Супермен (сборник) - Фолкнер Уильям Катберт - Страница 60

— Не надо выражаться, — попросил Шиперс. Потом повернулся к остальным игрокам. — Уголь я заказал. Клянусь господом. — Он опустил воротник пальто, снял перчатки из свиной кожи. — Да и не тал уж здесь холодно. Не пойму, ребята, на что вы жалуетесь.

— Вы, Шиперс, как-нибудь здесь разденьтесь, — предложил Пеппи. — Больше ни о чем не прошу. Из вас выйдет классная морозилка для ледяных кубиков.

— Ребятки, внимание! — Шиперс встал на скамью и обратился ко всем, кто находился в раздевалке. — Нам надо обсудить один вопрос, небольшой денежный вопросик.

В раздевалке стало тихо.

— Вызовите шайку карманников, — нарушил молчание Пеппи. — Шиперс будет обсуждать вопрос о деньгах.

— Я ребята, сам люблю шутки. — Шиперс улыбнулся. — Поэтому не обижаюсь.

— А вы обидьтесь, Шиперс, — посоветовал Пеппи. — Будьте хорошим мальчиком — обидьтесь.

Шиперс секунду поколебался, потом заговорил доверительным тоном.

— Ребятки, — начал он, — день сегодня не солнечный. Если быть совсем откровенным, приятным это воскресенье не назовешь.

— Нас хотят посвятить в тайну, ребята, — вставил Холстейн. — Цените оказанное доверие.

— На улице холодно. Сезон на исходе. С утра шел снег. В это самое время на Эббет-Филдс «Доджеры» играют с Питтсбургом. Вы, братишки, в последние две недели ничем особенным не блеснули. Короче говоря, на стадионе не густо. — Он обвел футболистов многозначительным взглядом. — Я только что договорился с Кракоу и его командой «всех звезд». Поскольку народу на трибунах кот наплакал их гарантированная ставка за матч снижается вдвое.

— Ловко вы их, — заметил Холстейн. — Сделка что надо. Можете собой гордиться.

— Я на что намекаю… — продолжил было Шиперс.

— Погодите, — перебил его Пеппи. — Мы попробуем угадать. Ульман, давай, первая попытка.

— А намекаю я на то, — не смутился Шиперс, — что и вы, я надеюсь, не будете возражать, если от вашей ставочки останется половина.

— Ну это уж извините подвиньтесь, — заартачился Холстейн. — Нашли дураков.

— Перед вами — Шиперс! — провозгласил Пеппи. — Первое место в конкурсе на мистера Скрягу!

— Предложеньице сомнительное, — включился в обсуждение Клонски, проводя языком по зубам. — Я эти пятьдесят долларов занял, чтобы с зубником рассчитаться. Да и радио еще не оплатил. Если у меня его заберут, жена страшный хай поднимет. Так что, Шиперс, лучше не стоит.

— Я хочу по справедливости, — не уступал Шиперс. — Чтобы все было справедливо. Предложение мое объективное. Все иногда снижают ставочку…

— И лудильщик, и сапожник и пирожник, — пропел Пеппи, — все влюбились разом в крошку Мэри.

— Я с вами серьезно разговариваю, — не поддержал шутку Шиперс. — И жду серьезного ответа.

— Он ждет серьезного ответа, — эхом отозвался Пеппи.

— Я же в наших общих интересах действую! — возмутился Шиперс. — Мне, черт возьми, по счетам платить надо!

— Ваше предложение, мистер Шиперс — это хрен знает что, — вкрадчиво произнес Пеппи. — Хрен знает что. Это достаточно серьезно?

— Так вот я вам официально заявляю: если будете валять дурака, сейчас же пойду на трибуны и всем верну деньги за билеты, — пригрозил Шиперс. — Матч отменяется — и точка. Иначе и в трубу вылететь недолго.

Спортсмены переглянулись. Холстейн, склонившись к дощатому полу, шнуровал бутсы.

— А я завтра собирался пару туфель купить, — вздохнул Ульман. — Уже, можно сказать, босиком хожу.

— Дело ваше, ребята. — Шиперс снова надел перчатки.

— А у меня сегодня свидание, — горестно сообщил Пеппи. — Девушка — пальчики оближешь. Из Гринич-Вилидж, богема. Шесть долларов придется выложить, это как минимум. Шиперс, разве можно так не думать о ближнем?

— Убытки не должны превышать прибыли, — стоял насмерть Шиперс. — Иначе всем нам крышка. Куда тут денешься?

— Ладно, — согласился Холстейн.

— Ребята, я же к вам всей душой, сами знаете, — начал юлить Шиперс. — Но ведь целый сезон из долгов вылезти не могу.

— Шиперс, покиньте помещение, будьте так любезны, — сказал Пеппи, — пока мы вам сочувствуем. Пока в глазах у нас стоят слезы.

