Осознание (СИ) - "thelordofthedark" - Страница 86

Надо признать, девушки старались, без серьезных усилий развести такой бардак меньше, чем за две недели, очень и очень проблематично, хотя видимых неудобств он им, кажется, не доставлял. Алиса, впустив Эдварда, с ногами забралась на свою кровать, отложив в сторону книжку, какую, кажется, и читала, пока он не решил ее навестить.

- И чего ты пришел? – спросила первой, прежде чем сам успел объяснить причину своего появления здесь, – Чего со Славей не остался? С ней же интереснее, чем со мной…

- Решил поинтересоваться, – он сел на стул напротив, бросив к ней на кровать тряпку «пиратского флага», – Что ты тут устроила, стоило только тебя покинуть, – за окном заиграл горн, призывавший пионеров на обед, но Эдвард не обратил на него ни малейшего внимания, – Тебе обязательно было доводить вожатую до белого каления?

- А тебе какая разница? – ответила вопросом на вопрос Алиса, отводя взгляд, – Ты-то веселился, вот бы и веселился дальше! А меня оставь в покое!

- Тебя оставишь в покое, так ты весь лагерь по кирпичику разберешь, – заметил Эдвард, поворачивая стул спинкой вперед и облокачиваясь на нее, – И потом, ты говоришь таким тоном, будто в чем-то меня обвиняешь. Изволь объяснить, в чем же все-таки причина… – подумав, быстро исправился, – Хорошо бы сначала узнать причину столь безответственного поведения. Ольга Дмитриевна, как мне сказали, обещала, что тебя в комсомол не примут… Это ведь серьезно? – он чувствовал себя так, будто разговаривает с провинившимся ребенком, отчитывая его. Как примерно его отец разговаривал с ним самим, когда был еще совсем молодым баронетом и еще периодически творил разные глупости.

- Да, – грустно кивнула Алиса, снова отводя взгляд, – Серьезно. Ладно, иди уже, обед начался, а меня оставь…

- Без одного обеда я переживу, – отрицательно покачал Эдвард головой, – А вот, что с тобой происходит, разобраться необходимо…

- И зачем тебе со мной разбираться?! – неожиданно резко рявкнула Алиса, вцепившись в него злым и раздраженным взглядом, – Что, другого занятия себе не нашел?! Со Славяной этой правильной скучно стало, решил, что и к Алиске можно заглянуть на огонек, да?! – прежде, чем Эдвард успел даже что-то сказать в свое оправдание, в него полетела подушка, от которой едва успел загородиться рукой, – Иди отсюда! Чего ты вообще сюда пришел?! Вали уже к своей блондинке! Она же у нас такая правильная! Такая хорошая! – теперь в него полетела уже книга, Алиса метала в его сторону все, что только попадется под руку, не давая даже и слова произнести, – А меня оставь уже в покое! Зачем ты только вообще сюда приехал?! Шпион чертов! Врун! Все врешь!

- Хватит уже! – Эдвард метнул подушку обратно, предупредив новый бросок, где вместо снаряда в кулачке был зажат тапок, – Истерики устраивать на пустом месте!

- Я тебе покажу истерики! – Алиса с мокрыми от слез глазами вскочила с кровати. Только Эдвард, порядком уставший за сегодня от всевозможных сцен, раздраженный тем, что после милой и скромной Слави, общение с которой не приносило ничего, кроме морального и эмоционального успокоения, каждая девица в этом лагере, начиная с вожатой, стремится испортить ему настроение, отреагировал быстрее. Стул полетел в сторону, отбитый ударом ноги, когда Эдвард вскочил со своего места, и, прежде чем Алиса успела ударить, ушел в сторону от ее броска. Девушка не успела даже удивиться, что перед ней всего лишь пустой воздух, как ее руки оказались прижаты к телу стальным захватом. Оказавшись у нее за спиной, Эдвард крепко сжал девушку в районе груди, не давая даже пошевелиться.

- Может быть, теперь ты успокоишься? – попросил Эдвард, пока Алиса пыталась вырваться из захвата, но тут же сжал зубы, когда та со всей силы приложила ему пяткой по пальцам на ноге, – Да что же ты такая… – договорить не успел, поскольку пятка опустилась снова, в этот раз уже на другую ногу, – Да хватит уже!

- Отпусти меня! – прокричала Алиса, и Эдвард сообразил, пусть и не видя ее лица, что девушка плачет, – Немедленно отпусти меня!

