Осознание (СИ) - "thelordofthedark" - Страница 122

- Я тебе же говорю, они куклы, им все равно, – привязанный к нему Пионер все равно не мог сбежать, а потому и нашел его на территории вырезанного «Совенка», подходя к нему с самым безучастным видом, беззвучно шлепая босоножками по лужам засохшей крови.

- Это бессмысленно и глупо, – встав на ноги, с презрением выдавил из себя Эдвард, – мерзко и трусливо. Убить их всех просто потому, что не могут дать сдачи…

- А что ты хотел? Можно побыть и жестоким, когда знаешь, что они все равно через неделю встретят тебя как ни в чем ни бывало… – Пионер даже усмехнулся, но его собеседник такого юмора не оценил.

- Жестокость должна быть оправданной, иначе это брошенные на ветер усилия… и человеческая глупость, – ответил Эдвард, повернувшись со вздохом к Пионеру, – Я знаю, что такое жестокость… Когда-то мне приходилось бороться с партизанским движением на оккупированных территориях. Партизаны знали местность и ее условия гораздо лучше моих людей, нанося удары и исчезая в пустошах… – он вздохнул, вспоминая те далекие события, – мне пришлось отвечать. Мы стали бить по опорным пунктам партизан, по небольшим селениям и фермам, где они набирали пополнение, получали еду и информацию. Уничтожали такие поселки, убивали их жителей или же отправляли в концентрационные лагеря для населения, но партизаны в ответ на это стали отвечать только участившимся количеством атак. Мстили за своих близких и родных, здесь я их отлично понимаю… Но тогда мне пришлось стать жестоким, – он посмотрел на Пионера, стоявшего рядом с таким же безразличным видом, но все же прислушиваясь к его словам, и продолжил, – Мои люди продолжили зачистку тех поселений, на которых опирались партизаны, но действовать стали по-другому, – даже усмехнулся из-за своих воспоминаний, – Когда они приходили в очередное поселение, люди всегда прятали от них то, что им больше всего было дорого. То есть, своих детей … Конечно, невероятно глупо, когда у солдат есть датчики сердцебиения… Находили всех и всегда, но теперь я приказывал оставлять двоих или троих в живых, не давая им понять, что обнаружены. Сидели и думали, что спрятались, пока солдаты вырезали поселок под корень… А потом, когда мы уходили, видели примерно такую же картину. И чаще всего, мечтали отомстить… дети, что с них взять… И куда они шли тогда? – снова посмотрел на Пионера, но тот лишь пожал плечами, так что Эдвард договорил сам, – к партизанам. К тем, кого считали защитниками от меня и моих людей. А мы их отслеживали, так что приводили нас прямо к партизанским аванпостам и укрытиям. За три месяца полностью подавили все партизанское движение на этой территории. Это оправданная жестокость… а здесь… Ради чего? Какой смысл во всей этой бойне? – даже сплюнул от злости, не зная, как еще выразить свои мысли.

И в этот момент они услышали испуганный крик. Кто-то еще был жив, но охотник этого лагеря уже нашел его и готовился записать на свой счет еще одну жертву. Только Эдвард узнал этот голос, а потому бросился бежать в тут сторону, перепрыгивая через тела пионеров со всей возможной скоростью, оставив своего удивленного собеседника позади.

Крик доносился из столовой и, когда Эдвард вбегал на крыльцо, повторился, еще более напуганный и отчаянный, так что, подгоняемый им, просто влетел в двустворчатую дверь, выбив ее плечом, в итоге чуть не поскользнувшись на луже крови рядом с обезглавленным телом вожатой.

- Не сметь! – его собственный выкрик остановил сцену, которая уже готовилась перерасти в очередное убийство. Тот же самый Семен, только с совершенно безумным выражением глаз и столь же безумной улыбкой, сжимая в руках широкий кухонный нож с длинным лезвием уже навис над Алисой, просто пытающейся закрыться от него руками. В этот момент Эдвард и влетел в двери столовой.

- Ты еще кто? – охотник сразу же забыл о своей жертве, слишком обессиленной и напуганной, чтобы куда-то сбежать и только, сжавшись, наблюдая за происходящим, – Я не помню тебя в этом лагере! – его голос почти сразу же сорвался на крик, а сам он перешел в атаку, тыча перед собой ножом.

От такой простой и глупой атаки увернуться не стоило никакого труда, Семен просто пролетел мимо него, увлеченный инерцией собственного броска, оставив Эдварду достаточно времени, чтобы схватить ближайший стул и с разворота ударить им в спину противника. Взвыв от боли, просто полетел на пол, чуть не напоровшись на собственный нож.

