Чернушка и Солнечный зайчик (СИ) - "atat" - Страница 102

– Здесь должны быть подсобки, – Фима бросилась к темнеющим дверным проемам.

Пару раз споткнувшись, женщина чуть не упала. Подхваченная чьими-то руками, встала ровно.

– Мамочки! Мы не успеем! – от отчаяния Фима хотела уже расплакаться.

– Туда! – крикнул Ник, указывая на лестницу, ведшую на второй этаж. – Я слышу оттуда голоса.

– Миленькие, бегите уже! Я все равно не успею. Бегите, пока там ничего не случилось.

Оба вея рванули вверх по лестнице, и Фима увидела, как распахнулась где-то наверху дверь, выпуская сноп света. Вместе с ним из помещения донесся гогот и улюлюканье пьяной компании. Пока взбиралась по лестнице, шум стих, и уже входя в комнату, Фима слышала только свое сбившееся дыхание.

Представшая картина была не сказать что ужасной, настоящих ужасов Фима и в Маврии насмотрелась, но, скажем так, отвратительной. Оба похищенных парня были совершенно раздеты и крепко связаны. Фиме бросились в глаза посиневшие кисти рук. Сашка выглядел испуганным. Тёмка же, избитый и с кляпом во рту, извивался ужом, пытаясь сесть. Насильников было шестеро, включая самого Павлика. Все, до одного, пьяные. Кругом валялись пустые бутылки, пакеты из-под закуски. Воняло спиртным, консервами, потом и мочой.

Оглядев всю группу, женщина сделала вывод, что успели они тютелька в тютельку. Любители нежных тел разбились на две группы. Как уж они там распределились в порядке очередности, не имело значения, только первые были со спущенными штанами, остальные, поддрачивая члены, готовились к зрелищу с последующим участием.

Веселье закончилось, так и не начавшись. Все присутствующие, включая самих жертв, уставились на вошедших. Там было чему удивиться. Два высоких длинноволосых красавца, одетых в богатые старинные костюмы, и на этой помойке жизни. Картину довершило появление невысокой белокурой женщины в расшитом золотом платье с доргущими золотыми украшениями на шее и руках.

Все так бы и стояли, рассматривая друг друга, если бы Фима, переведя дух, не скомандовала:

– Прогоните эту мразь от моих ребят.

Оба мужчины шагнули к замершим насильникам. Те, выйдя из оцепенения, зашевелились. Павлик, и не думавший отпускать свою жертву, Сашку, вздернул того на колени, намереваясь все же надругаться над парнем.

– Чего встали? – рявкнул он подельникам, – их всего двое, этих клоунов! Вы чо, ссыте? Да вы их запросто перешибете! Давайте! Потом и этих будем петушить! Раз пошла такая пьянка!

Видя, как Сашку вот-вот изнасилуют, Тёмка все же встал на колени. Он попытался оттолкнуться от пола ногами, намереваясь боднуть в пьяную морду Павлика. Сделать он это не успел. Мелькнувшая тень на секунду загородила от него Сашку, а уже через мгновение дрожащий паренек упал ему на колени. Веревок у того на руках уже не было, но кисти потеряли чувствительность, и помочь освободиться своему другу Сашка не мог. Поэтому он просто обнял Тёмку и прижался к его груди лицом.

Фима подбежала к обнявшимся ребятам и обхватила их обеими руками. Она поцеловала их мокрые и избитые лица, вытащила кляп изо рта сына, попыталась развязать ругой узел на запястьях, при этом приговаривая:

– Милые мои, родные! Как я рада, что все обошлось! Как же вас так угораздило нарваться на этих уродов? Бедные вы мои! Тёма, как же тебе досталось! Кости хоть целые? Не бойтесь, все позади. Все уже хорошо.

Фима, не переставая, гладила ребят по голым спинам, по лохматым макушкам, по мокрым лицам. А те ничего и никого не слышали, они шепотом говорили друг с другом, и остановить их было невозможно.

Веи между тем, отогнав мучителей к противоположной стене, ждали следующего приказа Фимы. Все, кроме Павлика, молчали. Тот же, натягивая штаны, грязно ругался и грозился подкараулить и зарезать всех, до одного, людей, помешавших ему справить удовольствие. Снаружи донесся рев вертолета, заставив, наконец, заткнуться и Павлика. Окончательно протрезвев, мужик заозирался по сторонам.

– Менты прилетели! Сваливаем, пока нас не повязали!