— Умники, — Шиперс усмехнулся. — Такие умники, что дальше некуда. Только не забудьте — после этого сезона будет следующий. — Он взглянул на Пеппи. — Футболисты — товар не шибко ходовой, не забудьте. Каждый год из колледжей выходят пять тысяч кобелей, умеющих хорошо отбирать мяч и шпынять его ногой. Не собираюсь я ни от кого оскорбления выслушивать.

— Вы просто сукин кот, — заключил Пеппи. — Это мое искреннее мнение. Господи, что же за холодище! — Он подошел к аптечке первой помощи и вылил на руки жидкую мазь, чтобы хоть как-то их согреть.

— Хотел вам сказать еще кое-что. — Шиперс заговорил громче, чтобы удержать их внимание. — Давайте, ребята, поиграем сегодня в открытый футбол. Раскрепоститесь, встряхнитесь. Пооригинальничайте. Поиграйте в пас.

— Кто же в такую погоду играет в пас? — возразил Холстейн. — Холодно. Руки как две деревяшки. И все поле, между прочим снегом завалено. Мяч будет скользить, будто его маслом смазали.

— Какая вам разница? — настаивал Шиперс. — Публике нравится, когда играют в пас — поиграйте в пас. И вообще, постарайтесь, поиграйте с огоньком. Ведь мы с вами профессионалы.

— В такой день я должен играть в бирюльки. — Пеппи поежился. — Мог бы сейчас спокойно сидеть у моей девушки в Гринич-Вилидж, потягивать пивко. Хоть бы этот Кракоу шмякнулся и сломал себе шею.

— У меня дурное предчувствие, — сказал Клонски. — Что-то обязательно случится с моими зубами.

— И еще, — снова вступил Шиперс. — Вышла неувязочка со шлемами. Утром здесь должны были играть любители, мы им вчера отдали шлемы, а игру из-за снегопада отменили, так что вам придется повоевать без шлемов.

— Нет, наш Шиперс все-таки молодец, — отозвался Холстейн. — Всегда все предусмотрит.

— Говорю же вам, неувязка вышла, — стал оправдываться Шиперс. — С кем не бывает? Многие вообще играют без шлемов.

— С моста тоже многие прыгают, — парировал Холстейн.

— Да какая от этого шлема польза, если на то пошло? — взвился Шиперс. — В нужный момент он все равно с головы сваливается.

— Больше никаких ценных указаний не будет? — спросил Холстейн. — Может, раз мало публики, хотите, чтобы мы вышли на поле в восьмером?

Футболисты засмеялись, а потом гуськом, друг за дружкой потянулись на поле, делая резкие движения руками, чтобы согреться на ледяном ветру, задувавшем с севера. Шиперс минуту смотрел им вслед, потом прошел в радиорубку и нажал на кнопку. Над стадионом загремел футбольный марш: «Побежали, побежали футболисты на поле», а «Красные дьяволы» Шиперса тем временем выстроились в центре поля, готовые, пусть и без шлемов, вступить в бой с сильным противником.

Все умрут. Все. Но никто по-настоящему в это не верит. Люди читают газеты. Люди смотрят кинохронику. И, не останавливаясь, проезжают мимо кладбищ на окраинах городов. Думаете, это им поможет? Нет, всех ждет то же самое! Но в смерть никто не верит. Никто, кроме меня, Босуэлла. Я в нее верю. Слушайте! Джон Бергойн родился в 1722 году, а умер в 1792-м. Даты жизни Людовика XVI: 1754–1793 годы. (Как вы считаете, Людовик узнал о смерти Бергойна? А если узнал, то сказал ли он что-нибудь вроде: «Вот и помер Бергойн, старый вояка…»? Пришло ли ему в голову, что через год его самого ждет смерть?) Слушайте дальше. Вот Спенсер: 1552 (?) — 1599 гг. А вот Цезарь: 102 (или 100) — 44 гг. до P. X. Вы замечаете, что чем дальше мы движемся в глубь веков, тем более зыбкими становятся даты рождения, но год смерти всегда известен абсолютно точно? Думаете, это случайность? Нет, это оттого, что смерть реальнее, чем жизнь. В сорок первом году в Кентукки был общенациональный чемпионат. И там я видел такую надпись большими буквами: «ПОМНИ, ЧТО ТЫ СМЕРТЕН». Ну, я-то помню. И без всяких надписей помню. Взять, к примеру, моего отца. Человек он был вполне здоровый. Довольный. Энергичный. Сильный. Благополучный. Но умер он сразу от всего. От рака. От слепоты. От сердца. От нестабильности рынка. Но даже это — смерть отца на больничной койке, прощальный поцелуй в кислородной палатке — даже это некоторых людей не убеждает. Они еще могут согласиться, что все остальные смертны, но в свою собственную смерть не поверят никогда.