- Я что, жить расхотел? – усмехнулся Эдвард, – Пока ты не успокоишься, буду тебя держать, чтобы, не позволь тебе Небо, никаких глупостей не наделала.

- Отпусти! – рявкнула Алиса и снова принялась пяткой обрабатывать ему уже начинавшие гудеть пальцы ног. Все равно босоножки не давали никакой защиты, даже самой примитивной, кроме еще одного повода проклясть того, кто вообще эту обувь придумал как часть пионерской униформы. Спасая хотя бы то, что еще можно сохранить от собственных ступней, Эдвард повалился на кровать, заодно лишая и Алису точки опоры, не позволяя наносить новые удары.

Довольно сильно приложившись головой о деревянную стенку домика, он все же уселся на кровати, все так же прижимая к груди Алису, потерявшую точку опоры, но не оставившую свои попытки вырваться, дополнительно громогласно объявляя, что же она с ним сделает, как только освободится.

- Да что же ты за дурочка такая? – умилялся Эдвард, только крепче прижимая, чтобы ничего себе не вывернула, – Вот и поспеши к человеку на помощь, потом только и выслушивай от него одни лишь оскорбления да угрозы… Алиса? – девушка перестала вырываться, и окончательно сорвалась на рыдания, уже даже и не пытаясь этого скрывать. Уткнувшись ему в руку, плакала, с трудом сдерживая нервные судороги диафрагмы, сводившие ей грудь, – Алисочка, ты что делаешь? – Эдвард моментально отпустил ее, но она даже и не думала подниматься, пришлось снова ее прижать к груди, почти как ребенка, чем-то очень сильно расстроенного и никак не способного успокоиться. Уткнувшись в него, рыжеволосая бандитка, чуть не утопившая его в первый день, теперь заливала слезами ему рубашку, оставляя в недоумении по поводу того, как следует поступать.

- Почему ты меня никак не оставишь в покое? – наконец, прогундосила девушка ему в рубашку, крепко вцепившись в него руками, – Почему ты меня мучаешь…

- Алиса, да что же ты говоришь такое… – Эдвард неожиданно понял, что никогда раньше не попадал в подобные ситуации. Он прошел через очень многое, пережив то, что свело бы многих других людей с ума. Ему приходило добивать раненых, приходилось командовать расстрелами, объявлять ковровые бомбардировки городов, забитых беженцами и гражданскими, приходилось держать за руку умирающего друга, которому оставалось всего лишь несколько секунд на предсмертное прощание. Приходилось приносить семье погибшего известия о его смерти, приходилось пытать и допрашивать, грабить, убивать, отравлять в огненный ад войны миллионы людей, возвращавшихся оттуда жалкими обрубками в оцинкованных гробах, но никогда прежде ему не приходилось успокаивать плачущую молодую девушку, сейчас так доверчиво вжавшуюся ему в грудь. И это чувство отупляло, моментально вынося из сознания все мысли, оставляя лишь звенящее ощущение пустоты.

- Я вас видела… – продолжая плакать, добавила Алиса, – На пляже. Тебя и Славю… вы были вместе… – она разревелась с новой силой, не в силах сдерживать рвущиеся из нее эмоции, словно копившиеся очень долгое время, но теперь наконец-то прорвавшие плотину и устремившиеся наружу, – Зачем ты пришел? Зачем…

- Святое Небо! – простонал Эдвард, погладив ее по рыжим волосам, не зная, то ли ему самому тоже плакать, то ли смеяться, – Алиса, девочка моя, что же ты себе опять надумала…

- Скажешь, я не права? – буркнула девушка ему в рубашку, шмыгнув носом, – Только не ври, что вас там не было. Я все видела… Я думала… А ты… – кажется, начинается новый поток рыданий, и Эдвард не представлял, как можно его остановить, – Конечно, она лучше. Такая правильная вся, ответственная…

- Да плевать на то, какая она! – выдохнул Эдвард отрывая Алису от себя, чтобы посмотреть в ее заплаканные глаза. Она даже не пыталась сопротивляться, только продолжала руками держаться за его рубашку, – Как ты только могла подумать, что мне вообще кто-то еще нужен… кроме тебя? – произнести эти слова стоило немалых усилий, но глядя сейчас в эти заплаканные янтарные глаза, все-таки осознал, что если «Совенок» действительно ему что-то и дал, так эту девушку, бывшую с ним с первого дня, и от которой так долго отказывался. И все эти слезы, вся эта истерика только из-за него, из-за того, что не уделял ей достаточно внимания, достаточно времени. И только он виноват в той боли, что ей причинил.