Принцесса Брамбилла - Гофман Эрнст Теодор Амадей - Страница 17

• Предыдущая
• 17/31
• Следующая

? Возьми, старая, сколько нужно, ? ответила Джачинта, протягивая Беатриче вязаный кошелек ? сквозь его петли поблескивали новенькие дукаты. Джильо похолодел, узнав точный двойник кошелька, сейчас почти уже пустого, как он думал, подсунутого ему Челионати.

? Что за дьявольское наваждение! ? вскрикнул он и, быстро вырвав из рук старухи кошелек, поднес его к самым глазам. Почти без чувств упал он на стул, когда прочел вышитые на кошельке слова: «Помни о своей мечте!»

? Ну-ну, синьор голодранец! ? проворчала старуха, отбирая у Джильо кошелек, который тот держал в далеко откинутой руке. ? Неужто от одного этого прекрасного зрелища вы так одурели? Оно вам, верно, в диковинку. А звон-то какой, послушайте! ? Она потрясла кошельком так, что золото в нем зазвенело, и вышла из комнаты.

? Джачинта! ? воскликнул Джильо, убитый горем и отчаянием. ? Джачинта, какая страшная, ужасная тайна! Откройте ее! Откройте и изреките мне смерть.

? Вы все тот же, ? ответила Джачинта, держа точеными пальчиками иголку против света и ловко вдевая в ее ушко серебряную нитку. ? Вы все тот же; так привыкли от всего приходить в экстаз, что превратились в ходячую, нудную трагедию с невыносимо скучными ахами, охами и увы! Ничего страшного и ужасного в моих словах не было, и если вы будете вести себя прилично, а не кривляться как полоумный, я кое-что вам расскажу.

? Говорите же! Убейте меня! ? сдавленным голосом прошептал Джильо.

? Помните, синьор Джильо, что вы мне однажды говорили о молодом чудо-актере? Вы назвали этого героя сцены ходячим любовным приключением, живым романом о двух ногах и бог знает кем вы еще его не называли. Теперь моя очередь сказать вам, что еще большим чудом следует назвать молоденькую модистку, которую благие небеса наделили стройным станом и приятным лицом, а особенно той внутренней волшебной силой, благодаря которой девушка только и обретает подлинную женственность. Такая-то любимица благодетельной природы, витающее в воздухе очаровательное приключение, крутая лесенка к ней наверх ? это небесная лестница, ведущая в царство любовных, по-детски смелых снов. Она ? олицетворение нежной тайны женского наряда, что завораживает вас, мужчин, своими чарами ? то сверкающим блеском роскошных красок, то мягким сиянием лунных лучей, розоватым туманом или голубоватой дымкой вечернего воздуха, и, одурманенные страстью и желанием, вы приближаетесь к чудесной тайне. Вы видите могущественную фею среди ее орудий волшебства, и каждое кружевце, тронутое ее белыми пальчиками, превращается в любовные сети, каждый бант ? в силки, в которые вы попадаетесь. В ее глазах отражается ваше восхитительное любовное безумие, узнает в них себя и радуется себе. Вы слышите, как ваши вздохи глубоко отдаются в груди очаровательницы, но мягкие, тихие, словно тоскующая нимфа. Эхо зовет из-за дальних волшебных гор своего возлюбленного. Тут безразличны ранг и сословие, знатному принцу ли или нищему актеру скромная светелка волшебницы Цирцеи одинаково кажется цветущей Аркадией, где он ищет прибежища от неприютной пустыни жизни. И если меж роскошных цветов в этой Аркадии растет немного змеиной травы, что за беда! Она из тех соблазнительных трав, что так дивно цветут и благоухают!

? О да! ? прервал девушку Джильо. ? И из ее цветка выползает крохотный гад, чье имя носит трава, и внезапно жалит своим язычком, острым, как швейная игла.

? Это случается всякий раз, когда чужой, которому не место в цветущей Аркадии, неуклюже сует туда свой нос.

? Хорошо сказано, прелестная Джачинта! ? с досадой и злостью ответил Джильо. ? Вообще, должен признаться, что с той поры, как мы с тобой виделись в последний раз, ты удивительно поумнела. Так философствуешь о себе, что я просто диву даюсь, и необычайно нравишься себе в роли волшебницы Цирцеи! А портной Бескапи не забывает снабжать прекрасную Аркадию твоей светелки всеми необходимыми орудиями волшебства!

