Человек, личность, духовность (СИ) - Грузман Генрих Густавович - Страница 8

Признание на этом основании несостоятельной всю философскую систему Фихте будет наиболее недостойным выходом, ибо означает не менее, чем отказ от эталонного образца высочайшего мыслительного искусства. Также бесперспективной явилась бы попытка искать (или оправдать) ошибки Фихте с помощью каких-либо философских авторитетов, в отношении которых сам Фихте заявлял: "Ни наукознание, ни его автору не свойственно искать защиты в каком-либо авторитете. На того, кто вместо того, чтобы смотреть, согласуется ли это учение с решениями его собственного разума, прежде, чем убедиться в нём, должен ещё посмотреть, согласуется ли оно с учением какого-нибудь другого человека, - на того это учение вообще не рассчитывает, ибо у него недостаёт самодеятельности, нет совершенно независимой веры в самого себя, которые предполагаются этим учением" (1993, т.1, с. 495). Так что у учения о философской культуры есть единственный путь доказать спороднённость с родоначальным антропософским воззрением Фихте - это показать ошибочность его суждения, отвергающего право на существование философской культуры, и из пучин трансцендентального идеализма Фихте извлечь основания для отмены столь категорического приговора. Основной момент фихтевского глубокомыслия заложен в динамике сознания: "Идеализм...объясняет определения сознания из действования (Handeln) интеллигенции. Последняя для него абсолютна и деятельна, а не страдательна; не страдательна потому, что, согласно его постулату, она является чем-то первичным и наивысшим, чему не предшествует ничего такого, из чего можно было объяснить её страдание. По тем же основаниям, ей не принадлежит, в собственном смысле, ни бытие, ни пребывание (Bestehen), потому что это - результат какого-нибудь взаимодействия, а между тем нет налицо и не подлежит допущению ничего такого, с чем бы интеллигенция могла быть полагаема во взаимодействии"(1993, т.1, с. 466)

Деятельность сознания, как имманентно абсолютное свойство духа, разворачивается в соответствии с априорно принятым Фихте законом противополагания по знаменитой схеме Я - не Я. Эта схема, по сути дела, является доведенной до полного завершения кантовская критика чистого разума, итог которой принял вид: "Я полагает себя как определённое через не-Я". Этот закон противополагания или отношения противоречий Фихте в качестве генетического основания всякой деятельности постулирует в основу своей философии, и показывает содержательную сторону механизма противополагания: "Далее, совершенно ясно, что всё это различие возникает из противоположения: если бы не должна была быть положена реальная деятельность, то не было бы положено и никакой идеальной как идеальной, так как тогда их нельзя было бы различить между собой; если бы не было положено идеальной деятельности, то и никакая реальная не могла бы быть положена. И та, и другая находятся в отношении взаимоопределения; и мы имеем здесь снова - но правда, благодаря применению с большой ясностью - положение: идеальность и реальность синтетически объединены. Без идеального нет реального, и наоборот" (1993, т.1, с.с. 341, 361; выделено мною - Г.Г.).

Хотя понятия "идеальный" и "реальный" в представлениях Фихте не имеют никакого отношения к мировоззренческим категориям, а обозначают деятельность Я как идеального стимулятора и деятельность не-Я как противоположного реального оператора, но они не образуют противопоказаний для постановки вопроса: не подпадает ли отношение идеализм, или по Фихте "Я- в себе", и материализм или "вещь в себе", под действие закона Я - не-Я? Фихте стоит на резко отрицательной позиции, ибо Я в качестве фихтевского "абсолютного субъекта" охватывает собой всю мыслимую вселенную и как раз в мировоззренческом плане не может предполагать ничего себе равного в противоположении. "Вещь в себе" возможно помыслить в качестве гипотетического состоянии, где располагаются источники не-Я с его реальной деятельностью, но как только сознание поглотило эту деятельность и перевело не-Я в формы Я, т.е. в духовные фигуры - ощущение, представление, понятие, закон - "вещь в себе" перестаёт существовать и исчезает даже это гипотетическое состояние. Отсюда и возникает представление о "вещи в себе" как химере, поскольку "вещь в себе" не обладает своими собственными средствами, какие оставили бы это положение в конечном существовании. Но Фихте называл "вещь в себе" ещё "вымыслом", явно в контексте синонима химеры, и перед нами уже не первый случай поверхностного отношения творца знаний к своей гениальной интуиции, ибо вы-мысел есть продукт мыслительной работы и как таковой входит в компетенцию интеллигенции, тобто в сферу Я. Однако Фихте не может признать этого, ибо его могучее рациональное мышление не может ответить на чисто рациональные вопросы: какая цель такого вымышления и зачем сознанию мыслить немыслимые состояния?

