Коронованный наемник (СИ) - "Serpent" - Страница 150

- Моргот, – пробормотал ренегат, перехватывая поудобней эфес отнятого у часового меча. Прятаться было негде, оставалось принять бой. А под аркой, куда уходила винтовая лестница, уже показались порядком обшарпанные высокие серые сапоги с затейливым тиснением по голенищу. Йолаф был опытен, а потому всегда предпочитал нападать первым, справедливо считая, что быть неучтивым лучше, чем убитым... И сейчас он, не раздумывая, ринулся навстречу спускавшемуся и сделал резкий выпад, рассчитывая обескуражить того и сразу перехватить инициативу. Но и незнакомец оказался не лыком шит. Он молниеносно уклонился в сторону, а в руке уже сам собою появился клинок.

Звонко встретилась закаленная сталь, и Йолаф оказался лицом к лицу с черноволосым эльфом в хорошо знакомом ему лихолесском камзоле. Противники замерли на секунду, и эльф ухмыльнулся:

- Вот морготова плешь… Я шел вас выручать, друг мой, а вы оказывается и сами уже о себе позаботились. Я Сарн, временный комендант Тон-Гарта.

Йолаф опустил меч, тоже криво усмехаясь:

- Вы меня до смерти напугали своим появлением, Сарн. Рад с вами познакомиться.

Крепко пожимая руку ренегата, лихолесец поглядел на часового.

- Жив, я полагаю? Его скоро сменят, и это нам не на пользу.

- Что вы предлагаете? – осведомился Йолаф, а эльф невозмутимо спрятал в ножны меч и начал развязывать шнуры камзола.

- Сейчас нам нужно только время. Чем позже вас хватятся и вышлют погоню – тем лучше. А посему раздевайтесь. Я специально принес вам сухой плащ. В моем камзоле и плаще на вас не обратят внимания, а я пока что вас здесь подменю, чтоб новый часовой не поднял тревогу.

- Он и не успеет, – мрачно заметил Йолаф, – тревогу поднимет этот мальчишка, которого я огрел о решетку.

- О нет, – усмехнулся Сарн, – я знаю этого паренька. Это Ольсен, у него четверо старших братьев и он страшно боится показаться несмышленышем. Он никогда не сознается, что его так просто обвел вокруг пальца арестант, тем более если он так и не сбежал.

Рыцарь, натягивая лихолесский камзол, с сомнением поглядел на часового:

- Вы уверены, что сумеете выдать себя за меня?

- Доверьтесь мне, – отрезал Сарн, – вот, возьмите.

С этими словами он протянул Йолафу кожаный чехол со свитком:

- Ваша невеста ждет вас. Ничего не спрашивайте, я знаю, о чем говорю. Она не одна, ее оберегают. Спешите, друг мой. Удачи вам.

- Спасибо, Сарн, – искренне проговорил рыцарь, снова пожимая узкую ладонь. Потом на миг замешкался и расстегнул серебряный браслет на запястье:

- Мне неловко перед ним, – пояснил он, опуская украшение в одну из связанных за спиной рук часового…

…По щеке хлопнула бесцеремонная перчатка, и Ольсен открыл глаза, ошалело глядя на склонившегося над ним сменного караульного. Мучительно болела голова, ныли плечи, а в памяти, мутной, словно перестоявшее вино, барахталось какое-то неприятное происшествие… Неприятное настолько, что Ольсен мучительно стиснул зубы, зная, что сейчас непременно вспомнит, и ему станет еще хуже. Но сменщик недоуменно рассматривал его лицо:

- Ты чего, дуралей, белены объелся? – последовал невразумительный вопрос, в котором, однако, звучало неподдельное беспокойство, – ты чего мешком валяешься? Эвон фонарь на лбу – хоть в дозор с ним ходи.

При этих словах застилавшая мысли пелена рассеялась, и Ольсен вспомнил, как глупо и опасно нагнулся прямо к руке осужденного. В желудке ощетинился ледяной ёж, и юноша взвился на ноги:

- Арестант!!! Арестант бежал!!!

Глаза сменщика окончательно округлились:

- Ты, ей-Эру, болен, парень! Да вот же он, спит себе, куда ему деваться-то? Ишь ты, крепок, каналья. Другой бы молился, буянил, да и плачут некоторые. А он как на родной перине почивает.