- Грязь… – прошипел Эдвард, отбрасывая стул в сторону, – убивать беззащитных легко, но что ты можешь, если противник может дать сдачи? – даже не мешал ему подняться и снова взяться за нож.

- Я убью тебя! – с яростным криком Семен устремился на него, разрубая воздух перед собой широкими взмахами своего оружия. Правильно использовать его не умел, полагаясь исключительно на силу удара, что достаточно для убийства, но слишком мало для боя. Эдвард без труда уходил в сторону, ожидая момента для удара. В очередной раз открывшись, Семен неожиданно получил прямой удар ногой в грудь, с такой силой, что даже отступил на пару шагов, пытаясь втянуть воздух в продавленные легкие, но Эдвард даже и не думал ему давать времени для подобного. Прямой выпад, и костяшки пальцев правой руки ударили Семена в горло, в то время как левой перехватил кисть с зажатой в ней ножом, быстро ее выкручивая и заставляя выронить оружие. Крики боли застряли в горле, но это еще не конец, в следующее мгновение повернулся и ударом снизу вверх кулаком проломил локоть противника, буквально выбивая сустав наружу, осколками костей разрывая мышцы и кожу.

Вот теперь Семен кричал от боли, повалившись на пол и вцепившись в поврежденную руку здоровой. На этом можно было бы и остановиться, но Эдвард еще несколько раз еще ударил ногой в лицо, пока тот не отключился.

- Грязь… – прошипел еще раз, сплюнув на поверженного противника.

Комментарий к Осознание. Глава 20. Это очень странная глава. Во-первых, потому что в ней взято очень много из “Пустого мира”, в рамках его концепций попытался объяснить “Совенок”, а во-вторых, потому что здесь отходим от ставшего привычным для ГГ восприятия лагеря.

====== Осознание. Глава 21. ======

Глава 21.

Убедившись, что безумец больше не представляет никакой опасности, Эдвард оставил его валяться на полу, переключив все свое внимание на Алису, все еще так и сидевшую у стены около раздаточной и слабо понимавшую, что сейчас происходит.

- С тобой все в порядке? – именно она осталась жива, что не могло не рождать в его сознании подозрения, но, стоило только посмотреть в ее глаза, как все лишние вопросы исчезали так же быстро, как и появлялись. Это была Алиса… его Алиса, которую поклялся защищать. В этот момент захотелось ее обнять и успокоить, но стоило только подойти к ней, как напуганная девушка еще сильнее вжалась в стену, не узнавая его. Конечно, ведь в этой реальности Эдварда не было, Алиса тут видит его впервые, эта мысль слишком запоздало появилась в мозгу. Эмоции, бесновавшиеся внутри после всего увиденного здесь, мешали мыслить логически, сбивая рассуждения и заставляя действовать опрометчиво. Опомнившись, что перед ним, получается, совсем незнакомый человек, Эдвард сразу отступил на шаг, сохраняя дистанцию, – Я никак не хочу тебе навредить. Успокойся…

- Кто ты? – девушка все еще смотрела на него испуганными глазами, время от времени озираясь в поисках выхода. Сложно даже представить, что она пережила за те дни, пока безумец буйствовал в этом лагере, убивая без разбора всех ее друзей и знакомых, так что нет ничего удивительно в том, что не верила еще одному неожиданно появившемуся пионеру, – Я не помню тебя…

- Зато я тебя помню, Алиса, – Эдвард присел перед ней, протянув руку, – Не бойся меня. Может быть, и могу кому-то причинить вред, но только не тебе. Просто поверь мне, пожалуйста… – он продолжал держать руку протянутой к девушке, говоря спокойным и ласковым тоном, стараясь не делать резких движений. И эта Алиса все-таки решилась, ее маленькая ладошка осторожно легла ему в ладонь, после чего помог ей встать и притянул к себе, прижав к груди двумя руками, счастливый, что во всей этой бойне выжила именно эта девушка. Алиса, даже не сопротивлявшаяся, стоило только ее обнять, просто разрыдалась ему в рубашку, резко и неожиданно сломавшись, выплескивая из себя все накопившееся за эти дни. В конце концов, она сама всего лишь еще ребенок с совсем детским восприятием мира, не оскверненном ужасами войны, к которым сам Эдвард давно привык и способен воспринимать их как нечто-то обыденное, и удивительно только, что не сломалась раньше от всего увиденного и пережитого.