Последний суд - Пирс Йен - Страница 39

• Предыдущая
• 39/56
• Следующая

После того как Бирнес в замешательстве постоял возле кофеварки, пытаясь угадать, как она работает, и покружил по кухне, недоумевая, куда жена могла поставить молоко (Джонатан предположил, что в холодильник), и спросил, устроит ли их в качестве подсластителя сахарная глазурь, Флавия приняла командование на себя. Вообще-то она терпеть не могла, когда мужчины проявляли подобную беспомощность в домашних делах, и при других обстоятельствах безжалостно наблюдала бы за мучениями неумехи, но сейчас она слишком устала, чтобы заниматься перевоспитанием Бирнеса. Вид бестолково передвигающегося по кухне бизнесмена, пусть даже и облаченного в шелковый халат, вывел ее из себя. Опасаясь сказать какую-нибудь резкость — это было бы весьма некстати, учитывая, что они собирались просить, у Бирнеса денег, — Флавия вызвалась помочь.

— О, это просто чудо, — пробормотал Бирнес, завороженно наблюдая, как ловко она засыпает кофе в кофеварку.

— Этому каждый может научиться, — сухо обронила Флавия.

— Мы… э-э… хотели просить вас об одной услуге, — вмешался Аргайл, испугавшись, что Флавия не ограничится этой репликой. — У нас возникли некоторые затруднения. Ну… знаете, как оно бывает.

Бирнес не знал. За всю свою жизнь он не пережил ни одного волнующего события; Единственным исключением стал небольшой эпизод, когда Флавия чуть не засадила его за решетку — в чем, кстати, была немалая вина Аргайла. Однако он всегда с удовольствием слушал рассказы о чужих приключениях. Окончательно проснувшись, Бирнес с нетерпением ждал, когда его юный друг изложит ему свою историю.

— Рассказывай, я слушаю тебя.

Джонатан начал рассказывать — Флавия хоть и владела английским, но все же не в совершенстве. О том, как мисс ди Стефано залезла в чужой карман, Аргайл, разумеется, умолчал — иногда люди вдруг ни с того ни с сего становятся ужасными моралистами.

— Как все сложно запутано, — сказал Бирнес, выслушав Аргайла. — Ясно одно: кто-то изо всех сил старается убрать вас с дороги. Вопрос: зачем? Почему? Вы уверены, что это имеет отношение к картине?

Аргайл пожал плечами.

— Это кажется очевидным. Ведь все началось с того момента, когда ко мне в руки попала эта картина. До нее моя жизнь текла совершенно спокойно. У меня не было никаких проблем, за исключением оплаты счетов.

— Что, дела опять не идут?

— Совершенно.

— Хочешь подработать?

— У вас есть предложение?

— Ладно, поговорим после, когда все утрясется. Послушай, а что, если ты просто вернешься домой в Италию и забудешь все это как страшный сон?

— Да я бы с удовольствием, но Флавия не соглашается ни в какую.

— Руксель… — задумчиво проговорил Бирнес, — где-то я слышал это имя. А не ему ли вручили…

— Ему, — устало сказала Флавия.

— И вы совершенно точно установили, что он скрыл от вас правду.

— Да, хотя по идее у него не было никаких причин скрывать ее. Его роль в этом деле самая положительная.

— Но если обладание этой картиной связано с жутким убийством, небольшая ложь с его стороны вполне извинительна, — заметил Бирнес. — В конце концов, если моя жена приняла Аргайла за злодея, то Руксель мог подумать то же самое. Если бы, например, у меня украли картину, а потом вдруг ко мне заявился совершенно незнакомый человек и поинтересовался, не хочу ли я получить ее обратно, первой моей мыслью было бы: «А не украл ли он ее сам?» А если бы он к тому же начал рассказывать мне об убийствах, я мог бы решить, что он и сам представляет некоторую угрозу.

Его речь не убедила Аргайла.

— Если бы я захотел убить его, возможность для этого у меня была.

— Он не знал, что тебе на самом деле от него нужно, и это его встревожило. Раз он и его картина оказались вовлечены в какую-то опасную игру, он решил на всякий случай все отрицать. А потом…

— А потом любой нормальный человек позвонил бы в полицию, — вмешалась Флавия. — Чего он не сделал.

— Но вы сами говорите, что этот человек со шрамом пытался поговорить с вами, и сами же признаете, что он скорее всего полицейский. Или все-таки убийца? Я полагаю, он не может быть одновременно и тем, и другим.

— Ну не знаю, — беспомощно развел руками Аргайл. — А как быть с Бессоном, которого арестовали, а через пару дней этот человек появился в галерее Делорме на улице Бонапарта. Это доказывает, что…

— … он все-таки полицейский, — нехотя согласилась Флавия. — Но.

— Что «но»?

