Коронованный наемник (СИ) - "Serpent" - Страница 102

- Катитесь к Мандосу, лживый мерзавец, – прошелестел в ответ рыцарь, и Сармагат ощутил укол гнева:

- Не смейте называть меня лгуном, мальчишка.

- Кто же вы? – в хрипе Йолафа отчетливо прозвучала издевка, – вы поклялись мне не развязывать войны.

- Вы тоже кое в чем клялись! – рявкнул Сармагат, но тут же вновь вернулся к прежнему тону, негромко и отчетливо впечатывая каждое слово в затихающий гул эха, – я никогда не нарушаю клятв. Запомните это, Йолаф. Я не грабил и не жег деревень, не убивал мирных жителей. Завтра армия сойдется с армией в одной единственной решающей битве. Это не война орков с Ирин-Тауром. Это битва за справедливость, это воздаяние за предательство. Не делайте скептических гримас, вы ни балрога не знаете о том, что значит долгие годы жить, дыша одной лишь местью. Да это и не ваше дело. Ваша забота сейчас одна – не подохнуть до конца битвы. Или Эрсилия обречена. Подумайте лучше об этом, а не о моих нравственных несовершенствах.

Сармагат снова оглушительно ударил в решетку перчаткой с металлическими пластинами на пальцах, словно ставя точку, развернулся и пошел прочь.

Поднявшись из казематов наверх, вождь столкнулся с Таргисом, уже облаченным в кирасу. Принимая из рук вассала шлем, украшенный причудливым двойным гребнем, орк хмуро посмотрел Таргису в глаза:

- У Йолафа горячка, – сухо отсек он, – раны воспалились, несмотря на лекарство.

Несколько мгновений он молчал, постукивая пальцами по шлему, а потом нехотя и досадливо добавил:

- Вели перевести мерзавца из подземелья в крысоловку посуше. Он парень крепкий, может и выдюжит. Мы выступаем через полчаса.

… Не опуская забрала, вождь вышел из узкой расселины, отмечавшей вход в его укрытие. Морозный воздух был тих и прозрачен, небосвод застилали непроницаемые облака, казавшиеся гладкими и серыми, словно спинки диких гусей. Секунду постояв у входа, орк блаженно вдохнул полной грудью и резко вскинул кулак, издав яростный рык. Словно по волшебству молчаливые скалы ожили, отозвавшись взрывом воя и рычащих кличей, и из-за пиков, отрогов и нагроможденных булыжников исторглись несметные полчища орков, пеших и верховых, облаченных в кирасы и латы, меховые полукамзолы с металлическими пластинами и другие трудно вообразимые одеяния. Ревущая река хищников и чудовищ нескончаемым потоком извергалась откуда-то из недр леса и скал, тут же выстраиваясь ровными когортами, щетинящимися арбалетами и глевиями, блистающими булатной сталью, а за ними неслись все новые бойцы. Не прошло и получаса, как перед Сармагатом замерли безупречные шеренги, лишь стяги мерно и лениво колыхали тяжелыми складками.

Секунду вождь молча оглядывал свое войско, и в глубоко сидящих глазах теплилась странная смесь чувств. Тут были и гордость, и воодушевление, и невесть откуда взявшаяся потаенная, щемящая боль. В наступившей тишине Сармагат вновь вскинул руку:

- За мной, отважные сыновья Мелькора! К победе, что прогремит в веках! В память Первых Преданных. Во славу грядущих Мстящих.

Последние слова прозвучали негромко, но были услышаны. Орки единым движением отсалютовали вождю, Сармагат вскочил верхом на огромного темно-серого варга с серебристой полосой меха вдоль хребта, и первая шеренга двинулась за своим предводителем к широкой дороге, ведущей на Тон-Гарт.

====== Глава 31. Реалист ======

Последний ремень обвил кольцо двойной петлей, и кольчуга с привычной ласковой надежностью охватила торс. Пристегнув к поясу ножны, Сарн натянул перчатки и вышел из своих покоев. Два дня. Сегодня истекает второй. Стало быть, орков надобно поджидать уже на закате. Они почти всегда нападают ночью, а орки остаются орками, какие бы странности и нелепицы не творились в этом месте.

Спускаясь по крутой винтовой лестнице в караулку, эльф услышал удар колокола. Сейчас сменятся дневные часовые.

С утра шел мелкий сухой снег, и город за узкими оконцами башни казался засыпанным слоем тускло поблескивавшей соли. На площадке в полосе рассеянного света маячила одинокая фигура.