? Возможно, ? невозмутимо продолжала Джачинта, ? со мной произойдет то же, что с тобой. Ведь и мне привиделись чудесные сны. Все же, милый Джильо, то, что я тебе говорила о хорошенькой модистке, прими наполовину за шутку, за желание позабавиться, подразнить тебя. Тем более не отнеси этого на мой счет, что сегодня я, может быть, в последний раз склоняюсь над шитьем. Не пугайся, мой добрый Джильо, но легко может статься, что в последний день карнавала я сменю это жалкое платье на пурпуровую мантию, а табурет на трон.

? Небо и ад! ? вскричал Джильо, порывисто вскочив и ударяя себя кулаком по лбу. ? Небо и ад! Смерть и гибель! ? значит, правда то, что нашептывал мне на ухо этот вероломный злодей! О, разверзнись предо мною, изрыгающая пламя бездна Орка! Взвейтесь, чернокрылые духи Ахерона!.. Довольно!

И Джильо начал читать монолог из какой-то трагедии аббата Кьяри, полный ужасного отчаяния. Джачинта, которой Джильо сотни раз читал этот монолог, помнила его весь до слова; не отрываясь от работы, она суфлировала своему отчаявшемуся возлюбленному, когда он местами запинался. Закончив, он вынул кинжал, вонзил его себе в грудь и с грохотом упал, затем встал, стряхнул с одежды пыль, вытер пот со лба и, улыбаясь, спросил:

? Сразу чувствуется мастер, верно, Джачинта?

? Несомненно, ? спокойно, продолжая работать, ответила Джачинта. ? Ты замечательно читал, мой добрый Джильо. А теперь пора, я думаю, сесть за ужин.

Тем временем старая Беатриче накрыла на стол, принесла несколько блюд, от которых шел соблазнительный запах, поставила таинственную флягу и сверкающие хрустальные стаканы. Как только Джильо это увидел, он вышел из себя.

? А! Гость... Принц!.. Каково мне! Боже мой, ведь я не играл комедии, я на самом деле впал в отчаяние; в полное, безумное отчаяние ввергла ты меня, вероломная изменница! Змея!.. Василиск!.. Крокодил! Мести жажду! ? крикнул он и, подняв с пола бутафорский кинжал, стал им размахивать. Но Джачинта положила шитье на рабочий стол и, взяв Джильо под руку, сказала:

? Хватит дурачиться, мой добрый Джильо. Отдай свое смертоносное оружие старой Беатриче, пусть она нарежет из него зубочисток, и садись со мной за стол; ведь, в сущности, ты единственный гость, которого я жду.

Джильо разом успокоился, терпеливо позволил увести себя к столу и без стеснения принялся уплетать за обе щеки.

Джачинта спокойно и простодушно продолжала говорить об ожидающем ее счастье, не переставая заверять Джильо, что нисколько не возгордится и не забудет его лица; напротив, если он иногда издали ей покажется, она непременно узнает его и снабдит дукатами, чтобы у него не было недостатка в чулках розмаринового цвета и надушенных перчатках. В свою очередь и Джильо, выпив несколько стаканчиков вина, снова вспомнил всю чудесную сказку о принцессе Брамбилле; он стал дружески уверять Джачинту, что высоко ценит ее добрые чувства к нему; но до её гордости ему дела нет, что же касается ее дукатов, то он в них не нуждается, ибо сам думает вскорости обеими ногами скакнуть на свой трон. Он поведал ей, что самая знатная в мире, самая богатая принцесса уже избрала его своим рыцарем и он надеется к концу карнавала стать супругом сиятельнейшей дамы, навеки сказав «прости» той жалкой жизни, какую вел до сих пор. Джачинта, казалось, сильно обрадовалась счастью, ожидающему Джильо, и тут оба принялись весело болтать о прекрасном будущем, полном радости и богатства.

? Одного бы мне хотелось, ? сказал под конец Джильо, ? чтобы страны, которыми мы будем править, оказались рядом, и мы могли бы жить в добром соседстве. Но если я не ошибаюсь, владения моей обожаемой принцессы лежат где-то за Индией, как раз по левую руку от земли, соседствующей с Персией.

? Жаль, что и мне, ? ответила Джачинта, ? должно быть, придется уехать очень далеко; ведь земля моего царственного супруга лежит у самого Бергамо. Но я уверена, что все устроится, и мы будем и останемся добрыми соседями.

В конце концов Джачинта с Джильо согласились на том, что их будущие владения непременно надо перенести в окрестности Фраскати.

• Предыдущая
• 17/31
• Следующая