Испытание весной (СИ) - Кручко Алёна - Страница 20

Однако, вопреки ее опасениям, остаток пути прошел вполне спокойно. То ли злоумышленники были свои, андарские, и не стали лезть на чужую территорию, то ли все дело в дополнительной охране, выделенной им на тирисской границе? Хотя сама идея этой дополнительной охраны казалась странной — что они здесь, каждому путешественнику сопровождение выделяют? У них люди лишние или паранойя на государственном уровне?

Но, как бы то ни было, к вечеру шестого дня пути от границы Женя рассматривала из окна кареты улицы Линда.

«Новая столица» Тириссы ей понравилась. Видно, что строили с размахом и с прицелом на будущее: широкие, мощеные камнем улицы, добротные кирпичные дома, окруженные садами, небольшие площади и скверы… Вспомнилось читанное где-то, что такая вот просторная планировка хороша и в свете будущей застройки, и в случае осады города.

Лейтенант фор Ганц хмурился, оглядываясь, и Жене стало любопытно: не о том же ли он думает? Только с точки зрения человека военного, оценивающего вражеские позиции?

По мере продвижения от окраины к центру улицы становились шире, дома роскошнее, все чаще мелькали по сторонам нарядные вывески, все теснее становилось от экипажей и верховых. Женя поняла вдруг, что устала глазеть в окно, в конце концов, она здесь не на один день, насмотрится еще, а сейчас хотелось лишь одного — добраться наконец до тетушки Цинни, рассказать все, упасть на кровать и заснуть, точно зная, что ты в полной безопасности.

Мелькнул за черепичными крышами острый шпиль ратушной башни, карета свернула, немного проехала вдоль высокого кирпичного забора, миновала массивные кованые ворота и остановилась у очередного особняка. Лейтенант соскочил с седла, взбежал на высокое крыльцо, накрытое фигурным кованым козырьком, и взялся за дверной молоток. Женя глубоко вздохнула: приехали. Наконец-то.

Остаток вечера пролетел, задержавшись в памяти разрозненными фрагментами: величественный дворецкий, ведущий гостью в дом, горничная, ловко распаковывающая ее гардероб и помогающая сменить дорожное платье на домашнее, Солли, с оханьем растирающая поясницу, исходящий паром суп в глубокой белоснежной тарелке и душистый травяной чай, после которого спать захотелось совсем уж нестерпимо… Цинни и ее муж, как выяснилось, проводили вечер в гостях и вернуться должны были не раньше полуночи, и Женя не стала ждать. Личная комната, крахмальные простыни, тишина и безопасность — что может быть лучше?!

Проснулась она рано — то есть, наверное, рано по меркам светской жизни: солнце уже светило вовсю, однако горничная доложила, что «господа еще спят» и предложила пока что подать чаю в комнату.

«Чай» по здешним меркам вполне тянул на привычный для Жени завтрак, причем хватило бы его по меньшей мере на троих: тонко нарезанные хлеб, сыр и ветчина, из которых она тут же наделала бутербродов, и наложенные горкой на небольшое блюдо вафельные трубочки — те самые, поняла Женя, о которых говорила тетушка. Разузнать, что ли, рецепт?

Но самым приятным оказалось другое. В доме графа было принято есть в столовой, не считая, конечно, случаев, когда чай или вино подавали в библиотеку или кабинет «под разговор». Впервые в этом мире Женя почувствовала себя беспечной, свободной и бескультурной по местным меркам девицей — взяв тончайшего фарфора чашку с благоухающим малиной и мятой чаем и тарелочку с бутербродами, она перебазировалась от красиво сервированного столика к окну.

Солли, помнится, сетовала, что «в Тириссе вечно туманы», однако пейзаж за окном сиял голубизной неба и чистотой выпавшего ночью снега. Острые черепичные крыши и дымки из труб довершали картину, вызывая в памяти старые рождественские открытки. Окно выходило в сад, и Женя невольно отметила, что голые ветви деревьев сформированы в правильные шары и пирамиды. Летом, наверное, интересно смотрится…

За деревьями темнел высокий забор из гладкого, словно облитого льдом кирпича. Наверное, если бы Женя по-прежнему видела магию, он был бы весь в радугах, но и сейчас вызывал безотчетное спокойствие. А может, это потому что она больше не в карете среди леса и не на постоялом дворе, куда кто угодно может войти и что угодно сделать, а в защищенном доме во-первых, дипломата, и во-вторых, «родственника»?