— Он приехал в Италию, не поставив в известность итальянскую полицию, а Жанэ уверяет, что не знает его…

— Возможно, он из другого подразделения, — предположил Бирнес.

— И потом: на Лионском вокзале он не арестовал Аргайла, что было бы совершенно естественно для полицейского, а втерся к нему в доверие и пытался ограбить. Так действуют профессиональные воры, а для полицейского подобное поведение несколько нетипично, вы не находите?

— Не нужно горячиться, я всего лишь высказал предположение, — сказал Бирнес.

— Хорошо, я учту. И между прочим…

— Между прочим вам лучше сообщить мне, чему я обязан удовольствием видеть вас у себя и обсуждать с вами такие волнующие события.

— Я надеялся, вы окажете нам одну услугу, — сказал

Аргайл.

— Ну, это очевидно.

— У нас закончились деньги. Мы хотели попросить у вас взаймы. Флавия находится в командировке, и как только мы вернемся в Италию, ей возместят все расходы, и мы тут же вышлем вам долг.

Бирнес кивнул.

— И еще нам нужна машина. Я хотел арендовать, но у нас нет с собой водительских удостоверений. — Он широко улыбнулся.

— Очень хорошо. Но с одним условием.

— С каким?

— Машина чистая, и прежде чем вы в нее сядете, вам придется принять ванну и купить себе новую одежду. После этого вы позавтракаете и отдохнете. В противном случае вы машину не получите.

Они согласились на все. Бирнес встал и энергичным шагом направился за ключами от машины и наличными деньгами, а молодые люди остались допивать кофе.

— Какой любезный мужчина, — заметила Флавия, когда Бирнес вернулся и разрешил ей позвонить Боттандо.

— Он только с виду такой надутый и самодовольный, а на самом деле у него золотое сердце.

К несчастью, у него оказался еще и «бентли» — огромная широченная блестящая машина. Он показал им ее, когда они отправились покупать чистую одежду. Вид машины ужасно расстроил Аргайла. Не дай Бог он поцарапает дверцу — потом будет работать на эту дверцу целый год.

— А нет ли у вас «мини»? — поинтересовался он. — Или «фиата уно»? Или «фольксвагена»? Короче, чего-нибудь не столь вызывающего? Такого, чтоб соответствовало моему скромному общественному статусу?

— Боюсь, это все, чем я располагаю, — сказал Бирнес. — Не волнуйся, я не сомневаюсь, что вы в ней поместитесь. Эта машина очень выручает меня.

«Некоторые люди, — подумал Аргайл, выруливая его двора, — живут в каком-то нереальном мире. Просто совеем нереальном».

— Ну, куда теперь? — спросила Флавия, когда Джонатан привык к машине и смог поддерживать беседу.

— В Верхний Слотэр. Это такая миленькая овцеводческая деревушка.

Он перевел ей название деревни на итальянский [8].

— Слишком прямолинейно, — поморщилась Флавия. — Там живет много народу?

— Да нет. Спасибо, если поблизости от нее найдется хоть какое-нибудь заведение, где можно нормально пообедать. Если в следующем населенном пункте обнаружится паб — считай, что нам повезло. Хочешь, заедем сначала туда? Заодно получишь представление о местности.

— А как называется следующий населенный пункт?

— Нижний Слотэр, конечно же.

— Какая я глупая. Это далеко?

— Восемьдесят миль. Сто двадцать километров по-вашему. Если ехать в том же темпе, дней через пять доберемся.

К счастью, пробка в конце концов немного рассосалась, и Джонатан снова утратил способность разговаривать. Он уже сто лет не ездил в своей родной стране, и это его до смерти пугало. Еще больше его пугало сознание того, что ошибка на машине Бирнеса станет для него настоящей финансовой катастрофой. А ошибиться было очень легко: он никак не мог приспособиться к тому, что нужно ехать по другой стороне дороги, и ему все время казалось, что он вылетел на встречную; не говоря уже о том, что он успел основательно отвыкнуть от английского стиля вождения. Вцепившись обеими руками в руль — так, что побелели костяшки пальцев, — он стиснул зубы и сосредоточил все свое внимание на дороге, стараясь не сбиться на римский стиль — с рисовкой и показными вывертами, который здесь неизбежно привел бы к столкновению огромного количества машин. Только когда они проехали Оксфорд, он немного расслабился и перестал потеть, а когда свернули на западное шоссе, где движение тоже было весьма оживленным, но по крайней мере не таким стремительным, он даже начал получать удовольствие от пейзажа за окном автомобиля. «Конечно, это не Италия, — думал он, поглядывая по сторонам, — но в этих пологих холмах тоже есть своя прелесть. Тишина, покой и безопасность. И никаких тебе машин».

• Предыдущая
• 39/56
• Следующая