Александр Александрович Любищев (1890—1972) - Мейен Сергей Викторович - Страница 7

Плановой работой отца в ВИЗР было определение экономического значения вредителей — злаковых мух, т. е. продолжение работы, начатой им в Самаре. Применяя методы математической статистики, отец рьяно взялся за дело и "постарался выяснить истинное значение ряда вредных насекомых, не считаясь с общепринятыми представлениями о степени их вредоносности". В результате своих работ он пришел к выводу, что "экономическое значение вредителей, как правило, значительно преувеличивается" [2*]. На основании многочисленных поездок по сельскохозяйственным районам страны и математической обработки полевых материалов отец показал, что сильное или хотя бы заметное повреждение зерновых злаков насекомыми представляется скорее исключением, чем правилом [15] (см. также гл. 5).

За время работы в ВИЗР отец часто ездил на опытные станции для проверки их деятельности и для консультаций: за 1935 г. он объездил Белоруссию, Крым, Нижнее Поволжье, Закавказье и Узбекистан и близко познакомился с опытными и производственными учреждениями. В последние годы работы в ВИЗР отец по предложению Н. Н. Богданова-Катькова читал курс лекций по экономике сельскохозяйственных вредителей в Сельскохозяйственном институте и в Ленинградском институте по борьбе с вредителями. Первые лекции показались студентам слишком трудными, так как были построены на использовании математической статистики. Однако, отчасти после вмешательства Богданова-Катькова, отчасти потому, что студенты постепенно вникли в теорию, отец расстался с ними в наилучших отношениях. Ленинградскому периоду работы отца посвящен большой раздел его воспоминаний, где рассказывается о возникавших тогда проблемах и дискуссиях по ним.

К тридцатым годам относится знакомство отца с американским ученым Честером Блиссом, приглашенным в СССР в качестве специалиста. Отец, владевший английским языком, должен был встречать его на аэродроме. С того самого дня возникла и крепла их дружба, сохранившаяся до смерти моего отца. Блисс проработал в ВИЗР около трех лет. Он не сумел выучиться русскому языку, хотя был искренне расположен к нашей стране и к ее народу. Они с отцом оказались очень близки по научным интересам и направлениям исследований — математизации биологии.

К тому же времени относится и активное участие отца в дискуссиях с известными американскими генетиками Мёллером и Бриджесом, долгое время жившими в СССР по приглашению нашей Академии наук. Выступая на этих дискуссиях, отец развивал свои представления о соотношениях между генами и признаками, высказанные им ранее в работе 1925 г. [10], сильно расходившиеся с тогдашними мнениями упомянутых американских генетиков по этим вопросам.

После того как директором ВИЗР стал И. А. Зеленухин (бывший директор ОБВ), в положении отца наступил самый острый период. Уже с 1936 г. он начал думать об уходе из ВИЗР. Причиной тому было недовольство плохим планированием научной работы, частой сменой тематики, не позволявшей как следует углубиться в решение научных и производственных вопросов. Особенно чувствителен отец был к сопротивлению, оказываемому Зеленухиным внедрению математических методов в научные исследования института. На организованном Зеленухиным в 1937 г. заседании Ученого совета ВИЗР при обсуждении научных работ отца было выдвинуто обвинение в намеренном преуменьшении им экономического значения вредителей. Это было очень серьезное обвинение — по всей стране велись кампании по борьбе с вредительством в сельском хозяйстве и в промышленности. Ученый совет решил ходатайствовать перед ВАК о лишении отца докторской степени, а Зеленухин уволил его "за невыполнение плана работ". Однако еще до этого И. И. Шмальгаузен пригласил отца на должность заведующего Отделом экологии Института зоологии украинской Академии наук и к тому времени отец уже был зачислен на работу в Киеве. Безработица ему не угрожала, но, как написано им в дневнике того времени, чувствовал он себя неважно.

Надо сказать, что ВАК подтвердил свое прежнее решение о присуждении отцу докторской степени. Многие из знавших его считают, что именно тогда наиболее ярко проявились его особенности ученого и человека — стойкость в убеждениях, сила воли и антипатия к компромиссам. Позиция отца в оценке значения вредителей злаковых растений была подтверждена в послевоенных работах крупных специалистов биологов (см. гл. 5).

