Коронованный наемник (СИ) - "Serpent" - Страница 163

Он невесомо коснулся ее подбородка, словно давая ей право не заметить его прикосновения. Но княжна подняла к нему лицо, охватывая руками его шею, и мятежный рыцарь горячо и безоглядно прильнул к ее губам.

…Бурые пятна на заскорузлых складках грязного зеленого плаща… Серое небо, тускло опрокинутое в затуманенной стали длинного клинка, перечеркнутое рунной вязью… «Страж»… Отец стоит на коленях у тела, пальцы, украшенные изумрудами, беспомощно мнут зеленое сукно… «Прости меня, брат...»

Леголас повел головой, вдруг зашедшейся дробным рокотом боли. Отогнал воспоминания, вставшие перед глазами, словно вчерашний день. Поднял глаза.

- Я не верю… Я словно бы и знаю, что это ты, но я видел твой труп, Гвадал… Я сам был на твоих похоронах, я помню, как плакал, не скрывая слез, как мой друг, стоящий возле меня, молча смотрел в глубину леса, сжав зубы, а я понимал, что он тоже готов заплакать… Что за морок владел мной тогда или владеет сейчас?

- Никакого морока, – мягко ответил Сармагат, – ты видел мой плащ и мой меч. Но ты не видел моего лица. Хотя, признаться, это малоприятное зрелище не слишком бы помогло опознать меня.

Леголас помолчал секунду и вдруг вскочил на ноги, с размаху ударяя кулаком в каминную кладку:

- Нет!!! Этого быть не могло!!! Гвадал с отцом дружили с самого детства!!! Кто угодно мог ошибиться, но не отец!!! Он был уверен, что хоронит тело своего друга, я никогда не поверю, что отец не осмотрел его в мельчайших деталях, не убедился, что это Гвадал!..

Этот яростный вопль разбился на осколки, раскатившиеся под сводом пещеры, и потонул в хохоте Сармагата.

- Мальчик… – все так же мягко ответил он, – ну конечно, Трандуил, хоть и брезглив сверх всякой меры, непременно осмотрел бы мой труп и заметил бы подлог. Но у него не было в этом нужды.

Леголас замер, чувствуя, как немеют губы.

- Что? – пробормотал он, – подлог? И отец…

- Да, – кивнул орк, – это было тело некого лориенца, я не знаю его имени. Он много лет томился в плену одного из кланов в Мглистых горах, предназначался к какому-то обмену, но был убит при попытке бежать. Бедняга, мне было искренне жаль его. Хватило моего плаща, гербового перстня и каштановых волос, заплетенных на лихолесский манер, чтоб выдать тело несчастного за мое. Ну, а если сам король подтвердил, что труп именно мой, никто не стал в этом сомневаться…

- Погоди! – принц сжал виски пальцами, унимая дрожь потрясения, – ты хочешь сказать, что отец знал?

- Конечно, Леголас! – Сармагат усмехнулся, словно говоря с несмышленым малышом, – неужели Трандуила можно обмануть такой безделицей? Разве тебя не удивило, что ближайшего друга короля хоронят в том же плаще, в каком привезли в Лихолесье, даже не обрядив для погребения? Он знал, но его устроил такой оборот. Гвадал согласился исчезнуть сам… Он всегда был чертовски любезным парнем! – эти слова вдруг прозвучали с невыразимо ядовитой иронией, и принц содрогнулся. Его снова охватило то же чувство непонимания происходящего и холодный страх грядущего прозрения. Но ему уже поздно было ужасаться. Усилием воли взяв себя в руки, принц опустился напротив орка в кресло и отрезал:

- Да, меня это удивило. Но отец сказал, что ты хотел бы быть погребенным, как павший в бою воин, а не придворный. Расскажи мне все. Все с самого начала.

- Непременно, мой мальчик, – кивнул Сармагат, и Леголас вдруг ощутил, как сердце сжалось мучительной тоской. Это был Гвадал… Несомненно… Эти простые слова убедили принца в личности сидящего напротив него орка лучше любых доказательств. «Мой мальчик», легкий, слегка заговорщицкий тон. Гвадал всегда так обращался к наследнику трона, ободряя его после отцовских выволочек.

Сармагат же хлопнул в ладоши, и слуга внес поднос с двумя кувшинами и двумя кубками.

- Выпей чего-нибудь, – просто и участливо промолвил вождь, – у нас будет долгий и непростой разговор.