– Всем стоять! – громко крикнул Ник. – Иначе порву на куски!

– Чо ты гонишь, пугало! – блажил Павлик. – Я опять на нары не хочу! Ты меня не остановишь, пидар гнойный! Братва, все врассыпную!

Ник без труда поймал главного крикуна и вздернул того вверх. Глянув на неподвижно застывших подельников, припугнул тех:

– Смотрите, что с вами будет, если вы хоть дернитесь.

Беспомощно дрыгая в воздухе ногами, Павлик придушенно хрипел, но, увидев прямо перед глазами длинный черный коготь, замер.

Обращаясь к Павлику, Николай проговорил:

– У тебя четыре выступающих части тела. Три верхние и одна нижняя, – коготь другой руки легко распорол брюки, обнажая уже опавший член. – Две я тебе отрежу. Выбирай, которые.

Под рев вертолета, облетающего заброшенное здание, все, не дыша, наблюдали за происходящим. Когда до Павлика дошло, что именно с ним сейчас сделают, он, дико вращая глазами, заверещал, словно поросенок при виде острого шила. Вей встряхнул насильника:

– Не ответишь, начну с нижней. Считаю до трех. Раз…

– Верхние! – заорал Павлик. – Две верхние.

– Давно бы так, – опустив мужика на пол, вей приказал: – Становись на колени. Если шелохнешься, перережу артерию. Ты меня понял?

– Д-да, я п-понял, – пролепетал Павлик.

Придерживая кружевные манжеты, Ник нарочито медленно отрезал вначале одно ухо, затем другое, двумя пальцами брезгливо отбрасывая их в сторону. Павлик, морщась от боли, держался за промежность.

– Это тебе на память. Скажи спасибо, что мы тебя не опустили прямо здесь. Времени мало, да и противно, – оглянувшись на Лаварда, Ник подмигнул: – Или все же не противно, а?

От отвращения Лаварда передернуло, и он отвернулся. Павлик же, заливаясь кровью, закричал:

– Нет, не надо! Что хочешь, делай, хоть нос отрежь, только не петуши!

– Нос? Хм, ладно, я подумаю, – оглянувшись на съежившихся у стены также протрезвевших подельников, шагнул к ним.

– Теперь ваша очередь.

– Так мы же ничего не сделали. За что нас наказывать?

– Как за что? За намерение. На будущее, чтобы крепко запомнили.

– Не надо! – загалдели враз сдувшиеся герои. – Мы и так все запомнили.

– Я вам не верю, – гнул свое Николай, – вас нужно наказать, что б уж наверняка впечаталось в ваши дурные головы. Наверное, я вас всех пятерых сейчас отымею, по очереди.

При последних словах Лавард дернулся на месте, но, заметив, как Ник ему подмигнул, только покачал головой и отступил назад. Довольно усмехнувшись, вей взялся за верхнюю пуговицу камзола. В этот момент один из людей, ближе всех находившихся к двери, не выдержал и рванул к выходу. Он не успел сделать и трех шагов, как был пойман Ником.

– Куда это ты собрался, сладкий? Я тебя не отпускал. Ну, раз ты такой прыткий, то с тебя и начнем, – в хватке вея человек был похож на муху в паутине. Толкнув человека на пол, Николай сообщил: – Начнем с минета, потом перейдем к полноценному сексу. Мне последнее время все некогда было, а теперь прямо невтерпеж. Так что давай уж побыстрее, пока нам не помешали.

Нервы у человека сдали, и он разревелся, как истеричная женщина:

– Не надо! Пожалуйста, отпустите! Я что хошь для вас сделаю! Хотите, зарежу кого-нибудь, хотите, украду. Я все сделаю, только не трогайте!

Перестав расстегивать пуговицы, Ник окинул взглядом парализованных страхом людей. Те, похоже, совсем не ожидавшие такого оборота, были совершенно деморализованы. Такие крутые и правильные в собственных глазах, они считали себя вправе унижать других, более слабых. Мир для них делился на сильных и слабых – таков был их основной закон. А чтобы удержаться в категории “сильных”, нужно было подтверждать свой статус актами насилия. А не то еще, чего доброго, решат, что ты слюнтяй и слабак и твое место у параши.

И вот сейчас перед пятью “сильными мира сего” реально замаячила перспектива слететь с жизненного олимпа и стать одними из “неприкасаемых”. Вспомнив, что они делали со своими жертвами, мужчины заорали: