меня по руке.

— Они волшебные. Только для вопросов жизни и смерти. А что насчет твоей гавайской гитары?

Ты все равно не будешь на ней играть.

— Человек чести никогда не уступит свою гавайскую гитару, – я воодушевился. – Погоди-ка. Ты

подала мне идею. Я предложу гейзерам поэму. Это я все еще могу делать. Поэма не считается за

музыку.

Мэг нахмурилась:

— Эм, я не уверена…

— Не завидуй, Мэг. Потом я сочиню поэму и для тебя. Это точно должно умилостивить

гейзеров!

И я, разведя руки, пошел вперед, начав импровизировать:

О, гейзер, слышишь? Гейзер мой.

Позволь исторгнуться нам вместе. Нам с тобой.

В момент тоски полночной

Раздумьям предадимся вечным

Кому же лес принадлежит.

Не растворились мы средь ночи молчаливой

Но, словно облака, блуждали сиротливо,

По ком, хотим узнать, тот колокол звонит.