Леголас машинально потянулся к высокому винному сосуду, но, не успев взять его в руки, ощутил по запаху, что это то самое красное вино, которое он пробовал в своей келье. Нет, оно ему не по душе. Во втором оказался не в пример лучший напиток, несколько излишне крепкий, но ласкавший обоняние горьким и пряным ароматом неизвестных Леголасу трав. Наполняя свой кубок, принц не заметил, как губ Сармагата коснулась едва уловимая улыбка…

Вождь отсалютовал собеседнику и откинулся на спинку кресла:

- Полагаю, ты ждешь невероятной саги, полной удивительных разоблачений, друг мой, – спокойно начал он, – а история моя, меж тем, проста до отвращения. Я приехал с посольством к князю Иниваэлю незадолго после его воцарения в этой дыре. Это было около двадцати пяти лет назад, князь был тогда молодым и принципиальным вельможей, весьма образованным и на диво приятным в беседе, хотя и забавно прямодушным. Он едва успел жениться на девице Хельге, дочери одного из придворных, прелестной и настолько юной, что мне порой казалось, она все еще втихомолку играет в куклы. Твой отец безоговорочно доверял моему дипломатическому чутью, а потому не дал мне никакого строго официального задания, поручив лишь наладить с двором князя прочные дружеские связи. Трандуила чрезвычайно занимал вопрос, на каком таком чуде это жалкое княжество стоит уже столько веков, а деревянный частокол его столицы едва ли перестраивали со времен больших лесных пожаров, что приключились, когда еще владыка Орофер запросто отвешивал твоему отцу подзатыльники за нерадение в науках.

С Иниваэлем мы столковались очень быстро. Он был умен, пытлив, жаден до новых знаний и вообще вызывал у меня самую неподдельную симпатию. Но, повторяю, он был молод. И за ним водилась одна слабость, что на свой лад меня даже трогала…

Сармагат на миг запнулся, и лицо его приобрело задумчивое и немного отсутствующее выражение, словно орк покинул настоящий момент и полностью отдался воспоминаниям:

- Иниваэля задевало то, что, как ему казалось, эльфы смотрят на его княжество свысока. Он ретиво старался доказать мне, что Ирин-Таур – не какая-то жалкая дыра, а достойное уважения государство. Он устраивал в нашу честь пиры и увеселения, учинил парад войск, и, не скрою, я воздавал должное тому, как стойко и рачительно этот немногочисленный народ печется о своей скудной земле. Но даже мелкие слабости правителей всегда на руку послам. Там и сям подзуживая князя, вскользь похваляясь лихолесскими богатствами и рассказывая об иных государствах, где мне довелось побывать, я добела накалил его стремление раз и навсегда убедить остроухих снобов, что по сравнению с его достоянием эльфийский король – просто зажиточный лавочник. И Иниваэль решился – он показал мне Бервировы источники, существование которых, хотя и не было тайной за семью печатями, никогда не выставлялось князьями Ирин-Таура напоказ. Я был впечатлен увиденным, необычайно горд удачей и тут же едва не совершил свой первый промах. Сгоряча я хотел попросить у Иниваэля один кристалл, дабы показать его своему королю. Но вовремя спохватился. Столь явный интерес к источникам мог навести князя – а он никогда не казался мне дураком – на вполне резонную мысль, что эльфы затевают покуситься на его богатство, поскольку столь совершенное оружие против орков может перевесить принципиальный нейтралитет Квенди по отношению к людям. Я рассыпался в восторгах, заверил Иниваэля, что сроду ни в одной земле не видал таких чудес, а потом попросил дозволения испить из благотворного источника. Мне немедленно подали серебряный кубок, я зачерпнул воды и незаметно подцепил краем кубка небольшой кристалл. Это оказался мой второй, роковой промах. Отпив воды и еще немного повосхищавшись, я отвлек князя разговорами и унес кубок наверх. Глупо, но перед самым ужином его едва не убрала горничная, принесшая мне вычищенный камзол. Однако я успел придержать ее служебное радение и попросил оставить кубок, сославшись на жажду, которая одолевает меня по ночам после обильных трапез. В тот вечер ужин был особенно весел, менестрели старались на славу, вина подали отменного, и в свою опочивальню я вернулся далеко за полночь, порядком навеселе и отчаянно уставший. Отбросив все дела, я попросту рухнул в постель.