Драматичность положения отца в то время усугубилась внезапной болезнью старшего сына, у которого в 1936 г. открылся острый туберкулез с кавернами в обоих легких. Сыну было тогда 19 лет. С деньгами было очень туго, на лечение потребовались большие средства (дед, который до 1931 г. много помогал нашей семье, к этому времени уже не работал). На помощь отцу пришли друзья, чем он был глубоко тронут. А. Г. Гурвич, Я. И. Френкель, В. Н. Беклемишев и другие одолжили отцу на неопределенный срок крупные суммы, отцу удалось отправить сына на длительное лечение на курорт; крсГме того, врачи вообще настаивали на перемене климата для него. Поэтому приглашение занять руководящую научную должность на Украине оказалось чрезвычайно кстати. В 1938 г. отец и мать вместе с внуком (моим двухлетним сыном) переехали в Киев. Брат мой сначала лечился на юге, а в 1939 г. приехал в Киев. Процесс в легких был приостановлен, брат продолжал учение в Киевском Политехническом институте.

Жизнь и работа отца в Киеве складывались удачно. Атмосфера на работе была благоприятной, он встретил поддержку и дружеское внимание коллег и сотрудников. Семья жила в хорошей квартире на Малой Подвальной улице, в центре города. В Институте биологии Академии наук УССР отец совмещал теоретические исследования с работой в Отделе защиты растений Украинского института плодоводства. Если не считать постоянной тревоги за сына, все шло благополучно.

Война заставила отца с семьей эвакуироваться из Киева. События развивались с ужасающей быстротой. Отец проводил своего старшего сына на завод в Харьков (за несколько дней да начала войны он защитил дипломный проект). Из Харькова завод вскоре спешно эвакуировался в Сталинград, где в ходе грозных и трагических событий брат мой оказался в смертельной опасности: у него снова стал прогрессировать процесс в легких, охвативший затем весь организм; брат до того ослабел, что не мог даже ходить. Однако все это стало известно отцу значительно позже. Когда началась эвакуация Академии наук и за ней других научных учреждений Киева, отец решил, что ему следует подождать, — он не верил, что немцы смогут пройти так далеко... Он переехал с женой и внуком (брат был уже в Харькове) на левый берег Днепра и поселился там в колхозе, стал работать и получил справку о выполнении норм, чем чрезвычайно гордился. Однако вскоре наступила пора страшных бед, им пришлось буквально бежать, когда немцы в июле 1941 г. неожиданно подступили к Киеву. Ехали они самостоятельно, сначала на пароходе по Днепру; пароход подвергся воздушному налету, капитан и несколько человек из команды были убиты, судно потерпело аварию. Дальнейший путь на восток с маленьким ребенком был страшно тяжелым. Только в августе 1941 г. они добрались до Пржевальска, где, как отец случайно узнал в пути, требовались профессора и преподаватели в Педагогический институт. Там он получил должность заведующего кафедрой зоологии. Условия жизни и быта были трудными, как почти всюду во время войны. В Пединституте отец читал курсы анатомии человека, гистологии, физиологии человека, дарвинизма и зоогеографии. Все это он мог делать, по мнению сотрудников и коллег, только в силу широкого образования и уменья быстро осваивать новые области науки. Сохранились конспекты его лекций — десятки мелко исписанных толстых тетрадей, иногда сшитых из листков бумаги различного происхождения, с отличными рисунками. Рисовал он с ювелирной точностью.

В Пржевальске в июле 1942 г. отец получил из Сталинграда известие, что сын его смертельно болен и находится в опасности, что он очень ослабел и помочь ему в Сталинграде никто не может. И отец тронулся в путь за сыном. Наверно, этот путь был еще тяжелее, чем путь эвакуации, но папа все преодолел и вывез из Сталинграда, почти на руках, своего умирающего двадцатипятилетнего сына. Как он смог это сделать — я до сих пор не могу понять и представить: он сам был сильно изнурен, ослаблен недоеданием, денег у него не было. Ожидание катастрофы — смерти сына — приводило его в отчаяние. Однажды он уже пережил подобное состояние перед войной. Брат умер в Пржевальске 23 августа 1942 г., прожив там всего несколько дней. Отец чрезвычайно тяжело перенес его болезнь и смерть. Это было самым тяжелым горем, самым большим испытанием в его жизни. К постигшей его утрате присоединились неустроенность в бытовом отношении и острая нужда в средствах на жизнь. Он стал совершенно больным от истощения и горя. Я все это время была в Ленинграде, пережила блокаду, работала на военном заводе. Сведений об отце и матери я не имела очень долго, но постепенно узнала все, что им пришлось вынести. Второй мой брат окончил в 1941 г. Военно-медицинскую академию и с первых дней войны был на фронте. Связь между ним, мной и родителями была скудной и редкой.