Бутерброды как-то незаметно закончились, пока Женя любовалась видом из окна, и, вернувшись к столу, она долила еще чаю и взяла трубочку.

Да, эта прелесть определенно стоила того, чтобы украсть рецепт даже с помощью дядюшкиной шпионской сети! Как, вот как здешние кондитеры добились того, чтобы нежный заварной крем или взбитые сливки с кусочками фруктов плотно держались в тончайшей вафельной оболочке, ничуть ее не пропитывая и оставляя хрустящей?! И сам крем… Женя никак не могла определить, что именно придает ему тонкий, слегка кружащий голову аромат — не фрукты, не ваниль, не мед, может, какие-нибудь цветки?

Поедая четвертую трубочку, она заметила в саду движение. Парнишка лет пятнадцати махал широкой лопатой, расчищая дорожку между деревьями, а вокруг вертелась девчонка помладше, с двумя тонкими русыми косичками и вздернутым острым носиком. Голосов слышно не было, но Женя видела, как смеется девчонка и притворно хмурится, огрызаясь, пацан, и почему-то стало смешно и хорошо. Где-то война, а здесь такие обычные и понятные дети со своими детскими проблемами, которые им самим наверняка кажутся очень даже серьезными…

Улыбнувшись, она отошла от окна — смотреть дальше показалось неправильным, как будто подглядываешь. С сожалением посмотрела на вафельную горку — для одного завтрака, пожалуй, хватит, уже вполне наелась. И тут в комнату заглянула давешняя горничная.

— Господа ждут в столовой. Я провожу.

Ну что ж, наконец-то она познакомится с еще одним родственником. Посол Андара в Тириссе, граф ди Скавалль… Дядюшка сказал о нем одно, однако заменившее длиннейший инструктаж: «Можешь верить ему, как веришь мне». Чем занимаются дипломаты, помимо «официальной» дипломатии, Женя и сама знала, так что прекрасно поняла не сказанное.

Ночной разговор с андарским послом в Тириссе лейтенант фор Ганц при всем желании не назвал бы приятным.

Начать с того, что фор Ганц категорически недолюбливал людей подчеркнуто светских, ярчайшим представителем коих был ди Скавалль. Мало того что пришлось ждать до позднего вечера, пока тот вернется из гостей; мало того что тщательно завитые волосы посла благоухали помадой, белейший кружевной воротник аж стоял от крахмала, а бархат камзола был густо ушит серебром и жемчугом; мало того что рукопожатие его было вялым, а рука оказалась нежной, с мозолями лишь от пера…

Граф ди Скавалль выслушал доклад о происшествии в Кильнерене, о положении дел в столице и на юге, о связавших барышню фор Циррент и принца Ларка сплетнях, кивнул на все похвалы в адрес барышни, а после, неприятно растягивая слова и дергая губой, сказал лишь одно:

— Здесь, лейтенант, вас бы отправили в отставку без права обжалования. Не спорьте, племянница моей жены осталась жива и невредима исключительно благодаря собственной осторожности. Умная девушка, чего не скажешь о вас и ваших подчиненных.

Самым отвратительным было, что Бертон знал: этот лощеный тип, уступающий ему самому и в происхождении, и в близости к короне, и в боевых заслугах, привыкший воевать в светских салонах и парадных дворцовых залах, полностью и абсолютно прав. Будь неизвестные злоумышленники решительней, могли убить всю охрану барышни фор Циррент с той же легкостью, с какой оглушили, и что тогда сталось бы с девушкой? Да о чем говорить, что с ней сталось бы, открой она дверь на оклик? Или поддайся панике, услышав крики?! Не говоря уж о том, что лишь чудо спасло от рук вора спрятанные у Бертона во внутреннем кармане письма!

Осознание всей серьезности собственного промаха отчего-то лишь усиливало неприязнь к собеседнику. Легко ему рассуждать — со стороны и после драки! Хотелось бы Бертону фор Ганцу посмотреть, каков граф ди Скавалль в деле, если оное дело не касается светских разговоров, балов, приемов и новомодных музыкальных вечеров!