Совершенно сбитый с толку, Ольсен рванулся к камере и увидел узника, мирно спящего на соломе лицом к стене. Темно-синий камзол успел малость подсохнуть, спутанные черные волосы в беспорядке разметались по скудной подстилке. Юноша перевел дух, все еще не веря своей странной удаче. Потянулся потереть лоб и вдруг ощутил, что в кулаке что-то сжато. Обожженный нелепой догадкой, он повернулся к сменщику спиной и разжал кулак: на ладони лежал тонкий браслет бесподобной работы.

- Вот балрог… А вина-то я бедняге так и не принес … – виновато пробормотал Ольсен, пряча украшение в карман.

- Будет тебе под нос бубнить-то, чудак человек, – проворчал сменщик, устраиваясь на скамье и развязывая тряпицу с какой-то снедью, – ступай себе, проспись. А то уж вон, чего мерещится, Эру упаси…

Все еще размышляя о странном происшествии в карауле, Ольсен зашагал вверх по лестнице. Конечно, придет время, и юноша, набравшись опыта, станет искушенней и внимательней к мелочам. Но он все еще был молод и наивен, а потому не заметил, что на ногах узника черные ботфорты таинственным образом сменились на высокие серые сапоги…

Эльфийский плащ поразил Йолафа уже тем, что, туго свернутый и спрятанный под камзол, он не успел промокнуть в стремнине. Выбравшись из-под скальной громады в хмурые объятия вечернего леса, беглец задрапировался в неприметно-серое шерстяное эльфийское одеяние и свистнул Подкупу. Варг немедленно материализовался из марева лиловатых теней, и вскоре одинокий всадник уже мчался сквозь быстро сгущающиеся сумерки к оставленному рыцарями убежищу.

Рыцарь гнал зверя, не щадя. Он пытался помнить об осторожности, но душа перекипела тревогой, уже нечувствительная к любым опасениям. Варг огромными скачками перелетал через овраги, петлял в темном подлеске, нырял под причудливые нагромождения бурелома, в полумраке похожие на развалины неладно выстроенных хижин. Снег был грязен, а местами вовсе вытоптан до земли прошедшим орочьим войском. Но еще через несколько лиг Йолаф уклонился вглубь леса, оставив далеко позади все следы. Здесь можно было остановиться и развести костер, чтоб, наконец, обсушить промокшую одежду. Похоже, Валар действительно наскучило измышлять ренегату новые козни, поскольку, подъезжая к штабу, рыцарь заметил в уже почти совсем темном покрове снежных облаков лоскут чистого неба, размером всего с рукав рубашки.

Убежище привычно встретило его глухой тишиной и тьмой, словно ничего не изменилось, и он просто вернулся из очередного дозора. Чернильная мгла входного грота, едва угадывающиеся под потолком округлые силуэты подвешенных бурдюков с зачарованной водой. Это была его первая предосторожность после вселения в неуютное подземное жилище. Несколько стрел, наугад пущенных под потолок, делали вход в штаб смертельной западней для орков.

Из-за уступа стены вынырнула бесформенная фигура закутанного в плащ часового, все так же добросовестно охранявшего убежище мятежников:

- Эй, какого Моргота… Йолаф! Живой! – караульный бросился к командиру и с внезапной фамильярностью схватил за плечи.

- Здорово, Сэм, – сердечно отозвался Йолаф, но рыцарь сразу уловил в голосе главаря напряженно-нетерпеливую ноту и встрепенулся:

- Неладно что-то, командир?

- В городе все обошлось, брат, не тревожься. Следующим отрядом отправишься домой, мать повидаешь. После подробности расскажу, а пока не серчай, я очень спешу, – Йолаф хлопнул караульного по плечу и быстрым шагом растворился во тьме лабиринта.

Часовой понимающе поглядел командиру вслед, с заметным облегчением завернулся в плащ и вернулся на свой пост: оставленные в штабе караульные провели весьма беспокойные сутки, ожидая вестей из столицы.

Йолаф же почти бегом несся по коридорам, на ходу сорвав со стены первый попавшийся факел. Он никогда еще не оставлял Эрсилию одну так надолго. Все эти дни он заставлял себя помнить, что она под защитой, а его соратники никогда не позволят себе недоглядеть за подопечной командира. Он должен был думать только так, иначе разум заполнялся клубящимися облаками ужаса и бессильной злобы, лишая рыцаря хладнокровия и ясности ума, а это был кратчайший путь к бессмысленной гибели. Но сейчас, когда Эрсилию от него отделяли лишь несколько фарлонгов темного лабиринта, Йолаф вдруг ощутил, как все тревоги и опасения, что он долго загонял в потаенные углы души, сейчас вдруг вырвались на свободу; как пальцы леденеют на древке факела, а сердце готово разорвать грудь.