- Княжна, мое почтение, – негромко проговорил комендант, приближаясь, и Камрин обернулась. Прошедшая ночь тяжело далась самозваной хозяйке замка Тон-Гарт, но в ней трудно было узнать девицу, что вчера нервно комкала перчатки, путаясь в своих нелегких признаниях. Облаченная в мужской камзол и сапоги, с убранными в тугую косу кудрями, Камрин излучала энергию и уверенность. Только тени вокруг запавших глаз да плотно сжатые губы со следами прикусов выдавали, каких усилий стоило княжне самообладание.

- Все готово, Сарн, – невыразительно отозвалась она, запахивая плащ, – всех, кого следовало, укрыли в пещерах. Лазареты обустроены. Остается лишь ждать.

Комендант остановился на площадке, машинально прислушиваясь к возгласам караульных и мерной поступи чеканных шагов. Беглым жестом сжал хрупкое плечо Камрин:

- Держитесь, княжна. Сейчас самые черные часы, поверьте мне. Перед боем всегда страшно. Как только вы заслышите первые кличи, как только полетят снаряды – страх отступит. Вы удивитесь, но подчас будет даже весело. Это как вино, что ударяет в голову, выметая оттуда все лишнее.

Камрин не ответила. Она молчала, хмурясь и едва заметно подрагивая от холода, а затем вдруг подняла на Сарна глаза:

- Не трудитесь меня ободрить. Я не буду участвовать в битве, комендант.

Брови Сарна дрогнули:

- Отрадно слышать. Ваш наряд говорит о другом, и я уже было начал размышлять, стоит ли вас отговаривать.

Камрин шагнула к нему, словно бессознательно ища защиты:

- Вы очередной раз правы, я всю ночь готовилась к бою. Можете мне поверить, я неплохо стреляю. Брат научил. А какой-то час назад поняла, что на рубежах обороны без меня обойдутся, а в другом месте – нет. Сегодня утром я размещала людей в пещерах. Я вышла оттуда совершенно больной и долго не могла понять, отчего мне так гадко, хотя я сделала то, что было необходимо. Страх, Сарн. Всем им – детям, женщинам, старикам – всем им страшно. И им будет страшнее всех, хотя до них и не долетят снаряды, и стрелы им не грозят. Там, наверху, будет бой. Будут сыпаться камни и бревна, будет пахнуть кровью, будет шумно и азартно – где уж тут бояться? А они будут сидеть в полутьме под землей, слышать отдаленные удары снарядов о землю, вздрагивать, молиться и плакать. Что еще им остается в этом бездействии и неведении? А когда в тоннелях послышатся шаги – сразу ли все поймут, что это не орки пришли добивать их, безоружных, беззащитных? Вы не были там, комендант. Вы не видели, как малыши одной рукой цепляются за материнскую юбку, другой прижимают к себе игрушки и спрашивают, почему им нельзя домой. Вы не видели, как женщины душат в объятиях младших детей, потому что старшие сегодня встанут на крепостные стены, и эти объятия – единственное, что сближает сейчас с ними матерей, и они слепо и отчаянно надеются, что смогут уберечь их силой этих объятий. Да что я плету… Все вы видели…

Княжна отвернулась, сдерживая волнение, плечи ее дрожали сильнее. Потом снова взглянула на эльфа, и глаза ее были сухи:

- Когда я уходила, мне казалось, что я отважная и сильная. Ведь я шла, чтоб тоже встать под знамена Ирин-Таура. А на деле я просто бросила всех этих людей. Потому что боюсь сидеть во тьме, думая о том, что происходит наверху. Так все и есть. Самые черные часы – это часы страха. И я должна не стоять на крепостной стене с луком в руках. Есть другие, могущие сделать это лучше. Я должна быть с ними, там, в этой темноте. Я должна разделить с ними страх. Быть может, я сумею помочь им совладать с ним.

Сарн кивнул:

- Это и правда, не сахар. Но людям ваше присутствие придаст уверенности. Простите, княжна, мне время принимать доклады.

Он знал, что сказал это сухо, словно отмахнулся от малозначащего вздора, и на миг ему стало неловко. Однако княжна лишь кивнула:

- Я слишком много болтаю. Простите, это просто женская нервозность. Идите, у вас полно забот.

Эльф коротко поклонился, выражая признательность, и устремился вниз по лестнице. Нет, он нисколько не сомневался, что отчаянная сестра смутьяна Йолафа управляется с луком не хуже, чем с гребнем для волос. Но ему важно было знать, что Камрин не будет той ночью на оборонном рубеже. Он не хотел отдавать ей распоряжений, подспудно ощущая, что самообладание ее хрупко, и помня, что доверять ей можно лишь отчасти. А потому в Бервировых пещерах, под прицелом сотен глаз, ей будет проще помнить о своей маске и сопряженном с нею долге.