Всё радикальное, что заложено в фихтевской философии Я - не-Я, исходит из принципа абсолютной значимости деятельностного фактора сознания, отражающего высший, парадигмального масштаба, принцип всемогущества разума. В силу этого принципа разум способен творить даже абсурдные, отрицающие самого себя, действия, - к примеру, принести самостоятельность Я в жертву вещи, тобто обернуть свой идеализм в материализм. Именно это действие является динамической доминантой в экспериментальном знании, - костяке материалистической науки, - ибо эксперимент суть направленный сфокусированный опыт для выведения максимальной активности и самостоятельности созерцаемого и ощущаемого компонента, при котором разум отстранён в той же максимальной степени. Фихте не в состоянии опровергнуть декартовскую максиму всемогущества разума, - напротив, он её всемерно утверждает и укрепляет, но вместе с тем его мыслительный аппарат не находит рациональных оснований для подобной аберрации сознания, ибо разум абсолютно первичен везде и всегда, а потому "вещь в себе" по определению исключается из круга не-Я. Абсолютизация идеализма у Фихте строится на умозрительном включении в "Я-в себе" все определения Я и не-Я, хотя их противополагание проходит достаточно резко, но, что становит отличительную черту фихтевского творения, основание одного выводится из оснований другого. Фихте объясняет: "Следовательно, ни определение образа действования Я не должно определять определение образа действования не-Я, ни, наоборот, определение образа действования не-Я не должно определять определение образа действования Я; но каждое из них должно продолжаться рядом с другим от него независимо, из своих собственных оснований и согласно своим собственным законам, и, тем не менее, между ними должна всё же существовать глубочайшая гармония" и далее: "Не-Я не порождает в Я созерцания, Я не порождает природы не-Я, но оба они должны быть совершенно независимы друг от друга; и всё же между ними должна существовать глубочайшая гармония" (1993, т.1, с.с. 354, 355).

Важно при этом, что основания "глубочайшей гармонии" Я и не-Я Фихте выводит из ситуации, где независимые параметры каждого их них настолько глубоко различны, что, казалось, невозможно помыслить полагание определений одного в другом. Фихте достигает этого за счёт введения третьего после ощущения и созерцания члена своего философского синтеза - ограничения: "Процесс ощущения возможен лишь постольку, поскольку Я и не-Я взаимно ограничивают друг друга", - заявляет философ. Любое ограничение предполагает наличие ограничительного контура или границы, но в какой мере это представление применимо к Я как абсолютному субъекту, когда, как пишет Фихте: "Я является неограниченным и абсолютно недоступным ограничению, поскольку его деятельность зависит только от него одного и только в нём самом находит своё обоснование, постольку, стало быть, она...является идеальной" Здесь происходит раскол монолита Я на две части: ограниченное Я и не-ограниченное Я: " должно поэтому с необходимостью быть положено в целях постулированного противополагания"(1993, т.1, с.с. 358, 360). Причина образования этого раскола обозначена Фихте достаточно однозначно, однако философской мыслью она охвачена значительно менее обстоятельно, чем следующие вслед за этим духовные события, и потому вне внимания оказался генетический момент зарождения коллизии идеализма и материализма,